Джайлз Макдоно - Последний кайзер. Вильгельм Неистовый
Во время своего пребывания в Голландии Вильгельм отказался от охоты, от стрелкового спорта и от верховой езды. Во-первых, ему было не до развлечений, по крайней мере первое время, а во-вторых, он, видимо, сознательно решил провести черту, разделяющую прошлое и настоящее. В Амеронгене у него развилась маниакальная страсть кормить уток, обитавших во рву, который окружал замок.
О финансовом положении бывшего кайзера разные источники приводят противоречивые данные. У Вильгельма были вклады в голландских банках на общую сумму в 650 тысяч марок, но инфляция их быстро съела. Прусское правительство время от времени переводило ему кое-какие суммы с его счетов в Германии, но официально счета кайзера были заморожены. Лишь после мирового соглашения, достигнутого в 1925 году, он получил возможность беспрепятственно распоряжаться своим достоянием. При первом удобном случае Вильгельм отправил канцлеру Эберту послание с просьбой предоставить ему и его семье свободу операций по своим вкладам. Ответа не последовало.
Приступы ярости не проходили. Главной мишенью оставался принц Макс Баденский. Теперь Вильгельм обвинял кузена в том, что он укрылся в урочищах Шварцвальда, чтобы избежать ответа за свои преступления. Через несколько дней после приезда в Амеронген внешний вид изгнанника, по свидетельству очевидца, «слегка улучшился». Лицо вновь округлилось. Вероятно, состояние аффекта прошло, наступило некоторое успокоение в мыслях. 28 ноября к нему прибыла делегация во главе с графом Эрнстом цу Ранцау — все как один в навевавших тоску темных пальто и костюмах. Они привезли с собой на подпись официальные документы — составленное по всей форме заявление об отречении от престола и приказ по армии, освобождающий солдат и офицеров от данной ими ранее присяги. Вильгельм подписал оба документа на письменном столе в своем кабинете, продемонстрировав одновременно «силу духа и чувство отрешенности от мирской суеты». Вильгельм проинформировал Бентинка о событии, имевшем место под крышей его дома. 3 декабря от Эберта пришло уведомление, что подписанные документы получены.
День, когда произошел этот формальный и окончательный акт разрыва с императорским прошлым, был отмечен и более приятным событием: прибыли Дона, «тетя Ке» и такса Топси. Бентинк ждал их на станции и доставил в замок. Вильгельм встретил их на мосту через ров, вытянувшись по стойке «смирно» и откозыряв как заправский фельдфебель. Дона обняла его. Супружеская чета получила в свое распоряжение покои из четырех комнат. В одной из них стоял рояль. Дона пережила сильное потрясение, когда революционеры ворвались в здание Нового Дворца в Постдаме. Она была уже безнадежно больна и почти не вставала с постели. Вильгельм все никак не мог смириться с произошедшим, обвиняя всех и каждого — кроме себя. Больше других доставалось троице — Людендорфу, Бетман-Гольвегу и Тирпицу. «Его постоянно оттирали от дел, никто его не слушал» — так передают очевидцы смысл его высказываний.
Неожиданно горькие слова по адресу Вильгельма Ильземан услышал от человека, которого уж никак нельзя было заподозрить в отсутствии к нему лояльности, — от Плессена. В свой дневник генерал записал: у кайзера холодное сердце, у него, кроме супруги, вообще нет ни одного близкого человека, он равнодушен даже к собственным детям; ему незнакомо чувство благодарности, он всегда актерствовал, никогда не вкладывал ни во что душу, никогда не умел работать по-настоящему…
А Вильгельм в бесконечных застольных монологах продолжал извергать инвективы по адресу немецкого народа, который так легко отринул его после тридцати лет обожания, а также по адресу различных деятелей мира международной политики. Особенно доставалось Вильсону: именно он нанес Германии решающий удар, он больший автократ, чем был русский царь. «Его надо называть кайзером Вильсоном», — заявил он однажды.
В защиту Вильгельма выступил его камердинер, «папаша Шульц» — он выразился не слишком гладко, но понятно: «Каждый, кто, как я, был с ним в дни мобилизации, знал бы наверняка, что он полностью невиновен в том, что началась война». Откровения камердинера убедили, мягко говоря, далеко не всех. 7 декабря английский премьер Ллойд-Джордж предложил вздернуть бывшего кайзера на виселице. В менее кровожадном настроении он упоминал о возможности высылки его куда-нибудь подальше — на Кюрасао или в Алжир. С 11 декабря в Голландии начали активно муссироваться требования о выдаче Вильгельма державам Антанты. Бывший кайзер был уверен, что в случае суда над ним в Лондоне или Париже его ожидает смертный приговор. В его окружении началось активное обсуждение вопроса, как изменить внешность Вильгельма, чтобы он мог незаметно исчезнуть. Прежде всего, по общему мнению, ему надо было покороче постричься и перекрасить волосы. Когда этот план довели до сведения Вильгельма, тот согласился, но с условием, что усы останутся. Самое большее, на что он был готов в отношении своих усов, — это опустить их кончики вниз. Впрочем, разумно отметил он, все это бесполезно: его узнают по физическому недостатку. «В первый раз я услышал от него упоминание о своей искалеченной руке», отметил Ильземан.
Сам бывший кайзер планировал перейти границу и укрыться на германской территории, в поместье принцессы Зальма. Впрочем, он упоминал и о яде. Дона сразу же вмешалась: «Вильгельм, тогда мы все последуем за тобой!» Свои эмоции он усиленно вымещал на несчастных деревьях в «тюремном садике», как он называл парк при замке. Прибывший Розен успокоил его: по его мнению, голландцы не позволят его тронуть. Пока что ему следует оставаться в Амеронгене и ждать. В благодарность на Рождество дипломат получил подарок — литографию с изображением Вильгельма-всадника.
Фарс продолжался. Вильгельм решил симулировать болезнь, обвязал уши бинтом, перестал бриться и перешел на постельный режим. Все это, надеялся он, пробудит к нему сочувствие и симпатии голландцев. На протяжении шести недель он практически не покидал своих покоев. Именно на это время пришлась нелепая попытка похищения Вильгельма, предпринятая восьмеркой бравых американских офицеров. Хорошо отпраздновав в Люксембурге встречу Нового года и явно перебрав при этом пунша, заговорщики во главе с полковником Люкасом Лиа решили сделать подарок своему президенту, доставив ему немецкого кайзера собственной персоной. Сказано — сделано. 5 января поздно вечером они в полной амуниции заявились в Амеронген на двух машинах и возвестили привратнику, что у них есть важное сообщение для императора. К незваным гостям вышел сын хозяина, Чарли, провел их в библиотеку и стал объяснять, что уже поздно, все спят.
Годард Бентинк, поспешно одевшись, спустился к ним и попросил предъявить документы. Те неохотно выполнили его требование. Граф, ознакомившись с ними, заподозрил неладное. Вильгельм тоже оделся и велел передать прибывшим, что готов выйти к ним, если они дадут честное офицерское слово, что являются официальными представителями комиссии по перемирию. Между тем были поданы вино и закуска, американцы расслабились, и Бентинк улучил минуту, чтобы вызвать полицию. Выглянув в окно, полковник Лиа увидел, что к замку направляются полицейские и солдаты. Он понял, что все пропало, и признался в подлинной цели визита. Под полицейским эскортом неудачливые похитители были переправлены обратно через границу. Один из них сумел унести с собой сувенир: одни говорят, что это была пепельница, другие — окурок кайзеровской сигареты. Вильгельм развеселился: «Вокруг дома — десяток полицейских, а в доме — кража!» По возвращении в Штаты виновников скандального происшествия ждало дисциплинарное расследование.
II
23 января голландское правительство получило первую ноту с требованием выдать Вильгельма для предания его суду по обвинению в военных преступлениях. В ответ голландская сторона указала на свое суверенное право самой определять, кому оказывать или не оказывать гостеприимство на своей земле. Последовала вторая нота: голландцам напомнили, что их соотечественники также пострадали от развязанной Германией подводной войны. Наконец, 17 февраля Антанта прямо пригрозила Голландии международными санкциями в случае, если она по-прежнему будет укрывать на своей территории преступника. Голландское правительство на угрозы не отреагировало; только верхняя палата приняла резолюцию о высылке Вильгельма из страны под оригинальным предлогом — в Амеронгене невозможно гарантировать его безопасность. Резолюция осталась без каких-либо реальных последствий.
К шестидесятилетнему юбилею высокого гостя хозяин замка подарил ему портрет Вильгельма Молчаливого. Был ли в этом некий намек — трудно сказать. Во всяком случае, Вильгельм в это время работал в основном не языком, а пером: с целью самооправдания срочно строчил мемуары. Другие члены семьи Бентинков тоже не поскупились на подарки юбиляру: сын Джон раздобыл где-то картину с изображением яхты «Гогенцоллерн», а дочь Элизабет преподнесла ему абажур с вышитой на нем сценой соколиной охоты. Со станции Дрейберген был доставлен целый грузовик живых цветов.