Александр Костин - ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ?
Такие же безнадежные попытки остановить процесс распада Советского Союза тоже были сделаны. Группа народных депутатов СССР, «озабоченная сложившейся ситуацией», выступила с инициативой созыва съезда для принятия решения «по восстановлению конституционного порядка на всей территории СССР». А. Лукьянов писал о том, что через два дня после Беловежского заявления депутат В. Самарин принес в кабинет Горбачева подписанные почти пятьюстами народными депутатами заявление о немедленном созыве чрезвычайного Съезда народных депутатов СССР. Горбачев не прореагировал[535].
Не лишне провести и такую историческую параллель. Ради сохранения единства страны Авраам Линкольн пошел на самую кровопролитную из всех войн, в которых принимали участие американцы, — Гражданскую войну Севера и Юга 1861 — 1865 годов. Именно за это он и считается одним из самых великих президентов США, хотя сам и послужил поводом для отделения южных штатов. Те ведь тоже хотели независимости, но янки указали своим южным соседям, что штаты (по-английски — государства) не могут быть самостоятельны, если Вашингтон — против. Вот она, логика великой политики: когда нужно, черное называется белым, а когда нужно другое, то наоборот. Впрочем, о какой параллели может идти речь, если президент СССР совсем не походил на знаменитого американца. Как уже выше упоминалось, он больше смахивал на известного российского премьер-министра. Хотя и тут различия налицо. Керенский хоть попытался реально сопротивляться большевикам, обратившись к армии. И даже получил хотя и жалкую, но поддержку. Новый Керенский даже и этого не сделал.
Впрочем, имеется весьма любопытная информация. 13 декабря 1991 года газета «Правда» сообщила: «Повышенный интерес к армии вдруг проявили наши президенты М. С. Горбачев и Б. Н. Ельцин. Во вторник Горбачев побывал и выступил с 50-минутной речью в Министерстве обороны на совещании руководящего состава Вооруженных сил. Как утверждают военные, это второе участие президента в подобном мероприятии. Первое состоялось летом 1985 года после учений в Белоруссии.
Президент вкратце охарактеризовал свое видение положения в стране, подчеркнув, что сейчас наступил трудный период, поскольку реформы идут нервно, иные политики ведут сепаратистский, дестабилизирующий курс. Михаил Сергеевич призвал сохранить Союз, взять то положительное, что есть в белорусском соглашении, обсудить и прийти к правовому решению.
Его монолог с военными не перерос в диалог, беседу, хотя вопросов у присутствующих было немало. Видимо, у президента сейчас острый дефицит времени.
Утром следующего дня с военными встретился и Б. Н. Ельцин. Он сам попросил считать встречу просто беседой по актуальным вопросам, которые волнуют армию. Ельцин изложил свою точку зрения на трехстороннее соглашение, принятое в Беловежской Пуще. Но главный упор сделал на социальной защите военнослужащих и их семей, подтвердив, что вопрос о повышении денежного содержания решен.
Как видим, оба президента ищут поддержки людей в погонах».
Видеть-то видим. Но зачем это они наперебой кинулись в Министерство обороны? Это вопрос первый. А вопрос второй состоит в том, что просто так упор на повышении денежного содержания не делают. Обычно так начинают, когда рассчитывают на армейскую поддержку. Однако фактов, чтобы делать выводы, явно маловато. Что хотел Горбачев от военных и почему к ним же кинулся Ельцин? «Армия не могла понять, в какую сторону поворачивать голову при равнении: с промежутком в одни сутки перед ее высшим командным составом выступили порознь оба президента»[536]. Об этом же писал и С. Шахрай:
«Узнав о случившемся, Горбачев сразу обратился к армии. Вплоть до своей отставки 25 декабря 1991 г. он обзванивал командующих округами, просил поддержки у маршала Евгения Шапошникова. Но военные его проигнорировали»[537].
Да и хотел ли Горбачев, чтобы военные вступились за сохранение СССР? Тем более, что шок от содеянного в Беловежье уже миновал. Да и был ли шок у Президента даже на второй день после подписания Беловежского соглашения? Вот фрагмент телефонного разговора между Горбачевым и Л. Кравчуном, сидевшим на даче в Кончу-Заспу в окружении вооруженных до зубов спецназовцев. После того как Кравчук решительно отказался ехать в Москву на «разбор полетов», он продолжал чуть ли не упрашивать его: «В общем, так, — сказал официальным тоном, — я прошу срочно прибыть в Москву. Как член Совета Федерации вы обязаны прибыть в Москву. Здесь находится Назарбаев, здесь Ельцин, и вы с Шушкевичем также должны быть здесь. Вот мы соберемся впятером и еще раз обсудим этот вопрос. Это не рядовое дело. Вы ж посмотрите — мир содрогнулся…»
Я не стал увиливать от прямого ответа: «Михаил Сергеевич, я в Москву не поеду. К уже сказанному добавить мне нечего. Я поставил под документом свою подпись и дезавуировать ее не собираюсь, что бы вы мне ни говорили, как бы ни вынуждали. Дело сделано…»[538].
Дело сделано. Нужно было срочно оповестить об этом весь мир. Е. Гайдар: «…Подписав документ, В. Ельцин в присутствии Л. Кравчука и С. Шушкевича позвонил Е Шапошникову, сказал о принятом решении, сообщил, что президенты договорились о его назначении главнокомандующим объединенных вооруженных сил Содружества. Потом последовал звонок Дж. Бушу, тот выслушал, принял информацию к сведению. Наконец звонок М. Горбачеву и тяжелый разговор с ним…»[539] На вопрос, почему сначала сообщили президенту США, он ответил:
«Речь шла о юридическом роспуске ядерной сверхдержавы, которая много лет рассматривалась в качестве главного потенциального военного противника США, а мы, в свою очередь, рассматривали их как главного военного противника. Отношения между этими двумя государствами определяли вообще — будет ли существовать мир или нет. Поэтому, подписывая соглашение, Ельцин и другие руководители, по существу, брали на себя ответственность за сохранение ядерной безопасности. Совершенно естественно, что первый звонок был тому человеку» который в высшей степени заинтересован, чтобы у нас ситуация была безопасной, а мы были заинтересованы в спокойной реакции этой стороны»[540]. Г. Э. Бурбулис «…Сначала позвонили Шапошникову, потом Бушу, потом Горбачеву. Смысл слов Буша был таков: произошло то, чего давно ожидало мировое сообщество…»[541]
Как проходил разговор с Дж. Бушем лучше всего узнать из его собственных воспоминаний:
«8 декабря Ельцин позвонил мне, чтобы рассказать о своей встрече с Кравчуком и Президентом Беларуси Станиславом Шушкевичем. На самом деле он все еще находился с ними в охотничьем домике неподалеку от Бреста. «Сегодня в жизни нашей страны произошло очень важное событие, и я хочу рассказать вам о нем лично, прежде чем вы узнаете о нем из газет», — сказал он напыщенно. По его словам, эта встреча продолжалась уже два дня, и они пришли к выводу, что «существующая система и Союзный договор, который все заставляют нас подписать, нас не устраивают. Именно поэтому мы собрались вместе и буквально несколько минут назад подписали совместное соглашение».
Было похоже, что Ельцин читал по бумаге заранее заготовленное заявление… «Это соглашение, — продекламировал он, — состоящее из шестнадцати статей, по сути, создает содружество или группу независимых государств». Короче, он только что сказал мне, что они с Президентами Украины и Беларуси решили распустить Советский Союз.
Когда он закончил читать подготовленный текст, его тон изменился. Он пояснил, что это соглашение содержит статью, которая открывает содружество для всех бывших республик. Этот документ был уже подписан тремя присутствовавшими руководителями республик. Он только что закончил разговор с Президентом Казахстана Назарбаевым, который полностью поддержал их действия и намеревался сам подписать соглашение как можно скорее.
…Я не хотел преждевременно выражать нашу поддержку или неодобрение, поэтому просто сказал: «Понятно».
…«Господин Президент, — добавил он, — должен сказать вам доверительно, что Президент Горбачев пока об этом не знает. Он знал, что мы собирались встретиться, я сам ему сказал об этой встрече. Разумеется, мы немедленно направим ему текст нашего соглашения, так как ему, несомненно, придется принимать решение на своем уровне. Господин Президент, сегодня я был с вами очень, очень откровенен. Мы, четыре государства, чувствуем, что это — единственный выход из критической ситуации. Мы не хотим ничего делать скрытно — мы прямо сейчас сделаем заявление для печати. Мы надеемся на ваше понимание».
«Дорогой Джордж, — сказал он. — Я закончил. Это исключительно, чрезвычайно важно. По сложившейся между нами традиции, я сразу позвонил тебе, не прошло и десяти минут». Я пообещал сразу же прочитать соглашение, как только он пошлет мне текст, и быстро отреагировать. Я ощущал некоторый дискомфорт. «Мы будем работать с вами и с другими по мере развития событий, — сказал я. — Разумеется, мы надеемся, что все эти преобразования пойдут мирным путем». Обойдя вопрос поддержки со стороны Америки действий Ельцина, я добавил, что, по нашему мнению, во всем этом должны разобраться прежде всего сами участники, а не сторонние силы вроде Соединенных Штатов»[542].
