Джайлз Макдоно - Последний кайзер. Вильгельм Неистовый
К шестидесятилетнему юбилею высокого гостя хозяин замка подарил ему портрет Вильгельма Молчаливого. Был ли в этом некий намек — трудно сказать. Во всяком случае, Вильгельм в это время работал в основном не языком, а пером: с целью самооправдания срочно строчил мемуары. Другие члены семьи Бентинков тоже не поскупились на подарки юбиляру: сын Джон раздобыл где-то картину с изображением яхты «Гогенцоллерн», а дочь Элизабет преподнесла ему абажур с вышитой на нем сценой соколиной охоты. Со станции Дрейберген был доставлен целый грузовик живых цветов.
Продолжались поиски подходящих путей бегства на тот случай, если в дальнейшем Вильгельму будет отказано в пребывании на территории Голландии. Обсуждался и вариант переезда в Германию — в Хомбург или даже в Мраморный дворец в Потсдаме. Самого Вильгельма больше всего привлекала идея эмиграции в Швейцарию, но рассматривались Дания и Швеция. Вновь всплыл проект устройства в поместье принцессы Марии Кристины Зальма. Преимущество этого варианта состояло в том, что поместье принцессы было расположено почти у самой германо-голландской границы. Неопределенность ситуации особенно мучила Дону: она жила в непрерывном страхе, что вот-вот явятся агенты Антанты и разлучат ее с обожаемым супругом.
С продолжительным визитом в Амеронген прибыл археолог Дерпфельд. Он не мог говорить ни о чем другом, кроме своих раскопок, что безмерно раздражало военных из окружения Вильгельма. Один из них, по фамилии Эсторф, даже сбежал к кронпринцу (тот укрылся на острове посреди озера Зейдерзее), заявив, что он вернется только после отъезда Дерпфельда. Более терпеливые обитатели замка вынуждены были до полуночи выслушивать воспоминания об экспедициях на Корфу. Когда наконец через полтора месяца археолог удалился, это вызвало всеобщее ликование. На «вилле Плен», как офицеры свиты окрестили свой отель в ближайшем городке, был устроен настоящий праздник, во время которого было торжественно сожжено чучело Медузы-Горгоны. Тетушка Ке поспешила рассказать обо всем Вильгельму. Тот не на шутку обиделся: «Так вот, значит, как относятся ко мне и моим научным изысканиям? Издеваются?» Последовавшая совместная трапеза прошла в очень напряженной обстановке: все чувствовали себя неловко. Эсторф считал, что его дни при особе экс-монарха сочтены.
9 мая были опубликованы условия мира. Ильземану досталась неприятная миссия ознакомить с ними бывшего кайзера. Там повторялось требование о предании его суду. «Ильземан, хуже этого уже ничего быть не может», — прокомментировал услышанное Вильгельм. 4 июня верховный совет Антанты призвал его лично явиться в распоряжение правосудия. Месяцем позже был подписан Версальский мирный договор. Он не только возлагал на Германию единоличную вину за развязывание войны; статья 227-я прямо предусматривала предание суду примерно тысячи «военных преступников». 10 января 1920 года мирный договор вступил в силу; пятью днями позже от имени двадцати шести наций-победительниц в очередной раз было сформулировано требование к голландскому правительству — передать беглого правителя Германии в их распоряжение. Находившийся уже на смертном одре Бетман-Гольвег охарактеризовал Версальский договор как попытку поработить Германию и выразил готовность заменить Вильгельма на скамье подсудимых в случае, если суд состоится в нейтральной стране. 21 января и 5 марта голландское правительство вновь подтвердило свою позицию: Вильгельм не будет выдан.
Понятно, что сам Вильгельм придерживался той позиции, что ни один суд в мире не имеет права устраивать над ним процесс; тем не менее он явно опасался, что голландские власти в конце концов капитулируют перед настоятельными требованиями союзников. Позднее, в разговоре с американским историком Виреком, он пытался использовать прием исторической аналогии: «Не могу представить себе, чтобы ваш президент позволил представителям вражеской нации выносить вердикт по поводу его действий в качестве главы государства. Допустим, война кончилась по-другому, неужели американский народ позволил бы своему президенту предстать перед судом в Берлине?» Когда ван Карнебек сообщил ему, что в Париже не особенно настаивают на экстрадиции, Вильгельм воспрянул, начал обдумывать планы возвращения в Германию и новых назначений: Шуленбурга он сделает генерал-адъютантом, Людендорфа — начальником Генштаба…
Вопрос об экстрадиции то уходил в тень, то вновь возвращался на повестку дня. Не только Бетман-Гольвег, но и Гинденбург, а также сыновья кайзера предлагали себя вместо него в качестве обвиняемого по делу о «военных преступлениях». Как уже говорилось, на Ллойд-Джорджа сдерживающее влияние оказывал Георг V. Против идеи «суда победителей» выступил и папа римский. Кронпринц решил было демонстративно сдаться на милость победителей и взять на себя одного ответственность за действия всех прочих обвиняемых, но это только разозлило его отца: «Он хочет показать, что его отец трус, а он — герой». Вильгельм послал Вилли Маленькому письмо «самого жесткого» содержания.
III
16 августа 1919 года Вильгельм приобрел поместье Доорн, в шести километрах от Амеронгена. Ее прежней владелицей была Вильгельмина Корнелия ван Хеемстра (известная киноактриса Одри Хепберн приходится ей родной внучкой). Господский дом постройки XVIII века имел довольно запущенный вид, венчавшая его башня почти развалилась. Несомненным преимуществом были 60 гектаров земли — вполне достаточно, чтобы укрыться от постороннего взгляда. К имению примыкал небольшой поселок: «Несколько усадеб, несколько вилл, две гостиницы, лавки, почтовое отделение и филиал банка (открытый только два дня в неделю)». Супруги решили, прежде чем въезжать в новый дом, как следует все там устроить. Вильгельм лично спроектировал постройку домика у въезда в усадьбу в готическом стиле, с помещениями для придворных и их семей. Для гостей было приспособлено здание оранжереи: в самом доме места для них не было. Сарай, где некогда стояли кареты, Вильгельм начал было перестраивать под жилье для старшего сына и наследника, но вскоре оставил эту идею: обнаружился дефицит средств, да кроме того, постоянное присутствие кронпринца было бы, видимо, слишком сильным испытанием для нервов любящего папаши. У Доны было совсем плохо с сердцем, и, чтобы избавить ее от необходимости подниматься по лестнице, в доме был смонтирован лифт. Со всеми своими современными удобствами и центральным отоплением дом никак не напоминал те старопрусские замки, в которых прошло детство бывшего кайзера.
Поначалу Вильгельм беспокоился: хватит ли у него денег на что-нибудь приличное, однако потребовавшиеся для покупки Доорна 69 миллионов 63 тысячи 535 марок удалось довольно легко собрать за счет продажи движимого имущества, в том числе двух яхт. В конце концов, до революции кайзер был самым богатым человеком в Германии. В двадцати трех железнодорожных вагонах поместилось почти все, что требовалось Вильгельму для уюта. В пяти фургонах приехала мебель. Остальное — автомобиль, моторная лодка и другие мелочи — было доставлено в двадцати семи фургонах. Дом оказался буквально напичкан экспонатами из многочисленных кайзеровских резиденций. Как гордо пишет сам владелец, «здесь нас окружают бюсты, картины и скульптуры предков — Великого Курфюрста, Фридриха Великого, дедушки, папы, а также батальные полотна, отражающие самые различные периоды славной прусской истории! Хоенкирхен и Лейтен, Хоенфридберг и Кенигсгретц — сцены этих битв украшают стены». В общем, он решил себе устроить жизнь если не королевскую, то по крайней мере такую, которой мог позавидовать любой британский лорд. Персонал насчитывал сорок шесть человек.
Пять фургонов были направлены в Амеронген — Вильгельм подарил городу полевой госпиталь на шестнадцать коек со всем необходимым оборудованием, включая операционный блок. Это была компенсация за беспокойство, причиненное им за те полтора года, когда он пользовался его гостеприимством. Посуда и белье, входившие в комплект поставки, были снабжены монограммой «W». Обосновавшись в Доорне, Вильгельм крайне редко покидал пределы поместья. Действовал «закон Доорна», согласно которому в разговорах следовало соблюдать сдержанность в оценках положения в послереволюционной Германии. Вильгельм, разумеется, был бы рад высказать все, что он думает о ее нынешних правителях, но опасался, как бы излишняя откровенность не помешала процессу возвращения тех ценностей, которые остались по ту сторону границы.
Кронпринц, как уже говорилось, обосновался на острове Виринген посреди озера Зайдерзее (теперь оно все осушено) и занялся слесарным делом. Вилли Два впервые приехал к отцу в гости в Амеронген 3 октября 1919 года. Их встреча была недолгой — уже через десять минут Вильгельма видели гуляющим в саду в обществе министра двора Доммеса. Элизабет Бентинк привыкла к странностям гостя: «Эти монархи, они такие комичные персонажи, загадка для иных прочих». К Вильгельму вернулись его старые привычки. Однажды он очень сурово отчитал какого-то местного нищего и закончил внушение тем, что своим кайзеровским жезлом несколько раз ткнул его под ребра, причем «к вящему удовольствию кайзера, тот завопил как поросенок». В другой раз Вильгельм вдруг обрушился на местных ребятишек: они не проявляют к нему достаточного почтения и одеты как-то странно… По-видимому, ему и в голову не приходило, что то же самое они могли подумать о нем.