Александр Попов - Два Петербурга. Мистический путеводитель
Татаринова, да и все участники общины, подчеркивали, что полностью разделяют постулаты православной веры, а к учениям скопцов и хлыстов не имеют никакого отношения. Скорее всего, так и было. Просто Татаринова «привила» к православной риторике еще и радения.
Филипп Вигель писал: «Верховная жрица, некая госпожа Татаринова, посреди залы садилась в кресла, мужчины садились вдоль по стенам, женщины становились перед нею, ожидая от нее знака; когда она подавала его, женщины начинали вертеться, мужчины петь под текст, ударяя себя в колена, сперва тихо и плавно, а потом все громче и быстрее. В изнеможении, в исступлении тем и другим начинало что-то чудиться. Тогда из среды их выступали вдохновенные, иногда мужик, иногда простая девка, и начинали импровизировать нечто, ни на что не похожее. Наконец, едва передвигая ноги, все спешили к трапезе, от которой нередко вкушал сам министр духовных дел».
А вот как писал об этом священноархимандрит Фотий: «По ночам собирались у нее и днем девицы и прочие и действовали, как некое священное действо свое, обычай кружения делать, вертелись, падали потом на землю от безумия, демон же входил в них, производил глаголы, предсказания, и потому называлась секта сия пророков и пророчиц, а Татаринова главою всех. Петы были разные смешные песни, стихи, без толку сочиненные, где духовное с плотским было смешано и более имелось плотское, любодейное, нежели иное весьма смешное составление и понятие».
* * *Слава Татариновой была столь стремительна, а ее влияние стало столь могущественно, что вскоре она была обласкана императрицей Елизаветой Алексеевной, а затем и принята самим императором, причем аудиенция затянулась на несколько часов. Александр I был настолько очарован пророчицей, что принял по ее рекомендации Никитушку, которому тут же был дан чин 14-го класса.
В письме гофмейстеру Кошелеву император признавался, что настолько впечатлен проповедями Татариновой, что его сердце «пламенеет любовию к Спасителю всегда, когда он читает в письмах Кошелева об обществе госпожи Татариновой в Михайловском замке». Более того, Александр I даже стал крестным отцом дочери Татариновой, рожденной ею вне брака.
Секта Татариновой позже весьма интересовала Достоевского, и он несколько раз упоминал о ней в своих дневниках. Он писал, что считает хлыстовщину: «…древнейшей сектой всего, кажется, мира, имеющей бесспорно свой смысл и хранящей его в двух древнейших атрибутах: верчении и пророчестве. Ведь и тамплиеров судили за верчение и пророчество, и квакеры вертятся и пророчествуют, и пифия в древности вертелась и пророчествовала, и у Татариновой вертелись и пророчествовали…»
* * *Пророчества Татариновой остались во множестве мемуаров, и стоит признать, что иногда они были весьма точны. Художник Боровиковский спросил у нее, стоит ли ему браться за масштабный заказ. Татаринова же ответила:
– Не о том думаешь, душа моя. Выгода тебе вроде как и ни к чему будет. Пора тебе, Володенька, на суд предстать.
Боровиковский обиделся, заметив, что он человек честный и к судам не имеет никакого отношения. Татаринова отшутилась, что «от тюрьмы да сумы не зарекайся, а от суда тем более». Через несколько дней Боровиковский предстал перед высшим судом: он умер.
Декабрист Рылеев также однажды присутствовал на радениях. Татаринова схватила его за руку и произнесла:
– Что же делать, как нам быть? Надо Россию кровью обмыть!
Дело было осенью 1825 года, незадолго перед коронацией нового императора и восстанием декабристов.
– Вы говорите о крови нового императора? – переспросил, уточняя, Рылеев.
– Нет, о другой крови… – задумчиво ответила Татаринова. – Может быть, и вашей…
Но случилось это уже не в Михайловском замке. В 1819 году туда переехало Инженерное училище, и сначала Татаринова снимала квартиру, а затем, в 1825 году, генерал Головин (исцеленный Татариновой от смертельной болезни и потому чувствовавший себя обязанным) купил для Татариновой три больших дома за Московской заставой.
Новый император Николай начал закручивать гайки и бороться с сектантством, но община Татариновой располагалась за городом, да к тому же пользовалась покровительством многих вельмож, и потому, до поры, на нее не обращали внимания. Все рухнуло в один день. И абсолютно случайно.
* * *В 1837 году Попов (член секты и секретарь Библейского общества, поселившийся в одном из домов Татариновой) послал своего крепостного в полицию для наказания за какую-то вину (тогда это была обычная практика). Но крепостной ложиться под розги не пожелал и потому сообщил властям, что в доме его хозяина, как и в двух соседних, проводятся сборища сектантов. Там-де творятся различные богомерзкие дела: бесстыдные пляски, непристойные песнопения и свальный грех. По утверждению злопамятного крепостного, к участию в оргиях насильно привлекали и детей. Из участка тут же вылетел отряд жандармов. В домах Татариновой провели обыск: обнаружили записи неправославных песнопений, мистические книги и иконы и множество «чудного народу» – все они были задержаны до выяснения.
В доме самого Попова обнаружили запертый чулан, в котором содержалась избитая 16-летняя девушка, средняя дочь Попова. Выяснилось, что Попов насильно водил своих трех дочерей на радения к Татариновой, а когда средняя дочь, Люба, отказалась туда ходить, то он запер ее в чулане и морил голодом. Да еще, по совету Татариновой, воспитывал ее «дедовским методом», розгами. Члены Библейского общества, которое он до сей поры возглавлял, называли Попова «кроткий изувер, которого, однако ж, именем веры можно было подвигнуть на злодеяния». Как Попов сам признавался на следствии, он еженедельно бил дочь палками, иногда до крови.
Слухи про истязания девушки быстро распространились по Петербургу, и лично государем было назначено строжайшее следствие по этому делу. Секта Татариновой была закрыта, все члены взяты под домашний арест, а само дело передано в Секретный раскольничий комитет. Следствие пришло к выводу, что обряды и моления у Татариновой были противны не только установлениям и правилам Православной церкви, но и морали и нравственным устоям государства. Секретный комитет предложил общество упразднить, присутствовавших в колонии бездомных бродяг разослать по богадельням и деревням, отдав под строгий надзор полиции, а руководителей секты изолировать в монастырях.
Попов был отправлен в строгое заключение в Казанскую губернию, в Зилантов монастырь, где и скончался в 1842 году.
Татаринову доставили в кашинский Сретенский женский монастырь.
Пророчица писала многочисленные обращения на имя императора и генерал-адъютанта Бенкендорфа, прося освободить ее из монастыря. То же самое делали ее родственники и многочисленные поклонники. Но признавать, что «находилась в ереси», Татаринова отказывалась, и Николай даже не читал эти обращения, заявив ходатаям, что освобождение может последовать только в одном случае – «если она отвергнет прежние свои заблуждения, на коих основана была секта ее».
Только в 1847 году, когда ей уже было шестьдесят три года, Татаринова подписала обязательство повиноваться Православной церкви. Ее освободили. Год под строгим полицейским надзором она прожила в Кашине, а потом смогла получить разрешение на жительство в Москве без права посещать Петербург.
В Москве Екатерина Филипповна жила тихо и умерла в 1856 году.
ДВОРЦОВЫЕ ТАЙНЫ
Аничков дворец
Аничков дворец, расположенный на углу Невского и Фонтанки, – старейшее здание главной магистрали Санкт-Петербурга. Он начал строиться в 1741 году по указу императрицы Елизаветы одним из первых архитекторов новой столицы Михаилом Земцовым. Завершал строительство в стиле высокого барокко уже Растрелли.
В те времена Фонтанка служила городской чертой, и дворец был должен украсить парадный въезд в столицу. От Фонтанки к дворцу был прорыт специальный канал, завершавшийся небольшой гаванью (потому дворец и стоит боком к Невскому проспекту). Елизавета подарила дворец своему фавориту и морганатическому мужу Разумовскому. Екатерина II, взойдя на престол, выкупила его у брата Разумовского – Кирилла, и подарила уже своему фавориту – графу Григорию Потемкину (в щедрый подарок входили и 100 тысяч рублей на обустройство дворца «по вкусу»). Архитектор И. Е. Старов перестроил дворец в стиле классицизма и засыпал гавань.
В конце XVIII века дворец был вновь откуплен в казну, и в нем некоторое время находился Кабинет Его Императорского Величества. Именно для этого учреждения впоследствии на набережной перед дворцом было построено отдельное здание, закрывшее вид на дворец с Аничкова моста. Александр I подарил дворец своей сестре Екатерине Павловне как приданое на свадьбу с принцем Георгом Ольденбургским.
