Неизвестен Автор - Сборник Наше отечество - Опыт политической истории (Часть 2)
Новая редакция приписывала советскому обществу те вожделенные качества социализма, которые стали уже будто бы реальностью. В их числе, к примеру, и такое: " -- сложился основанный на социальной справедливости, коллективизме и товарищеской взаимопомощи социалистический образ жизни, дающий человеку труда уверенность в будущем, духовно и нравственно возвышающий его как творца новых общественных отношений, собственной судьбы". Рядовой советский человек, член КПСС в том числе, весьма смутно представлял себе, как он участвует в созидании новых общественных отношений и в чем, собственно говоря, их новизна. Разве что идеологическим послушанием. Человек, строго соблюдавший установленные системой "правила игры", действительно был уверен в своем достаточно скромном будущем. "Разумное" потребление, низкий уровень доходов "человека труда" входили в правила распределительной системы.
Как выяснилось вскоре, не все установившиеся в обществе порядки находились в ладах с требованиями справедливости. Именно, начиная с 1986 г., постепенно в фокусе общественного внимания оказывается проблема привилегий. Строго говоря, те или иные привилегии получали
практически все социальные слои и группы. Но все они, как правило, были связаны с трудом, его условиями и никогда не достигали того объема "услуг", которыми пользовались люди, оказавшиеся на вершине управленческой пирамиды. Партийно-государственная бюрократия пользовалась сетью специальных магазинов, поликлиник, больниц, ателье, распределителей, санаториев, государственных дач. Льготные тарифы на различные услуги, доплаты, дотации на питание в столовых. Все это дозировалось в соответствии с должностным статусом. По мере того, как эта "практика" становилась достоянием гласности, в обществе нарастало возмущение. Миллионы людей чувствовали себя одураченными и все большее число их требовало: "долой привилегии аппарата". Пожалуй, по отношению ни к одной другой проблеме планка единства, согласия в обществе не поднималась так высоко за все годы перестройки.
Довольно быстро обнаружилась несостоятельность и других мифов о замечательных завоеваниях социализма и его неоспоримых социально-экономических, политических, идейных и моральных преимуществах. И в спор с декларациями новой редакции Программы вступили реалии жизни, как только чуть-чуть ослабла идеологическая дисциплина и появилась возможность вещи и явления называть своими именами. Авторы новой редакции, а вслед за ними и съезд довольно ловко ушли от ответов не неприятные вопросы, связанные с доктринальными требованиями к социализму. Предполагалось, что уже на этой фазе, при социализме, объединившиеся производители не будут больше обмениваться товарами и не будут производить стоимости. Проблема отмирания товарного производства (как и задача догнать и перегнать США) просто замалчивается. Важнейший признак социалистического общества, его бесклассовый, социально однородный характер. А в этих условиях за ненужностью отмирает государство, его репрессивные институты. Для того, чтобы снять грех нерешенности этих проблем с реального социализма, прибегают к смелой теоретической "новации". В новой редакции утверждается, что сам коммунизм будет иметь будто бы две фазы: низшую и высшую. Таким образом, в условиях "низшего" коммунизма могут успешно существовать классы, товарное производство, государство, общественное разделение труда, а в купе с ними и многочисленные "родимые пятна" капитализма. А перспектива реализации полного коммунизма относилась куда-то в глубь следующего тысячелетия.
Международные, внешнеполитические сюжеты в новой редакции также выстраивались на традиционной основе. Современный мир рассматривался как почти не изменяющаяся, застывшая трехмерная метаструктура: капитализм, социализм, развивающиеся страны. Единственным источником его развития выступала лишь непримиримая конфронтация (вместо борьбы речь шла о соревновании) двух общественных систем. Вместе с тем, ставилась и весьма социально привлекательная задача: добиться к 2000 году ликвидации ядерного оружия. А поскольку решить ее в одиночку СССР не мог, то эта программная установка легла в основу динамичной и прагматичной внешней политики М. С. Горбачева, быстро принесшей ощутимые результаты.
Во всем остальном новая редакция Программы КПСС строго была выдержана в духе социалистического менталитета. Самообман. Неадекватное видение действительности. Переоценка административно-командных методов. Абсолютная уверенность, что с помощью нового набора слов и лозунгов, лучшей организацией дела можно привести в действие мощные резервы человеческого фактора и совершить стремительный рывок к качественно новому состоянию общества. Словом, как в одной из миниатюр А. Райкина: "Думать надо, соображать! Тогда будет один большой порядок и один маленький перекур". С высоты прошедших лет можно критиковать и новую редакцию Программы, и итоги XXVII съезда в целом по многим параметрам. Но нельзя забывать, что тогда социалистический менталитет господствовал в обществе. Именно на нем базировалась обновленческая эйфория первых лет перестройки, которая, кажется, охватила тогда большинство людей, в том числе и критически мысливших интеллигентов. Уже в 1988 г. в издательстве "Прогресс" вышла книга (сборник статей) "Иного не дано", быстро получившая известность. В ней освещался широкий круг проблем, ставились и решались они остро, нетрадиционно. Среди авторов ведущие радикальные интеллектуалы. Так вот в основе своей эта книга охранительна по отношению к социализму и КПСС. Ее основной пафос -- очищение социализма от деформаций и искажений.
И тем не менее ее появление в определенных кругах КПСС вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Только два года спустя в условиях острой дискуссии и жесткого противостояния консервативных и демократических сил на XXVIII съезде КПСС многие идеи, положения, выводы
этой книги войдут в Программное заявление съезда. Уже само название этого документа "К гуманному, демократическому социализму" фактически означало, что общество, сложившееся в СССР, имеет мало общего с гуманизмом и демократией. Заявление фиксировало кризисное состояние советского общества и глубинные истоки его связывало с деформациями идей социализма в прошлом. Съезд наметил программу действий КПСС, включавшей как меры экстренного порядка, так и стратегические установки. Они включали, среди прочего, необходимость формирования и развития многообразных и равноправных форм собственности, в том числе и "трудовой частной собственности". Допускались свобода предпринимательства и индивидуальное хозяйство на земле. Предполагалось отделить функции государственного управления от непосредственной хозяйственной деятельности, осуществить демонополизацию производства, банковского и страхового дела. И многое другое.
Утверждалось, в частности, что "КПСС решительно отказывается от политического и идеологического монополизма... Динамика перемен диктует ускорение преобразования КПСС в подлинно политическую партию..." В отредактированной Программе роль партии трактовалась принципиально иначе: "В новых исторических условиях, когда перед страной встали ответственные задачи во внутреннем развитии и на международной арене, в жизни советского общества закономерно возрастает руководящая роль партии, предъявляются более высокие требования к уровню ее политической, организаторской и идеологической деятельности". Между этими двумя документами -- эпоха. Но лишь для КПСС как системы. И пока делегаты XXVIII съезда (и то далеко не все) прорывались через напластования социалистической ментальности к осознанию идей, звучавших и не услышанных, не востребованных два года тому назад, они не заметили, что авторы этих идей и их единомышленники, в лице сильно выросшего слоя радикально настроенной интеллигенции и некоторых групп рабочих, ушли уже далеко вперед. Этот, постоянно углублявшийся разрыв между аппаратной частью КПСС и обществом, постоянное запаздывание и неточная реакция политического руководства страны на процессы и явления, происходившие в обществе, своими корнями уходят в прошлое, тесно связаны с ментальностью. Но ощущаться это стало сколько-нибудь рельефно именно после XXVII съезда и, прежде всего, в связи с огромной тра
гедией для советских народов -- аварией на Чернобыльской АЭС.
XXVII съезд КПСС проходил в основном по хорошо апробированному сценарию. Правда, меньше было помпезности, больше критики и откровенности. Тональность разговора была задана докладом Генерального секретаря. Основной итоговый вывод съезда, закрепленный в новой редакции Программы, звучал так: "Это программа планомерного и всестороннего совершенствования социализма, дальнейшего продвижения советского общества к коммунизму на основе ускорения социально-экономического развития страны". Идеи ускорения развития и обновления социализма выступали как методологическая основа и такого документа съезда, как "Основные направления экономического и социального развития СССР на 1986--1990 годы и на период до 2000 года" и, естественно, 12-го пятилетнего плана. По мере того, как обнаруживалась недейственность этой методологии, непродуктивность принятых съездом решений и нарастание экономических трудностей, стали обнажаться разные подходы к решению назревших проблем, к поиску путей выхода из кризиса и в обществе, и в партии.
