Василий Галин - Гражданская война в России. За правду до смерти
Внутренний фронт
Внутренний фронт, находившийся на территории Советской России, составили десятки подпольных офицерских организаций. Один из организаторов высадки интервентов на Севере России капитан Г. Чаплин вспоминал: «к маю 1918 года я не избег общей участи и состоял в рядах “тайной” офицерской организации, коим в те дни в одном Петербурге имя было легион»{288}. По всей стране действовали: «Национальный центр», «Тактический центр», «Всероссийский монархический союз», «Единая Великая Россия», «Союз фронтовых офицеров», «Петроградский союз георгиевских кавалеров», «Русское собрание», «Союз фронтовиков», «Народный союз защиты Родины и свободы», «Всероссийский союз офицеров», «Белый крест», и даже «Союз трудового крестьянства», созданный колчаковскими офицерами, «Туркестанский союз борьбы с большевизмом», «Петроградская боевая организация». Чисто вербовочные организации «Черная точка», «Все для Родины», «Союз реальной помощи» и т. д.
О целях подпольных белых организаций, на примере «Союза защиты Родины и свободы», свидетельствовал приговор по делу А. Перхурова, который обвинялся в том, что «в целях идейного объединения местных организаций выработал и распространил программу организации, в которой ближайшей задачей поставлено свержение существующего правительства и организация твердой власти, непреклонно стоящей на страже национальных интересов России, воссоздание старой армии с восстановлением прав старого командного состава с целью продолжения войны с Германией». То есть это была программа, которая, – указывает историк С. Волков, – идейно сплачивала все офицерские организации независимо от политических пристрастий»{289}.
Источником средств для подпольных офицерских организаций стали «союзнические» миссии в России. «Надо отдать должное союзникам, – отмечал Г. Чаплин, – вернее, англичанам. С того дня, как было решено вместе работать, мы от них ни в чем отказа не получали»{290}. Будущий член белого Северного правительства В. Игнатьев подтверждал: с этих пор в средствах нужды не было, их источником была английская миссия в Вологде, на ее «средства было куплено оружие, содержались члены организации»{291}. Сам Чаплин получил английский паспорт на имя Томсона и был фиктивно оформлен как начальник английской военной миссии в Вологде{292}.
Между тем, большинство офицерства не участвовало в подпольных организациях. «Все жившие в Петербурге в первую половину 1918 года должны помнить, что в те дни представляла собой обывательская масса, – отмечал Чаплин. – На большинство наших предложений ехать на север следовал вопрос о том …сколько мы в состоянии платить жалованья и… отказ. Не имею права винить, кого бы то ни было, но полная апатия, забитость и во многих случаях просто трусость, невольно бросались в глаза. Множество молодых, здоровых офицеров, торгуя газетами и служа в новых кафе и ресторанах, не верило в долговечность большевиков, еще меньше верило в успех восстания и возлагало все свои надежды на занятие Петербурга… немцами»{293}. Например, в Самаре к началу 1918 года было около 5 тысяч офицеров, но в организацию из них входило очень мало{294}.
Тем не менее, именно офицеры стали ядром восстаний в Ярославле, Рыбинске, Муроме и других городах весной-летом 1918 г. (бывшее офицерство и военные союзы{295}). «Местами контрреволюция имела успех и весьма значительный. Порой Чрезвычайная комиссия запаздывала и узнавала весьма поздно о намерениях заговорщиков, а еще чаще ей мешали в предупреждении восстаний. Мы получили достаточно уроков, чтобы этого впредь не допустить», – писал впоследствии один из руководителей ВЧК М. Лацис{296}. Для предупреждения подобных выступлений был введен строгий контроль и учет социальных групп, на которые могла опереться контрреволюция. «На местах все офицеры брались на учет, причем им вменялось в обязанность регулярно являться к комиссарам и отмечаться, на документах у них ставился штамп «бывший офицер»[22].
По данным С. Волкова, в Москве при объявлении регистрации (14 августа 1918 г.) явилось свыше 17 тысяч офицеров, из них было посажено в тюрьмы 15 тысяч, многие «нашли свой конец в тире соседнего Астраханского гренадерского полка»{297}. «Офицеров объявили вне закона. Многие уехали на юг. Знакомые стали нас бояться»{298}. Схожие меры были предприняты в городах Поволжья, в Москве и т. д. Так, в Нижнем Новгороде регистрацию прошли 1500 человек, из которых арестован каждый второй и примерно каждый двадцатый расстрелян в августе-сентябре 1918 г.{299}. В Великом Устюге 27 августа «в целях предупреждения было арестовано 30 офицеров»{300}. В Саратове арестованы все офицеры, не находящиеся на советской службе{301}. По данным М. Лациса, в Москве было зарегистрировано 35 тысяч офицеров, в Казани 5,5 тысяч, в Нижнем Новгороде 5 тысяч, в Пензе 20 тысяч и т. д.{302}. В Казани главнокомандующий Красной армией М. Муравьев издал приказ, требующий регистрации всех офицеров. За невыполнение – расстрел. «Я видел позорную картину, – писал Ф. Мейбом, – когда на протяжении 2–3 кварталов тянулась линия офицеров, ожидавших своей очереди быть зарегистрированными. На крышах домов вокруг стояли пулеметы, наведенные на гг. офицеров…»{303}
После разгрома белых армий у большевиков остался страх перед «пятой колонной»: так, в письме ВЧК летом 1920 г. отмечалось, что «забранные в плен белогвардейские офицеры, которых насчитывается до 75 000 человек, рассеялись по всей России и представляют собой контрреволюционное бродило»… после эвакуации из Крыма «более 300 тысяч врагов советской власти, в том числе и офицеров, рассеялись по всему Югу»{304}.
Подозрения чекистов отчасти оказались оправданы: так, «Офицеры во главе с генералом А.Н. Козловским и бывшим командиром линкора «Севастополь» капитаном 1-го ранга бароном П.В. Вилькеном играли видную роль в кронштадтском восстании… Тогда же… офицеры подняли мятеж в красных частях в Колчедане»{305}. В Хабаровске был раскрыт офицерский заговор, связанный с «Комитетом защиты родины и Учредительного собрания»{306}. В 1922 г. раскрыт «Центр действия», в мае 1923 в Кубано-Черноморской области было раскрыто 4 белогвардейских организации, кроме этого были раскрыты белогвардейские группы в Вольске, Витебске, Пермской губернии, монархические в Томской, Тамбовской, Тульской, Орловской, Иркутской и других губерниях. В Харькове существовала сильная офицерская организация, в «батальоне» которой состояло около тысячи человек{307}.
* * *Может показаться, что эти зарисовки о состоянии белых армий на различных фронтах несут в себе определенную долю предвзятости, – отнюдь. В Белой армии было немало примеров воинской доблести, чести и мужества, особенно в добровольческих офицерских частях: например только в августе-сентябре 1918 г., всего за один месяц дивизия Дроздовского в непрерывных боях потеряла 75 % своего состава{308}! По словам Деникина, Корниловский полк за первую половину 1918 г., сменил свой состав 10 раз{309}! Офицеры были единственной реальной силой, противостоящей большевикам.
«В области военной, – признавал М. Фрунзе, – они, разумеется, были большими мастерами. И провели против нас не одну талантливую операцию. И совершили, по-своему, немало подвигов, выявили немало самого доподлинного личного геройства, отваги и прочего… В нашей политической борьбе – кто может быть нашим достойным противником? Только не слюнтяй Керенский и подобные ему, а махровые черносотенцы. Они способны были бить и крошить так же, как на это были способны мы»{310}. Аналогичное мнение высказывал и другой красный командарм А. Егоров: «Части белых армий во многих случаях действовали очень удачно. Офицерские части дрались упорно и ожесточенно…»{311}
Но нас интересуют в данном случае не частности, а более общая картина: если мы хотим понять причины поражения белых армий, то мы должны обратиться прежде всего к их общей психологии и идеологии.
Представление о численности белых армий в период максимальной напряженности на фронтах Гражданской войны дает следующая таблица:
Численность белогвардейских армий в период их максимальной численности, в середине 1919 г.,{312} Врангель – сентябрь 1920 г. {313}
Практически все военное и материальное обеспечение белых армий осуществлялось за счет интервентов. Помощь, оказанная белым армиям бывшими союзниками России, «была черезвычайно существенной, ибо без нее белые армии, несмотря на весь их героизм, стояли бы перед неминуемой гибелью…», – констатировал «белый» ген. Н. Головин {314}.
