Льюис Спенс - Тайны древних бриттов
В окрестностях Сноудона находятся руины древнего британского города Эмриса, или «города амброзии», также известного в валлийской традиции как Динас Аффараон, или город «высших сил». Об этой мистической общине поэмы валлийских бардов упоминают так часто, что факт ее действительного существования не вызывает никаких сомнений. Этот город упоминается не только в «Черной книге Каермартена» и других валлийских рукописях как центр мистических ритуалов, но о нем говорит и один из ученых Кэмдена, указывая, что он находится на вершине «вознесшегося на головокружительную высоту утеса» — на самом Сноудоне. Дэйвис указывает, что он находился «на дороге, ведшей от мыса Ллейна к той части побережья, что находится напротив Моны (Англси), а Джибсон идентифицирует его с руинами исключительно сильного укрепления, окруженного тройной стеной на возвышенности Бройх и Ддинас, — «горный кряж по-над городом», — образующей часть вершины Пенмаена. На внутреннем пространстве, окруженном этими стенами, мы находим основания по меньшей мере ста башен диаметром примерно в шесть ярдов, сами оборонительные сооружения имели толщину не менее шести футов. «Колоссальность этой работы, — заключает он, — показывает, что это были великолепные фортификации, укрепленные природой и человеческим мастерством, расположенные на вершине одной из самых высоких гор той части Сноудона, что обращена к морю».
В Эмрисе во времена Биле, солнечного божества, и во времена Придейна — сына Аэда Великого, по преданию, скрывались драконы, которых впрягала в свою упряжь Керридвен, так что не представляется невероятным, что город был каким-то образом связан с ее таинствами. Дэйвис считал, что фериллты являлись жрецами этих таинств в «амброзийном» городе Эмрис.
В чем же именно значение богини Керридвен и ее мистического котла? Согласно мифу, этот сосуд был создан для приготовления напитка, который бы наделял человека особого рода вдохновением и пробуждал в нем пророческие и бардовские способности. Миф, очевидно, является аллегорией обряда инициации, в котором проба воды была исключительно важной составляющей.
В поэме, известной как «Трон Талиесина» в «Книге Талиесина», перечислен ряд ингредиентов, которые должны войти в волшебный эликсир, который следует варить в котле Керридвен, Пэйр Памвидд, то есть «котле пяти деревьев», — в названии имеются в виду пять особых деревьев или растений, необходимых для приготовления. Некоторые валлийские легенды представляют этот «Пэйр» в виде ванны, вода которой даровала бессмертие, но лишала купальщика дара речи — возможная аллюзия на клятву сохранения тайны, которая давалась перед инициацией. Еще в одном месте Талиесин называет его «котлом правителя глубин» и заявляет, что этот котел не будет готовить еду для того, кто не связан клятвой.
Таким образом, достаточно очевидно, что валлийские барды использовали для своих обрядов посвящения отвар из растений и трав, который, как они считали, может наделить испробовавшего его определенными силами вдохновения, красноречия, прорицания, а также певческим даром. Использование такой очистительной воды имело место и в мистериях Греции и Рима. В ходе обрядов, связанных с таинствами Цереры, использовался напиток, в который входили лавр, соль, ячмень, морская вода и цветы, сплетенные в венки. Это напоминает ингредиенты напитка Керридвен, который, по словам Талиесина, включал ягоды, океанскую пену, кресс-салат, сусло и вербену, которую собирали на высокогорье, в местах, защищенных от лунного света. Часть этого зелья также добавлялась в Гвин, или Брагвод — священный напиток, обычно использовавшийся в обрядах инициации. Его делали из вина, меда, воды и солода, он имеет сходство с напитком, потреблявшимся приверженцами Цереры, — отваром из вина, ячменя, воды и муки крупного помола.
Богиня Керридвен с котломОсадок воды в котле Керридвен был ядовитым, зловонным, символически это означало, что он содержал грехи и скверну посвящаемых, поэтому он выливался — точно так же, как осадок воды, использовавшейся в мистериях Цереры{36}.
О волшебном котле упоминает Талиесин; по его словам, он был введен в обращение девятью девами, которые «согревали его своим дыханием». Дэйвис{37} считает, что это были Гвиллион, или «феи», — девы-пророчицы, имевшие сходство с девятью античными музами. Талиесин рассказывает, что они готовили свои отвары в котле, находясь в «четырехугольном каэре», или святилище, на «острове сильной двери». Похоже, здесь имеется в виду остров Сеон, упоминаемый в той же поэме; очевидно, он тождествен Сене, или Иль де Сейн, находящемуся недалеко от Бреста, его упоминает Помпоний Мела{38} как «прибежище жриц, святых в своей вечной девственности, числом девять. Их, — продолжает он, — называли галльскими ведьмами, и считалось, что они наделены исключительными способностями. Своими чарами они способны поднимать ветры и моря, превращаться в любых животных, излечивать раны и болезни, неисцеленные другими, знать и предсказывать будущее». Одним словом, это были друидессы, с чем соглашаются современные авторитетные ученые. Раз в году они сносили соломенную крышу своего храма, и если в процессе ее обновления одна из них оступалась на скользкой соломе, остальные немедленно разрывали ее на части.
Страбон также упоминает этих жриц Сены, он говорит о них как о поклонницах «Бахуса», «одержимых Дионисием». Это, конечно, лишь иной способ указать, что эти женщины были верховными жрицами кельтского божества, ритуалы и мистерии, связанные с ним, напоминали те, что были посвящаемы Бахусу. Оргиастические празднования предваряли получение от божества даров вдохновения и прорицания. М. Салмон Рейнах отвергает истории Страбона и Мелы как сказки, основанные на мифе о Цирцее, но, как резонно замечает Кэнон Мак-Каллох, «даже если имеет место искажение фактов, эти описания, по-видимому, основаны на реальных наблюдениях. Такие действа находят себе аналогии и в других регионах… Именование обрядов дионисийскими, еще не служит основанием для отрицания того факта, что имели место оргиастические ритуалы. Античные авторы обычно определяли все варварские обряды в терминах своей собственной религии»{39}.
Г-н Кендрик замечает: «Хотя вполне возможно, что античные авторы соблазнились описать характер внутриобщинных коммуникаций на кельтских островах в терминах классической мифологии, со всеми этими сказаниями об острове Цирцеи и т.д., однако, поскольку существуют многочисленные свидетельства того, что галлы, как и многие другие древние народы, чувствовали, что с этими уединенными островами связан особый род святости, то практически неизбежным следствием этого должно явиться то, что священнический характер этих общин должен описываться в словах и терминах, адекватных этой среде».
Очевидно, что именно такую оргиастическую церемонию описывал бард Анейрин в поэме, процитированной Дэйвисом{40}.
«В присутствии благословенных, перед большим собранием, перед хозяевами речного острова, когда дом поднялся из болота, окруженный изогнутыми рогами и искривленными мечами, в честь могущественного короля равнин, короля с открытым лицом, я увидел темную кровь, выступающую на стеблях растений, на застежке цепи, на знаках отличия короля, на кусте и на копье. Красным был морской берег. В это время присутствующие совершали круговые движения, в воздухе летали белые ленты, все это имело очаровательно причудливый вид.
Вся процессия танцевала и пела ритмично, на лбу у людей были диадемы; громок был лязг щитов вокруг древнего котла, сопровождавшийся неистовым весельем, и очень живо смотрелся один, в своей удали перегнувшийся над водным потоком, где крутился шар, отбрасывавший свои лучи на далекое расстояние, — блестящий плод гадюки, исторгнутый чревом змеи.
Но ранен ты, серьезно ранен, ты, очарование принцесс, ты, который любил живое стадо! Моим горячим желанием было, чтобы ты мог жить, о ты, человек победоносной энергии! Увы, ты, Бык, несправедливо угнетен, твою смерть я оплакиваю. Ты был другом спокойствия и тишины.
У моря, перед собравшимися мужами, рядом с ямой раздора, ворон проткнул тебя в ярости».
* * *Тот факт, что друидесс Сены отождествляли с девятью хранительницами котла Керридвен, указывает на то, что они являлись наследными жрицами ее культа, — как и жрицы галатийской Артемиды или богинь Галлии с их приверженцами из числа женщин. Но упоминание Анейрином «крутящегося шара» подводит нас к следующему этапу кельтских мистерий.
Этот шар конечно же является змеиным яйцом друидического знания. Locus classicus[8] упоминания о нем — это известный рассказ Плиния{41}: Есть также другой вид яйца, пользующийся большой славой в галльских провинциях, но неизвестный грекам. Летом бессчетное число змей сплетается в клубок, и они удерживаются вместе секретом их тел и слюной. Результатом этого является anguinum[9]. Друиды говорят, что шипящие змеи выбрасывают это яйцо вверх в воздух, и его следует поймать в накидку, не дав ему коснуться земли; после этого следует немедленно мчаться прочь на лошади, поскольку змеи будут преследовать тебя до тех пор, пока какой-нибудь поток не перережет им путь. Они утверждают, что яйцо может быть проверено на подлинность: надо посмотреть, сможет ли оно плыть против течения реки. Если оно настоящее, то оно будет в состоянии это сделать, даже будучи оправленным в золото. Но поскольку обычным делом магов является набрасывать разукрашенную вуаль на свои обманы, то они заявляют, что эти яйца можно забирать лишь в определенную ночь лунного стояния, так что всем остальным людям остается лишь совмещать присутствие Луны и змей в момент операции. Я сам, однако, видел одно такое яйцо; оно было круглым, размером с маленькое яблочко; скорлупа была хрящеватой, утыканной щербинами, как конечности полипа. Друиды высоко его ценят. О нем известно, что оно обеспечивает успех в судебных делах и благорасположение князей; но это неверно, поскольку один человек из Воконции, являвшийся также римским всадником, держал это яйцо у груди во время суда и был приговорен к смерти императором Клавдием, насколько я мог видеть, — по одной этой причине».
