Виктор Баныкин - Рассказы о Чапаеве
В лощине, защищённые от ветра, сидели три солдата в башлыках.
Командир оглянулся назад и знаками приказал товарищам ползти в обход.
На вражеский секрет напали внезапно.
Перепуганный солдат со связанными руками и кляпом во рту глупо смотрел на чапаевцев.
- А мы думали, не случилось ли что, - обрадованно улыбнулся один из бойцов, когда Кузнецов и сопровождавшие его Дубенков и Ягодкин возвратились на поляну. - Год будто прошёл, а вас всё нет.
Солдата посадили на свободную лошадь, привязали к седлу и тронулись в путь. Все были довольны, хотя и сильно озябли.
Вдруг Кузнецов остановил коня.
- Я саблю потерял, - сказал он дрогнувшим голосом. - Отстегнулась, должно.
- Потерял? - переспросил кто-то.
- Как же быть? Делать что, ребята?
Лошади переминались с ноги на ногу, чуть позванивая подковами о лёд. Порывом налетал недобрый ветер.
- Может, вернёмся? - неуверенно проговорил Васька Ягодкин.
Семён не ответил.
"Что делать?.. - И ему представилось: вот подходит Чапаев, внимательно оглядывает его и спрашивает: "А где у тебя сабля? Что-то не видно её, Семён?" - Что я тогда отвечу?.."
Подняв на дыбы коня, Кузнецов крикнул:
- Езжайте, догоню!
И пропал в темноте.
Несколько минут бойцы не трогались с места и, сдерживая лошадей, всё оглядывались назад.
Наконец Дубенков шагом пустил коня, и за ним тронулись остальные.
- А вдруг не вернётся, а? - поравнявшись с Дубенковым, промолвил Ягодкин.
- Чего зря гадать? - обозлённо прокричал Дубенков и отвернулся.
* * *
Наутро бригада заняла станицу Сломихинскую, отбросив белых за Чижинские озёра.
Мартовское солнце обогрело землю. С крыш падала звонкая капель, и воробьи бойко чирикали на кустах акаций.
Чапаев въезжал в станицу, окружённый командирами, бойцами. Радовались победе. В весеннем воздухе плыла песня.
К Чапаеву подъехал командир эскадрона Зайцев.
- Василий Иваныч, Семёна Кузнецова, взводного, убили, - глухо сказал он.
- Кузнецова? - переспросил Чапаев и остановил коня.
- В лесу нашли. Вниз лицом в крови лежал. А под ним сабля... Та, что ты ему подарил. Он там вон, в избе. - Зайцев указал на низенькую избёнку с заткнутым подушкой окном.
Чапаев свернул с дороги. За ним молча ехал Зайцев. Они слезли с коней и вошли в избу.
В переднем углу на столе лежал Кузнецов. Большие жилистые руки его были сложены на груди, ноги покрыты красным цветастым полушалком. А сбоку лежала сабля. Убранные в серебро ножны и эфес тускло блестели.
- Семён, поехал зачем? - Зайцев посмотрел покойнику в лицо и вздохнул.
- Осиновку брали, помнишь? - тихо сказал Василий Иванович, обращаясь к Зайцеву. - Кузнецов тогда с пятью бойцами обоз неприятеля захватил. Две с половиной сотни подвод. Храбрец! Подскакал я к нему и саблю...
Замолчал, опустил на грудь голову. Ступая на носки, точно боясь нарушить покой разведчика, подошёл к изголовью.
Лицо Кузнецова было страшно в своём окаменелом спокойствии с поблёскивающими из-под ресниц глазами - словно бы чуть косящими.
Чапаев долго не отрывал взгляда от его лица. Потом как-то деревянно нагнулся, поцеловал разведчика в лоб и направился к выходу.
- Товарищ Чапаев... Василий Иваныч, - окликнул Зайцев. - Саблю куда прикажешь девать?
- Саблю? - Чапаев оглянулся. У него нахмурились брови и задрожали тонкие губы. - Саблю, говоришь?.. Похоронить Кузнецова с почестями. Он жизни молодой не жалел в борьбе с врагами революции. И всегда как зеницу ока берёг своё оружие... Приказываю саблю положить вместе с разведчиком!
Не оглядываясь, Василий Иванович поспешно вышел на улицу.
В РАЗВЕДКУ
Уже с утра нещадно палило солнце, и казалось, что знойному июньскому дню совсем не будет конца. Но в полдень голубеющее небо вдруг заволокло огромной чёрной тучей, подул холодный ветер, и на землю ливнем обрушился мутный дождь.
И хотя минут через сорок туча ушла на восток и опять появилось солнце, всё же воздух посвежел и дышать стало легче.
От земли, от соломенных крыш изб и конюшен поднимался лёгкий пряный парок, а из соседней с Красным Яром рощицы тянуло запахом спеющей земляники.
Над рекой Белой серебрился туман.
Широкая, просторная площадь села, обычно безлюдная и тихая, была заполнена подводами, тачанками и снующими в разные стороны бойцами. Отсюда 25-я дивизия собиралась штурмовать Уфу - последнюю твердыню Колчака.
Обороне Уфы и Белой Колчак придавал огромное значение. Враг стянул сюда все свои силы. Правый берег реки был сильно укреплён колчаковцами.
Командующий армиями Южной группы Восточного фронта Михаил Васильевич Фрунзе отдал приказ о занятии Уфы. Для штурма реки Белой были созданы две ударные группы. В одну из них входила 25-я Чапаевская дивизия.
На площадь вышел Чапаев. Оглядевшись вокруг, он направился в сторону приземистой кирпичной церкви. Там должен был начаться митинг Пугачёвского полка.
Неделю назад погиб комиссар полка Волков. А случилось это так. Во время ожесточённого боя с белоказаками был тяжело ранен командир роты. Приняв на себя командование, Волков повёл чапаевцев в штыковую атаку. Врага смяли и выбили с выгодных позиций. В этом-то бою и погиб смелый комиссар.
Вместо Волкова в полк прислали молодого самарского рабочего Бурматова. Комиссар дивизии Фурманов хорошо отзывался о Бурматове, работавшем до этого в политотделе соседней дивизии. Но в эту неделю Василий Иванович лишь два раза виделся с новым комиссаром Пугачёвского полка и теперь очень жалел, что так мало успел его узнать.
"Операция предстоит не из лёгких, - думал Василий Иванович, ускоряя шаг. - Белые все свои силы стянули к Уфе. Но нынче ночью наша разведка будет на том берегу... Сошёлся ли Бурматов с народом? Подготовил ли бойцов к сражению?"
Когда Чапаев подошёл к церкви, митинг уже начался. Стараясь быть незамеченным, Василий Иванович остановился позади бойцов.
На белых каменных плитах церковного крыльца стоял Бурматов. Это был рослый молодой человек с открытым загорелым лицом и большими, сильными руками молотобойца.
- Товарищи красноармейцы! - громко говорил комиссар, в волнении сжимая в руке свёрнутую трубкой ученическую тетрадь. - Предстоят решающие бои. Но чапаевцы всегда были храбрыми и смелыми. Чапаевцы всегда громили белопогонников. Они и на этот раз вдребезги разобьют потрёпанную армию Колчака!
Красноармеец, стоявший впереди Василия Ивановича, толкнул локтем своего товарища и вполголоса, хрипловато сказал:
- А комиссар этот тоже такой... - Он поправил ремень и добавил: Подходящий человек. Из нашего брата, с таким и в огонь и в воду.
- Всего неделю у нас, а уж почти каждый его знает, - согласился другой боец. - И поговорит, и посоветует, и в общеобразовательном кружке занятия наладил... По всему видать - настоящий большевик!
На красноармейцев зашикали окружающие, и они смолкли.
Бурматов уже кончил свою короткую речь и, достав из кармана огрызок карандаша, приготовился записывать желающих пойти в опасную ночную разведку.
Высокий светлоусый боец из первого ряда расправил плечи и, стукнув кулаком в грудь, опоясанную пулемётными лентами, медленно пробасил:
- Пиши меня для начала... Порфирий Лаптев!
И тут же со всех сторон послышались голоса:
- Ширкунова Герасима Сидорыча запиши!
- Петрова!
- Валеткина Ивана!
Комиссар едва поспевал записывать. Он уже исписал три страницы, а добровольцев по-прежнему было много.
Придерживая рукой шашку, Василий Иванович направился к церкви своей лёгкой, стремительной походкой.
Он взбежал по каменным ступенькам на высокое крыльцо и запросто поздоровался с Бурматовым:
- Молодчина, комиссар, все душеньки солдатские настежь открыл!
Увидев любимого своего командира, пугачёвцы дружно закричали "ура".
Василий Иванович поднял руку, и в тот же миг полк замер.
С минуту он смотрел на загорелых и худых, в полинявших гимнастёрках красноармейцев, уставших от долгих походов и сражении, но готовых, как он твёрдо знал, по первому приказу неустрашимо ринуться на врага.
- Если мы не перейдём Белую, то вы не чапаевцы, а я не Чапаев. Но я верю... Уфа будет наша! Комиссар тут правильно сказал: конец скоро колчаковцам! Да не только их конец наступает. Мы разобьём всех врагов революции!
Снова мощное "ура" прокатилось по рядам.
Чапаев наклонился к комиссару и сказал:
- Хватит записывать.
И потянулся за тетрадкой.
- Одну секунду! - Комиссар как-то особенно поспешно вписал последнюю фамилию.
Чапаев неторопливо просмотрел список.
- Сорок восемь. Достаточно, - сказал он и ещё раз заглянул в конец списка. - Бурматов, что, и ты собираешься?
- Так точно, товарищ Чапаев, - чётко проговорил комиссар и, помедлив мгновение, продолжал: - Я так думаю, Василий Иваныч: раз я призываю красноармейцев, я и сам должен быть вместе с ними. На то я и коммунист. А коммунисты у нас в армии всегда первыми идут в бой.
![Александр Кононов - Рассказы о Чапаеве. — Матрос Железняк. [Сборник]](/uploads/posts/books/240913/240913.jpg)