Петр Рябов - История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I
Однако постепенно ситуация меняется, и прямой путь от Ростова до Киева становится лёгким и привычным. Леса, болота, мелкие реки, суровый климат, почвы, малопригодные для земледелия – все эти факторы, характеризующие «Залесскую Русь», имели и свою положительную сторону. Леса защищали жителей от набегов врагов, а малонаселённость этих земель делала легкой их колонизацию. Спокойствие и безопасность манили потоки переселенцев, хлынувших на северо-восток из пустеющих киевских земель (пришедших в упадок по причине княжеских распрей, половецких набегов и прекращения днепровско-черноморской торговли). Единая древнерусская народность, сложившаяся на берегах Днепра, как бы разошлась в две стороны: если один поток хлынул на юго-запад, в Галицко-Волынскую Русь (дав через пять веков начало украинскому этносу), то другой поток устремился в леса междуречья Оки и Волги (дав позднее начало великорусскому этносу, возникшему из соединения славян и финнов).
Переселенцы несли с собой южнорусскую топонимику. Так на северо-востоке появляется река Трубеж, города Переяславли (целых два: Залесский и Рязанский), Галич, Вышгород – «тёзки» южных топонимов. Вместе с переселенцами сюда пришли и былины о богатырях, и предания о великих временах киевского князя Владимира I, дожившие до XIХ века, В XI–XII веках эти обширные и дикие земли постепенно христианизируются. Наряду со старыми, основанными веком раньше новгородцами, центрами – стольными городами Ростовом и Суздалем, Муромом и Ярославлем, по инициативе местных князей возникают новые города: Дмитров, Москва, Кострома, Тверь, Городец. По словам В.О. Ключевского: «Таким образом, Суздальская область, еще в начале XII в. захолустный северо-восточный угол Русской земли, в начале XIII в. является княжеством, решительно господствующим над остальной Русью. Политический центр тяжести явственно передвигается с берегов среднего Днепра на берега Клязьмы. Это передвижение было следствием отлива русских сил из Среднего Поднепровья в области Верхней Волги».
Последствия этих колонизационно-миграционных процессов, стремительно возвысивших Русь Залесскую или Верхневолжскую или Северо-восточную или Ростово-Суздальскую, были многообразны и неоднозначны. Этнографическим следствием было смешение славян и финнов, приведшее к формированию в XII–XV веках великорусского этноса. Экономическим и социальным следствием явилось то, что днепровская, городская и торговая Русь, сменилась верхневолжской, лесной, сельской и земледельческой Русью. Сельское население явно доминировало здесь над городским, натуральное хозяйство абсолютно преобладало над торговлей. Преобладающий тип поселений в Залесской Руси – небольшие деревни в два-три двора, разделённые огромными и непроходимыми лесами. Скудные плоды землепашества дополнялись за счет бортничества, охоты и рыболовства, причём даже жители небольших городов нередко занимались земледелием и всегда – огородничеством.
Новые города, возникшие в северо-восточной Руси, существенно отличались от старых городов. Во-первых, они существенно уступали по размерам, экономическому развитию и политическому влиянию городам Киевской и Новгородской Руси – уровень урбанизации здесь был существенно ниже.
(Даже в крупнейших городах здесь едва ли жило более двух-трех тысяч человек.) Сельским жителям трудно было собираться на вече в город, а жители небольших городов не могли заставить князей подчиниться их воле (что неизбежно вело к упадку вечевых институтов). Во-вторых, существенно изменилось само отношение между городами и княжеской властью. По словам историка С.Г. Пушкарёва: «В Киевской и Новгородской Руси сильные, многолюдные и организованные городские общины приглашали к себе князей, нужных им для военной обороны и для поддержания внутреннего порядка, здесь городское население чувствовало себя хозяином, а князь (особенно в Новгороде) был пришельцем. На северо-востоке соотношение было обратным: князь, владеющий обширными, но почти пустынными земельными пространствами, приглашал колонистов для заселения этих земель, чтобы увеличить свои доходы и свою социально-политическую силу. Здесь князь был хозяином, а население – пришельцами».
Таким образом, в Северо-Восточной Руси колонизация и создание городов происходили по воле и инициативе князя, чувствовавшего себя уверенным и всемогущим господином, привлекающим переселенцев, мастеров и населявшим города. Так, князь Андрей Боголюбский похвалялся, что он всю Суздальскую землю «городами и сёлами населил и многолюдной учинил». Это вело к новой политической ситуации и расстановке сил, где деспотичные, всемогущие князья, опирающиеся на новые, основанные ими города (подвластные им, слабые и лишённые вечевых традиций) и на свою «младшую дружину» (слуг, дворян, холопов) выступают против немногих «старых» городов (основанных ещё до начала княжеской колонизации) и боярских кланов (местных старейшин, своей же «старшей дружины»). Такой расклад сил и обусловил специфику политической борьбы и политического развития данного региона. С.М. Соловьёв отмечал: «Разница между старыми и новыми городами та, что старые города, считая себя старее князей, смотрели на них, как на пришельцев, а новые, обязанные им своим существованием, естественно, видели в них своих строителей и ставили себя относительно их в подчиненное положение.» Поэтому, по словам С.Ф. Платонова: «Борьба князей со старыми городами влекла за собой неминуемо и борьбу новых городов со старыми. Эта борьба оканчивается победой князей, которые подчиняют себе старые города и выдвигают над ними новые. Полнота власти князя становится признанным фактом. Князь не только носитель верховной власти в стране, он её наследственный владелец, «вотчинник». На этом принципе вотчинности… власти строятся все общественные отношения, известные под общим названием «удельного порядка» и весьма несходные с порядком Киевской Руси.»
В чём новизна социально-политических отношений в Верхневолжской Руси? Отчасти изменились отношения князя с дружиной, боярством и вечем – в сторону усиления всемогущества князя. Если раньше дружина заключала с князем «ряд» (договор) и могла отказать ему в повиновении или уйти к другому князю, князья и дружинники были партнёрами, со своими правами и обязанностями (система вассалитета, подобная западноевропейской), то теперь между ними появляются элементы отношений подданства, при которых князь рассматривает и бояр, и дружинников, и всё свободное население, как своих слуг, холопов, обязанных ему безоговорочным и вечным подчинением. Кроме того, выступая одновременно и в роли политического руководителя, и верховного собственника земли, и основателя городов, и их защитника и судьи, князь сочетает в себе права высшей власти и права собственности, и потому не считает нужным ограничивать свою власть ни вечем, ни боярством, ни дружиной, ни традицией. Как заметил В.О. Ключевский: «Понятие о князе, как о личном собственнике удела, было юридическим следствием значения князя, как заселителя и устроителя своего удела». А, по мнению С.Ф. Платонова: «В лице князя произошло соединение двух категорий прав на землю: прав политического владельца и прав частного собственника». Отныне князь воспринимал себя не «находником», не временщиком – случайно приглашённым вечем города или ненадолго получившим по «лествичному праву» данную территорию (пока не освободится что-то получше) в качестве военного предводителя, но – полновластным хозяином земли, делящим ее на части (уделы) между сыновьями. Теперь захваты земель становятся основой и главным «нервом» княжеской внешней политики, навязчивой идеей, двигающей князьями (ибо захваты означают рост их силы, богатства, авторитета).
Следует отметить, что указанные процессы не получили окончательного и завершённого характера, а были лишь одной (хотя и преобладающей) из тенденций на северо-востоке Руси. Ведь и старое «лествичное право» (и представление о родовой собственности Рюриковичей на русскую землю), и вече, и боярство, и права дружины всё еще сохранялись (пусть и в урезанном виде), вызывая ожесточённую борьбу между князьями (опиравшимися на своих слуг, дворян и новые города) и боярством, вечем и старыми городами. Что же касается земельной собственности, то, наряду с «дворцовыми» землями, принадлежащими непосредственно князю, обрабатываемыми его холопами (доходы с них шли на содержание княжеского двора), сохранялись «чёрные» земли, находившиеся в пользовании вольных земледельцев, плативших князю умеренную дань, а также церковные и боярские «вотчинные» земли. На них земледельцы были лично свободны и могли переходить от одного хозяина к другому. В свою очередь, бояре и дружинники также имели право перехода от князя к князю – однако, это право в реальности ограничивалось как стремлением князей его урезать, так и связью бояр со своими землями, остававшимися на территории именно данного княжества.
