Леонид Шкаренков - Агония белой эмиграции
В. И. Ленин внимательно следил за белоэмигрантской прессой, отмечая, что она прилагала все усилия к срыву торговых договоров с РСФСР и политики концессий. Он писал, что определенная часть белогвардейской буржуазии «превосходно понимает значение концессий и заграничной торговли для Советской власти»16. Несомненно, это был один из характерных элементов «новой тактики» контрреволюций. В данном вопросе различные группировки белой эмиграции были единодушны: съезд монархистов в Рейхенгалле, совещание бывших членов Учредительного собрания в Париже, торгово-промышленный съезд, Русский парламентский комитет и другие — все они выступали с протестами по поводу каждого нового факта признания Советской России. Это было одно из реальных проявлений столкновения интересов русских и иностранных капиталистов.
Примечательна в этой связи запись, сделанная несколько позже в протоколе заседания парижской группы партии кадетов. В ней отмечалось, что делегация русских торгово-промышленных кругов из Парижа побывала в Берлине. В беседах с членами делегации видные германские банкиры и промышленники откровенно высказывались, что «без России они жить не могут и в Россию немедленно пойдут. Но они заявляют, что не имеют желания идти в Россию вместе с русскими промышленниками, так как капиталов ни у них, ни за ними нет, что при их помощи концессий в России не добудешь»17.
Примерно тогда же представители деловых кругов 12 государств собрались во французском городе Бордо для обсуждения вопросов «защиты» интересов иностранного капитала в России. Они пытались использовать кампанию, начатую белой эмиграцией против развития экономических связей с Советской республикой, чтобы навязать Советскому правительству невыгодные условия соглашения. «К счастью, — писал по этому поводу редактор газеты «Известия» Ю. Стеклов, — и те и другие считают без хозяина»18.
Несмотря на антисоветскую кампанию, в 1921–1924 гг. из-за рубежа поступило более 1200 предложений на концессии19. Однако Советское правительство проявляло большую осторожность при заключении договоров. В своеобразных условиях Советской России, вынужденной строить социализм в капиталистическом окружении, концессии были одной из форм госкапитализма, т. е. такого капитализма, пределы которого устанавливались и ограничивались Советским государством, сохранявшим в своих руках все командные высоты в народном хозяйстве. В то же время Милюков, один из лидеров партии, которая в годы гражданской войны вдохновляла и поддерживала всех военных диктаторов, пытался из-за рубежа предложить «новые решения» основных вопросов внутренней политики: аграрного, /45/ национального, государственного устройства. До революции он выступал за выкуп части помещичьих земель, а теперь заявлял о признания права крестьян на землю, о готовности защищать их интересы от притязаний «старого поместного класса». После того как этот класс в нашей стране был ликвидирован, «изменила свой фронт», писала по этому поводу «Правда», милюковская буржуазная стратегия, повернув от союза с помещиком к союзу с деревенским кулаком20.
По мнению американского историка У. Розенберга, замысел Милюкова «повернуть партию влево», разработать «народную» политику имел совершенно определенную цель: «вызвать массовые бунты внутри России»21. С таким заключением можно согласиться в этом смысле, что одним из главных моментов в «новой тактике» контрреволюции была ставка на «преодоление большевизма изнутри», на его «разложение внутренними силами». Творцы «новой тактики» пророчили гибель Советской власти, надеясь на обострение внутренних противоречий между классами рабочих и крестьян и ослабление диктатуры пролетариата, развитие в стране социальной напряженности.
В. В. Шульгин, один из тогдашних «теоретиков» «белого движения», пропагандист возрождения белой армии, принялся убеждать Милюкова отказаться от своих планов. «Быть может, вы увлеклись планами эсеров и эсдеков по взрыву большевиков «изнутри»? — писал Шульгин Милюкову. — Быть может, вы верите в спасительность этих восстаний, по поводу которых вновь заболевший манией величия Александр Федорович (Керенский. — Л. Ш.), как говорят, «принимал поздравления» в Париже. Не увлекайтесь, Павел Николаевич, восстаниями. Во-первых, бабушка еще надвое сказала, чем эти восстания кончатся, а во-вторых, если бы они и кончились благоприятно для восставших, что дадут они вконец измученной России?»22
Отвечая Шульгину, Милюков тоже не остался в долгу: «Вы сами не представляете себе то, что сделали вы с этой русской армией… Понимаете ли вы, что если она лила свою кровь и несла свои тяжкие жертвы напрасно; что если она в результате своих трудов оказалась не в Москве и Петрограде, а на Лемносе и в Галлиполи, то виноваты в этом вы, Василий Витальевич. Не вы один, но вы первый»23.
Потом в защиту Шульгина выступил Струве. Началась очередная перебранка лидеров белоэмиграции, которая всегда была характерной чертой жизни русского «зарубежья», бесплодно спорившего о способах «спасения» России.
Между тем на почве разногласий по тактическим вопросам происходил дальнейший раскол не только у кадетов, но и среди эсеров и меньшевиков. Как писал Ем. Ярославский, эсеры разбились тогда на 7–8 групп, говоривших будто бы на разных языках24.
Сами эсеры, в частности В. М. Чернов, связывали деление своей партии на разные течения и группировки с той борьбой, /46/ которая обозначила их раскол еще в 1917 г. и после Октябрьской революции. В эмиграции оказались почти все лидеры правого крыла партии эсеров (А. Ф. Керенский, Н. Д. Авксентьев, В. В. Руднев, И. М. Брушвит, М. В. Вишняк, В. М. Зензинов и др.), которые стояли за широкую коалицию с буржуазными партиями. Ушли из партии и образовали самостоятельную группу — так называемую «Крестьянскую Россию» бывшие эсеры А. А. Аргунов и С. С. Маслов.
Эсеры Н. Д. Авксентьев, И. И. Бунаков, М. В. Вишняк, А. И. Гуковский, В. В. Руднев основали самый известный эмигрантский общественно-политический и литературный журнал «Современные записки» (1920–1940), и вокруг него тоже наметилась определенная группировка.
Лидер партии эсеров В. М. Чернов называл себя и некоторых оставшихся в Советской России эсеровских деятелей (А. Р. Гоц. Е. М. Тимофеев и др.) «партийным центром». Линия поведения «центра» в значительной мере определялась позицией Чернова, который претендовал на особую роль, утверждая, что в 1920 г., когда он нелегально уехал из Советской России, ЦК партии эсеров предоставил ему «чрезвычайные полномочия» выступать от имени партии за границей.
В Праге, где обосновался Чернов, стал выпускаться журнал «Революционная Россия» (1920–1931) — центральный орган партии эсеров, на страницах которого разрабатывалась целая программа реставрации в России капиталистических отношений. Там же выходил эсеровский еженедельник «воля России» (1920–1932). Чернов писал, что среди эсеровских группировок редакция этого еженедельника (В. И. Лебедев, М. Л. Слоним, Е. Сталинский, В. В. Сухомлин) была «промежуточной группой». Сначала, в 1920 г., эта группа поддерживала Чернова, а потом, по его словам, соединилась с «парижскими оппозиционерами», с эсерами, жившими в Париже25. Все эти группировки были весьма недолговечны, эфемерны, в них отражалась борьба отдельных интересов и амбиций.
В эмиграции оказалась и малочисленная группа членов Трудовой народно-социалистической партии (энесов). В мае 1920 г. эта группа образовала в Париже свой Заграничный комитет, председателем которого был избран лидер энесов Н. В. Чайковский. Уже семидесятилетний старик, увлекавшийся в то время мистикой, он тем не менее продолжал вести активную контрреволюционную работу. Достаточно сказать, что за несколько месяцев состоялось 28 заседаний Заграничного комитета. В выпущенном комитетом обращении говорилось, что он будет следовать «средней политической линии»26. Эта «линия» имела много общего с новыми тактическими положениями, выдвинутыми Милюковым. Та же цель — «свержение большевиков» и те же заявления о продолжении борьбы. И так же как Милюков и другие сторонники «новой тактики», Чайковский и /47/ руководимая им группа энесов центр тяжести в этой борьбе переносили на разложение Советской России внутренними силами.
В протоколах заседаний Заграничного комитета можно найти призывы проявить старания, чтобы угадать равнодействующую политических настроений русского народа. Предпринимались различные попытки, о которых еще будет сказано, найти сочувствующие группы в пределах Советской России среди крестьян, рабочих, интеллигенции. Руководители народно-социалистической партии, которая потеряла всякое влияние в массах еще в годы революции, пытались теперь внушить своим оказавшимся за рубежом единомышленникам, что для успеха борьбы необходимо изменить свою программу, заявляли о признании федеративной демократической республики, обещали сохранить землю, перешедшую во время революции к пахарю. Этим запоздалым обещаниям как бы противостоят заявления совсем другого рода. Еще немного, писал один из членов Заграничного комитета, Н. Н. Пораделов, и утонувшие в дрязгах руководители рискуют окончательно оторваться и от своей родины, и от своих соотечественников27.
