Александр Стрыгин - Расплата
- Здравствуй, Паша, здравствуй! Скоро в солдаты, брат! Какой герой-то вырос, а!
Маша расцеловала всех своих братьев и сестер и первая пошла в хату.
- Сначала погляди-ко, какой терем твоему коню отгрохал, - счастливо заговорил Юшка, направляя Василия на подворье. - Мне бы теперь сошку да тележку, и я сам се барин! Там и коровка, глядишь, сама прибежит. Где лошадью пахнет - там жди корову.
Вороной мерин из полутьмы саманки сверкнул белком глаза и снова уткнулся в наскоро сколоченный ящик со свежей травой.
- Панька у меня за конюха. Пасти не пускаю, боязно: налетят, отберут. А травы нарвать нетрудно. Ну, пойдем теперь к Авдотье, заждалась.
Теща, увидев зятя, низко поклонилась ему, утерла фартуком губы, поцеловала в лоб.
- Умница ты наш, соколик желанный... Пришел-таки, а я все глаза проглядела - думала, забыли вы меня, старую, а отойти от дома мне никак неможно... Минутки слободной нету.
Василий подал Авдотье отрез черного сатина.
- Ах ты, господи, как же мы тебя благодарить-то будем?
- Вы уж отблагодарили, мамаша. - И Василий указал глазами на жену, перешептывающуюся с отцом.
- Совет вам да любовь, детки, - перекрестилась Авдотья. - Садитесь за стол, угощу вас, чем бог послал.
Юшкино жилье показалось теперь Василию еще более убогим, чем раньше, - видимо, потому, что за три года скитаний много хороших домов повидал он на Донщине, на Украине...
Стол с исскобленной ножом крышкой уже врос в глиняный пол. К нему придвинули от стен качающуюся скамью, а сбоку - можно сесть на старый крашеный сундук, стоящий на кирпичах, которые Юшка тайком выломал из церковной ограды.
- Что на стол смотришь? - перехватил Юшка взгляд Василия. - Доски потоньшели? Так им и надо: не поддавайся! А сучки-то держатся, кубыть железные! Они мне сродни. Меня все скоблят, кому не лень, а я все торчу на белом свете. А ну, Авдотья, накрывай сучки!
- Давайте посидим так, без угощения, - предложил Василий, - мы ведь недавно завтракали.
- Не обижай, Вася, милый, не обижай. Чем богаты, тем и рады. Авдотья нагнулась к сундуку, громыхнула большим ржавым замком.
Юшка кинулся ей на помощь, приналег - и замок со скрипом подался. Со дна сундука Авдотья достала белую скатерть, велела Маше накрыть стол. Потом в ее руках оказался небольшой сверток из пожелтевшей от времени газеты, перепоясанный пестрой тряпицей, видимо оборкой от старой юбки. Из свертка, к удивлению Василия, теща извлекла две блестящие, почти новые вилки и две такие же хорошие чайные ложечки - приданое от Авдотьиных богатых родственников.
- Чаи мы не пьем, вилками тоже делать нечего, так вот и лежат они тут, - оправдывалась Авдотья, закрывая сундук.
- Авдотья! Мать твою бог любил! - вдруг сердито заговорил Юшка. - Не мы одни так живем! Все мужики, как на станции, сидят и ждут чево-то... Всё по заветным уголкам да по узелочкам попрятали до красного дня. Вот придем к постоянному месту жительства, в хоромы долгожданные вломимся, накроем стол из красного дерева скатертью-самобранкой, и - доставай тогда вилочки-тарелочки из заветных сундучков, втыкай в любую лакомству, кушай на здоровье, дорогой товарищ человек! А мужик - он человек! - Юшка достал из-за божницы черную бутылку. - Вот и дождалась эта бутылочка моего благодетеля, вот и вилочки дождались хороших рук!
Василию показалось, что глаза тестя горят каким-то мудрым и грозным огнем, который сжигает его изнутри, и Василий с уважением подумал: такие вот бедняки за советскую власть на смерть пойдут.
- Стакашков у нас нету. Не напасешься их. Железо-то, оно попрочнее. - Юшка налил в железную кружку кровяно-красной жидкости и подал Василию.
Авдотья поставила на стол вареную картошку, достала из печки противень с пышками и, набросав их в фартук, тоже поднесла к столу:
- Ешьте, дорогие мои, от всей души старалась, да только мука-то таперича грубая.
- Ничаво, крестьянский желудок подкову перетрет, - пошутил Юшка.
Василий выпил с Машей пополам, взял пышку. Юшка налил себе немного, глотнул одним махом, крякнул. Потом подал Авдотье и принялся затыкать бутылку:
- А это Захару с Василисой. С собой возьмете.
Авдотья подняла кружку:
- Я и без вина, детки, пьяная, только для такого дорогого гостя выпью всё до дна!
- Пей, мама, пей. Сладкое вино, как причастие, - весело сказала Маша.
Авдотья выпила, утерлась фартуком:
- Может, лошадка выручит нас из нуждишки да из долгов. Земля таперь есть, а своя земля и в горсти мила. Только вот Юхим мой колготной да непутевый. Скажешь ему: давай долги сочтем, а он: э, мать, чаво их считать-то! На том свете угольками расплачусь со всеми!.. А таперь с конем извел нас... На печке, где спит, проломал стенку и стекляшку туды вставил. Ночью фонарь со свечой вешает у лошади и смотрит в ту стекляшку. Среди ночи Паньку будит: "Панька, а Панька! Что-то мерин всхрапнул. Не заболел ли? Подь глянь!" Бежит малый, а вить поспать охота, с улицы стал поздно приходить. - Авдотья, захмелев, разговорилась, а Юшка, склонив голову набочок, смотрит на нее добрыми детскими глазами и, старательно разжевывая пышку, смеется над ее словами.
Василий следит за тестем. Вон его жилистые, сухие, узловатые руки... Сколько они переделали дел для других? Сколько стерлось на этой коже мозолей? И чем только жив этот человек? Ведь, кажется, в доме давно уже шаром покати, а дни бегут, и жив Юшка, да еще и шутить не перестает.
И вспомнился Василию берег Дона под Воронежем, где стоял он со своим полком... Сухой горячий песок... Из него, казалось, и расти-то ничто не может, но зеленовато-сизые огоньки чабреца видны по песку. Сухие, корявые корни пластаются, уходя глубоко в землю: это они достают оттуда по капельке сок для душистых зелено-сизых цветочков...
Что нужно Юшке для счастья? Чувство справного хозяина? Лошадь, корова, крепкие саманные стены? Да, всего этого с избытком хватит на его сегодняшнюю мечту. Но Ленин хочет сделать Юшку хозяином России, а не хозяйчиком клочка земли с ветелкой на канаве. Он видит батраков в авангарде огромной армии крестьян, переделывающих жизнь деревни. Сколько потребуется лет, чтобы поднять Юшку до такого сознания, чтобы вырвать его из темного мужицкого царства жадности, равнодушия и набожности? Ох, нелегко будет это сделать!
3
Прежде чем пойти в сельсовет, Василий зашел к Андрею Филатову.
На завалинке сидел отец Андрея - Семен Евдокимович, сутулый богатырь грузчик, некогда таскавший на спине по двенадцати пудов.
- К Андрюшке? - хрипло спросил Семен Евдокимович, кашляя. - Он к Мычалиным побежал. Позгоди.
Василий сел рядом.
- Как же вы, дядя Семен, власть Потапу отдали?
- А кто ее отдавал?.. Сам взял. Мне, што ли, ее, власть-то? Я буквы ни одной не знаю. И все так. Вот и оказалось: власть-то никому не нужна. Мужику не власть - земля нужна!
- А Потапу она зачем, власть-то?
- Кто ж его знает. Для почета, знать. Он любит почет. И Сидор любит.
- Эх вы, темнота! Ведь мы коммуну с вами должны создавать. - Василий сердито раздавил сапогом окурок, встал. - Некогда мне ждать, дядя Семен. Скажи Андрею, чтобы в Совет шел.
В сходной избе сидели Потап и Сидор. Василий, не глядя в сторону Сидора, подошел к председателю:
- Где бумага из Тамбова?
- У меня она, - послышался голос Сидора. - Ты што же, не опознаешь меня аль здоровкаться не хошь?
- Стало быть, не хочу... с контрой не знаюсь.
- Это кто контра? - привстал с лавки Сидор. - А ты знаешь, мы с Потапом - советская власть? Опчеством выбраны!
Василий резко повернулся к Сидору, сунув руку в карман:
- А ну сядь, кулацкая власть! Сынок твой восстание в Тамбове поднимал, холуем у генерала был! А ты тут командуешь?
- В волость поеду жаловаться! - брызгая слюной, крикнул Сидор.
- Без волости обойдемся. Давай бумагу!
Сидор злобно бросил листок под ноги Василию и выскочил из избы.
- Это кто же тебе, Василий Захаров, такую полномочию дал с выбранной властью так гутарить? - И без того длинное лицо Потапа еще больше вытянулось, он цедил слова сквозь зубы.
- Пролетарская революция дала полномочия! - не сдерживаясь, крикнул Василий. - А вы что же думали? Мы власть для вас завоевали? Обрадовались? Баб да старых дураков умаслили! Власть захватили, грамотеи!
- Одумайся, Васька! - крикнул Потап. - С огнем играешь! Против опчества идешь! Сходку соберу!
- А мы сейчас свою, пролетарскую, сходку соберем, - заметив мелькнувшую в окне фигуру Андрея, сказал Василий. - Андрей! - обернулся он к запыхавшемуся другу. - Давай бедняков и фронтовиков собирай на сходку. Революция беднякам власть дает, комитет бедноты избирать будем! У меня декрет Ленина с собой есть.
- Все понял, - обрадовался Андрей. - Сейчас всех облечу!
Проводив Андрея, Василий сел на лавку, ожидая, когда уйдет Потап. Тот все еще сидел за столом и растерянно наблюдал за Василием.
- Ну, а ты чего ждешь, дядя Потап? - уже мягче спросил Василий. - Не в бедняки ли записаться хочешь?
