НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВ - 1 АВГУСТА 1914
Верховный главнокомандующий получил неограниченные права на вверенном ему театре военных действий. Ему, подчиненному «исключительно и непосредственно царю», ни одно правительственное учреждение не имело права давать никаких указаний. В свою очередь, Сухомлинов был совершенно свободен; от указаний Николая Николаевича, т. к. войска в тылу подчинялись по-прежнему военному министру. Верховный Главнокомандующий не мог приказывать и Главному артиллерийскому управлению, следовательно, все боевое снабжение армии было вне его компетенции, не говоря уже об интендантском довольствии. Бескомпромиссное разделение на фронт и тыл, вопреки логике вооруженной борьбы и здравому смыслу, обернулось для России самыми тяжкими последствиями.
Мобилизация давала России 114 дивизий, 94 из которых направлялись против Германии и Австро-Венгрии. Им противостояли 20 немецких и 46 австрийских дивизий. Однако по совокупной огневой мощи вражеские дивизии очень немногим уступали русским. В первые два месяца войны до окончания сосредоточения русской армии противник обладал преимуществом. И при таком соотношении сил Россия, связанная военной конвенцией, открывала наступление.
Еще не подтянулись войска к границам (армия увеличивалась с 1,5 млн. до 5,5 млн. человек), а из Парижа уже сыпались настойчивые требования ни больше ни меньше как идти на Берлин. 1 августа, в день объявления Германией России войны, русский военный агент АЛ. Игнатьев телеграфирует из Парижа, что военный министр Франции «совершенно серьезно полагает возможным для нас вторжение в Германию и движение на Берлин со стороны Варшавы». Русское командование сопротивлялось домогательствам неделю, продолжая сосредоточение войск по предвоенным планам.
В Петрограде французский посол Палеолог обивает пороги, требуя скорейшего перехода в наступление. На приеме у царя 5 августа он говорит: «Я умоляю Ваше Величество приказать Вашим войскам немедленное наступление. Иначе французская армия рискует быть раздавленной». Посол, припадавший к стопам монарха, добился своего. 8 августа Северо-Западный фронт получает приказ: «Ввиду направления главных сил Германии против Франции и необходимости поддержать нашу союзницу, Верховный Главнокомандующий повелел: «Гвардейский и 1-й армейский корпуса в составе, указанном в боевом расписании, изъять из состава 1-й армии и направить в Варшаву».
На левом берегу Вислы у Варшавы начинается формирование 9-й армии для наступления на Берлин. В результате к двум расходившимся операционным направлениям – на Восточную Пруссию и в Галицию – прибавилось третье. Ради действий здесь растаскивались войска, назначенные для действий на первых двух. «При существовавшем в действительности соотношении сил, — замечает Головин, – подобная просьба была в полном смысле слова равносильна требованию от России самоубийства». А французские газеты, предвосхищая события, уже изображали на первых страницах широкую, в палец толщиной, стрелу, упиравшуюся с Востока в Берлин.
Еще на Западном фронте не был приведен в действие могучий механизм вторжения, еще никто не слышал о марше полчищ Клука, а в столице России домогательства, мольбы и внушения Палеолога сделали свое дело. Еще бы! Посол просил не о содействии союзнику, а о спасении прекрасной Франции.
10 августа Ставка приказывает главнокомандующему Северо-Западным фронтом Жилинскому: «Принимая во внимание, что война Германией была объявлена сначала нам и что Франция как союзница наша, считая долгом немедленно же поддержать нас и выступить против Германии, естественно, необходимо и нам в силу тех же союзнических обязательств поддержать французов ввиду готовящегося против них удара германцев… Верховный Главнокомандующий полагает, что армиям Северо-Западного фронта необходимо теперь же подготовиться к тому, чтобы в ближайшее время, осенив себя крестным знамением, перейти в спокойное и планомерное наступление». В ближайшие дни от последних слов ничего не осталось – русские войска, так и не закончившие сосредоточения, подталкивались к стремительному наступлению. В Ставке, как видно из приказа, несомненно верили, что русских офицеров вдохновит образ Франции, благородно ищущей реванша за 1871 год.
План операции состоял в том, что 1-я русская армия (Ренненкампфа), наступая с востока, а 2-я армия (Самсонова)-с юга, разбивают противостоящую 8-ю немецкую армию (Притвица) и перехватывают ее пути отступления к Висле. Хотя русские армии имели некоторое превосходство в людях над немцами (в 8-й армии было около 200 тыс. человек), противник был много сильнее в огневой мощи, действовал, опираясь на укрепленный район, каким была вся Восточная Пруссия, и располагал великолепной сетью путей сообщения, дававших возможность быстро маневрировать. К моменту вступления русских в Восточную Пруссию 8-я армия была полностью сосредоточена и готова к борьбе.
17 августа 1-я русская армия двинулась через германскую границу. Немецкий 1-й корпус (Франсуа), не имевший точных данных о русских, самоуверенно ввязался в бой, но был с чувствительными потерями отброшен. Суетливый генерал Франсуа, вероятно, опасаясь неприятностей за самочинные действия, послал Притвицу лживое донесение, соблазняя его устроить русской армии шлиффеновские клещи. Видный советский военачальник, проф. И.И. Вацетис в специальном исследовании боев в Восточной России в 1914 году, опубликованном в 1929 г., заметил: «Командование 8-й герм, армии шло на поводу у ген. Франсуа, который плохо разбирался в стратегической обстановке на прусском театре. Ген. Притвиц, поверив фантастическим оперативным затеям Франсуа, бросил войска в пропасть неизвестности. Главная роль принадлежала ген. Франсуа, а XVII корпус Макензена должен был своими действиями способствовать достижению ген. Франсуа какого-то военного успеха, вероятно, отыграться после постигших его неудач в споре с командармом. Прямым последствием такого легкомысленного отношения к подготовке операции получился тот сумбур, свидетелями которого мы были 20 августа. Операция кончилась, как следовало ожидать, общей паникой. Что касается русских, то они не только не были разбиты, но даже не были стронуты с места».
Гумбеннинская победа наших подняла дух Антанты. Чары непобедимости германцев, давившие поколения Запада (вспомним Францию), рассыпались. Под ударами русского оружия!
Как все это произошло? Ведь под Гумбинненом русские корпуса, имевшие 64 тыс. человек, столкнулись с немецкими силами в 75 тыс. человек, имевшими тяжелую артиллерию. Подогретые шнапсом и патриотическими воплями, выкатив водянистые белесые глаза, немцы под барабанный бой грудью двинулись в атаку — защищать имущество прусских юнкеров. Топали как на параде, выставив штыки-ножи, густыми цепями, за которыми следовали резервы в колоннах. На боевых лошадях гарцевали офицеры, били барабаны, заливались рожки, перекрывавшиеся ревом тысяч здоровых глоток. Последовавшее не поддается описанию. Третий русский корпус, на который легла тяжесть сражения, продемонстрировал великолепную дисциплину огня Стоило немцам подойти, как на пехоту обрушилась русская артиллерия — а по силе шрапнельного огня восьми орудийная батарея могла в несколько минут уничтожить неосторожно от крывшийся целый батальон в сомкнутом строю. Под Гумбинненом Франсуа и Макензен гнали в атаку в плотных построениях полк за полком. Цели не приходилось искать.
1-й дивизион русской 27-й артиллерийской бригады в этот день с 9 до 16 часов выпустил 10 тыс. снарядов, или почти по 400 снарядов на орудие! Значительная часть боя легла на 27-ю пехотную дивизию, которая успела окопаться только для стрельбы лежа. Пулеметы расположили повзводно за пехотой с тем, чтобы вести огонь через головы своих войск. Артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем наступавших прижали к земле.
Залегшие, поредевшие немецкие цепи отчаянно взывали о поддержке своей артиллерии. Плохо обученные стрельбе с закрытых позиций, кайзеровские батареи браво, галопом выскакивали на открытые места. Стремительно разворачивали орудия, но успевали только пролаять команды и сделать несколько выстрелов, как их подавляли. На участке русской 27-й дивизии германский дивизион появился в каком-нибудь километре от наших цепей. Сосредоточенным ружейным, пулеметным и орудийным огнем наглецы были моментально уничтожены, все 12 орудий с передками стали трофеями.
Разгром своей артиллерии (в то время как русская, в основном стрелявшая с закрытых позиций, осталась неуязвимой), когда на глазах гибли дивизионы и батареи, до основания потряс немецкую пехоту. Еще три раза она поднималась в атаку. Безрезультатно. Уткнувшиеся в землю цепи попытались под толкнуть корпусным резервом. Это еще ухудшило дело: перемешавшиеся части несли тяжелые потери и отхлынули назад. Но нужно было еще выползти с поля боя под сильным ружейным и пулеметным огнем. Перед 27-й дивизией осталось свыше двух тысяч трупов немецких солдат, убитых в основном пулями в голову. Потери боевой 27-й не достигли и тысячи человек, а противник потерял свыше трех тысяч убитых, раненых и пленных. Оторвавшись от русских, XVII германский корпус побежал. Макензен, выехавший со штабом для водворения порядка, не смог остановить легконогих вояк. Разгромленный корпус, потерявший свыше 200 офицеров и 8000 солдат, откатился за день на двадцать километров. В несколько большем порядке отступил и корпус Франсуа. Общие потери немцев превысили 10 тыс. человек.
