Михаил Ошлаков - Сталин их побери! 1937: Война за Независимость СССР
Впрочем, до этого еще было далеко, пока же в начале 1934 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о коренном изменении преподавания в учебных заведениях общественных наук, прежде всего истории, о пересмотре доктрины Покровского, восстановлении исторических факультетов в составе университетов и т. п.
Мог ли кто-то возражать против этого?
К сожалению, подобных личностей в 1930-е годы хватало. Школа Покровского появилась не случайно, она обслуживала интересы троцкистской бюрократии, пытавшейся обосновать свое пребывание у власти многократным преувеличением недостатков предшествовавшего царского режима. В неприятии курса Сталина на реабилитацию русской истории и культуры бюрократию поддерживала и значительная часть творческой интеллигенции, ибо по своему происхождению, характеру и складу перейти от революционного космополитизма к «обслуживанию» русской культуры просто физически не могла.
Новая идеологическая доктрина Советского Союза, окончательно оформленная уже позднее, в 1939–1940 годах, базировалась на возрожденных исторических традициях русского народа. До 80% репертуаров театров составляли теперь постановки русской классики. В литературе, музыке и живописи на смену футуристическим «перформансам» пришли традиционные для русского искусства формы. На «Мосфильме» готовились к съемкам картин «Суворов», «Петр Первый», «Минин и Пожарский», «Александр Невский». Весьма возможно, что уже в 1936 году в блокноте Сталина была записана последняя фраза, которую через четыре года произнесет Николай Черкасов: «На том стоит и стоять будет Русская земля». Пройдет еще год, два, и каждый россиянин, каждый советский человек вольно или невольно станет смотреть на прошлое страны глазами Сталина, воспринимая это прошлое цельной, логичной, гордой, а главное – оптимистической историей.
Наряду с идеологией Сталину предстояло коренным образом реформировать государственное устройство СССР, главной проблемой которого, как и при царе, являлось прогрессивное нарастание бюрократического аппарата, его постоянное стремление к перерождению и превращению в олигархию. Сталин знал, что решить проблему враждебности бюрократии однократно не удастся. Отстраненная от власти сегодня, завтра она восстановит свои силы и станет опять пожирать государство. Сталин решил поставить этой угрозе заслон другого рода – создав, как ни парадоксально это прозвучит, дееспособное гражданское общество в СССР. Новое советское государство должно было стать саморегулирующейся, не зависящей от вождизма системой.
Скажут: «О каком же гражданском обществе может идти речь, если участие в любой оппозиции в глазах Сталина было смертным грехом?» Да, Сталин не верил в искренность оппозиции. Он мыслил ясно и без околичностей, без интеллигентских бросаний. Он знал, что оппозиция в России всегда хлебала из иностранного корыта. Он знал, что оппозиция на Западе – фикция, в лучшем случае отражение борьбы за влияние и деньги между различными олигархическими группировками. Исключений не было. Такой оппозиции Сталин действительно не хотел.
Роль ключевого инструмента для саморегулирования будущего советского общества предстояло сыграть новой Конституции СССР.
Первая Советская Конституция, базировавшаяся на откровенно левацкой Конституции РСФСР 1918 года, не только перестала отвечать изменившимся внутренним реалиям страны, но и резко противопоставляла СССР другим государствам, усиливая и без того серьезную внешнюю угрозу, а в условиях надвигавшейся агрессии была чревата, как уже указывалось, политической изоляцией страны. Положения старой Конституции, в частности, гласили:Со времени образования советских республик государства мира раскололись на два лагеря: лагерь капитализма и лагерь социализма.
Доступ в Союз открыт всем социалистическим советским республикам как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем.
Новое государство послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику.
Избавляясь от деклараций об экспорте революции, новая Конституция должна была также решить задачу перераспределения полномочий от ВКП(б) к органам советской власти, назначаемым Советами. Основой для данной реформы становились свободные, всеобщие, равные, тайные и альтернативные выборы. До сих пор избирательная система СССР отличалась многоступенчатостью, лишала избирательного права представителей «эксплуататорских и паразитических» социальных слоев, дискриминировала крестьянство, а самое главное, не предусматривала проведения тайного голосования, что являлось основой незыблемости положения, по сути диктатуры, большевистского аппарата, особенно на уровне республик и областей.
Если вступление Советской страны в Лигу Наций вызвало раздражение только части высокопоставленных деятелей в партии и РККА, то в подготовке новой Конституции весь старый аппарат увидел прямую угрозу своему положению. Бюрократия встала на путь активного и открытого противодействия политической линии Сталина, противодействия, которое породило целый ряд опасных антигосударственных заговоров.
Нельзя сомневаться, что Сталин, прекрасно знавший сущность аппарата и личные качества многих его представителей, предвидел такую возможность и внутренне был готов нанести по бюрократии разящий, репрессивный удар. Вероятно, он рассчитывал, что проводимые реформы позволят в будущем обойтись без подобных конфликтов и разгром бюрократии станет последним и окончательным актом отречения страны от столетиями душившего ее паразитического класса.
Первым выстрелом этой войны, грозным сигналом обострения кризиса стало убийство в Ленинграде 1 декабря 1934 года С.М. Кирова. Убийство Кирова Сталин воспринял очень эмоционально, окончательно убедившись, что мирного исхода в противостоянии со старым аппаратом, сблокировавшимся с троцкистской мафией, не будет. Выстрел в Смольном Сталин понял как объявление войны. Он не был наивен. «Если моего сына случайно застрелит полицейский, я буду приписывать это злой воле одного из вас», – предупреждал дон Корлеоне представителей пяти семейств Нью-Йорка. У Сталина были все основания считать точно так же. Он знал, с кем имеет дело.
Безусловно, после смерти Кирова Сталин ожесточился. Вероятно, в этот момент судьба старого аппарата, на возможное перерождение и «исправление» которого Сталин недавно еще мог рассчитывать, была окончательно решена.Обострение кризиса
ЦИК с клубничкой. «Кремлевское дело»
Однако, прежде чем перейти к осуществлению намеченных реформ и вступить в схватку с бюрократией, Сталину предстояло обезопасить свой тыл. В нашем нынешнем понимании Сталин, Верховный Главнокомандующий Великой Победы, воспринимается как олицетворение авторитета и всепроникающей, железной воли. Однако в середине 1930-х годов его власть отнюдь не являлась абсолютной – трудно себе представить, что Сталин не был хозяином не только во всей стране, но даже в Кремле.
Еще с начала 1920-х годов комендантом Московского Кремля являлся Рудольф Петерсон, назначенный на эту должность по настоянию Троцкого. В годы Гражданской войны Петерсон был начальником личной охраны и командиром знаменитого бронепоезда наркомвоенмора, являясь, возможно, одним из самых близких к нему людей. Несмотря на высылку Троцкого за границу и резкую официальную критику троцкизма, Петерсон в начале 1930-х годов оставался на своей должности. Он по-прежнему контролировал важнейшие аспекты функционирования штаб-квартиры советской власти, в том числе осуществление всех видов охраны Кремля (войсковой, противопожарной, противохимической), пропускного режима, работу всех средств связи и, в значительной мере, назначение и перемещение кадров.
Другой ключевой фигурой в Кремле являлся секретарь ЦИКа СССР Авель Сафронович Енукидзе. Подчиненный Енукидзе аппарат ЦИКа отвечал, в свою очередь, за общую организацию охраны Кремля, личную охрану Сталина, обслуживание высших органов власти по административно-хозяйственной линии (в том числе и обеспечение работы Сталина и его секретариата в Кремле), работу гаража особого назначения, гаража № 2 и т. д.
Руководство Петерсона и Енукидзе отнюдь не являлось фикцией – при всем желании Сталин не мог напрямую вмешиваться в деятельность Управления коменданта Московского Кремля (УКМК) и аппарата ЦИКа, поскольку являлся всего лишь секретарем ЦК, вообще не имевшего отношения к Кремлю и квартировавшего в комплексе зданий на Старой площади.
Таким образом, Сталин, как можно заметить, занимал в Кремле весьма странное и несвойственное для него положение, среднее между наемным приказчиком и бесправным провинциальным родственником.
Между тем к работе ЦИКа и УКМК к 1934 году накопилась масса претензий. Особенно, разумеется, дело касалось Енукидзе, который не только оказался не в состоянии обеспечить эффективную деятельность кремлевских служб, но и умудрился превратить их в настоящие Содом и Гоморру. Жена брата Екатерины Сванидзе (первой супруги Сталина) Мария Сванидзе вспоминала:
