Александр Шевякин - Как убили СССР. «Величайшая геополитическая катастрофа»
В США великолепно была налажена наука уничтожения сложных социальных систем. Среди диссидентов нашелся только один — некто Л. Лубман, который смог именно так сформулировать свою задачу и сочинил в 1976–1977 гг. некий «труд», озаглавленный «Экспромт для ведомства г-на Тернера, ЦРУ. Книга о том, как правильно уничтожить Советскую власть», в 248 листов. И нашел способ выслать это за границу. Однако сочинение было перехвачено и Л. Лубмана посадили. Досидел он аж до 1991 г. [37. С. 244, 1.46. С. 10]. Так что в перестройку обошлись как-то без него!..
КГБ, в конце концов, принял оборонительную позу, и им манипулировали. У каждого из высокопоставленных чиновников были свои аргументы, когда они отстаивали мягкий вариант во внешней политике. Председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов говаривал: «А здесь мы ведем свою линию от противника»; министр иностранных дел А. А. Громыко придумал «непотопляемый» аргумент: «А стоит ли нам понапрасну раздражать американцев?» [35. С. 304].
Диссиденты на каком-то этапе это проведали и учитывали, что любая их акция будет заранее выигрышной: «Я был на грани взрыва, боялся сорваться на любой мелочи. И тогда я решил: за ерунду я сидеть больше не буду. Если уж сяду, то за что-то стоящее. И вот вместе со своими будущими подельниками мы надумали следующее: страна нуждается в твердой валюте, в западной технологии. Готовился так называемый «детант». Спасти Россию, как мы полагали в то время, мог только Запад. В момент главного соглашения Союз будет готов пойти на уступки, если Запад этого потребует, рассуждали мы. В качестве уступки мы поставим проблему выезда, эмиграции. В те годы на Запад выезжали лишь единицы. Мало того, мы понимали, что вот-вот людей снова начнут сажать. Перебрали массу вариантов акций протеста: голодовку на Красной площади, имитацию побега за рубеж на Ту-104 с заявлением о наших требованиях. Наконец выбрали такой вариант: имитация захвата шестнадцатью «заговорщиками» первого секретаря Ленинградского обкома партии Толстикова. Он, кстати, пострадал из-за нас, сослали его послом в Китай. Одного мы не рассчитали: наверняка из шестнадцати один или заложит, или проговорится. Стукачество тогда цвело пышным цветом. И точно. Мы поняли, что за нами следят, и начали хитрую игру: делали вид, что слежки не замечаем, а подготовку к акции тем временем продолжали. Я говорил ребятам: «Нас все равно засекли, вот-вот арестуют, а мы еще ничего не сделали. Надо сделать так, чтобы нас арестовали в аэропорту». Как ни странно, интересы КГБ и наши интересы совпадали. Оказывается, они тоже хотели арестовать нас именно в аэропорту, чтобы показать всему миру, какие мы бандиты. Когда мы шли к аэропорту, за каждым кустом с биноклями сидели чекисты. Нас взяли, что называется, тепленькими. Судом, широко освещавшимся в печати, смертными приговорами, высокими сроками хотели запугать эмигрантское движение в СССР. Вышло же все наоборот. Начались демонстрации протеста в совершенно невиданных масштабах. Говорят, Никсон звонил Брежневу. Главы девятнадцати государств послали протесты против приговоров» [1.47. С. 65; 1.48. С. 222–223].
КГБ окончательно запутался в этих делах. Для засылки агентуры в эмигрантские организации на Западе требовалось залегендировать появление там того или иного нового человека. И вот приходилось его внедрять для начала в Союзе в диссидентские круги, где он всячески должен был проявить себя, в том числе и нанеся реально исчисляемый (западными разведками по своей системе индикации) ущерб советской системе, а уж потом на следующем этапе оказаться где-нибудь на Западе. Комитет, таким образом, обслуживал и сам себя, обеспечивая фронт работы, и чем дальше, тем больше.
Как видим, движение по этому мосту было налажено в обе стороны, что обеспечивало этой операции ее успех.
ОТРАВЛЕННЫЕ КОРНИ
В большой игре Запада против Советов ему предстояло играть три роли одновременно: душить коммунистов внутри себя и в странах третьего мира, всячески подавлять Кремль и пестовать диссидентское движение и своих сторонников внутри правящей верхушки. На первый взгляд задача архисложная. Но решалась она именно через взаимосвязанность. Коммунисты на Западе могли успешно действовать тогда, когда у них была крепкая опора в Москве. Но когда Кремль все больше и больше захватывался прозападными кругами, то и задача борцов с коммунизмом облегчалась. Теперь уже со стороны Кремля в спину союзникам СССР направлялся свой удар, и зачастую он был скооперирован с западным.
И постепенно — по мере успехов антикоммунистов — на Западе вместо прежних искренних коммунистов все больше и больше появились люди, которые думали только о своем, личном. Миллионы долларов из кремлевских кормушек, из кармана русских людей, перекочевавших в их карманы, шли на зарплату руководству и активистам коммунистических и рабочих партий, редакторов и журналистов прессы, агентов влияния Международного отдела ЦК КПСС. О реальных весомых результатах никто и не спрашивал. Шла обычная рутина: чья-то задумка провести ту или иную акцию — договоренность — оплата — проведение мероприятия — отчет — списание средств и… дело сдается в архив. Если прежде горели идеей мировой революции для блага всего человечества, ради чего шли на эшафот, то после какого-то поворотного пункта коммунизм превратился в неплохой бизнес, как и для всех буржуа западных стран. Ничем не лучше и не хуже других грязных методов зарабатывания околополитических денег.
Уже в 50-е годы были случаи, когда встречался убежденный коммунист из Союза со своими «друзьями» из стран Запада и в разговоре ему говорилось такое: «Революцию делать совсем не обязательно. Ваш Ленин — фанатик. А нашим рабочим и так неплохо живется…» Таковы плоды еврокоммунизма, который охватил многих, если не всех. Удар со стороны империалистов здесь был нанесен очень изящно в сфере информационной. В СССР еврокоммунизм изучить не дали. Догматики из Международного отдела, возглавляемого Б. Н. Пономаревым, вынесли свой короткий вердикт: «отрава, и все тут, что там читать», и вся эта литература быстренько упряталась в спецхраны.
А в Компартии США, которая должна была быть под постоянным контролем, ибо только исключительно она могла быть гарантом паритета с Америкой по взаимопроникновению, дела шли с каждым годом все хуже: «В 1945 г. Элизабет Бентли, любовница генерального секретаря Коммунистической партии США Браундера, осуществлявшая связь между ним и резидентурой советской разведки, явилась с повинной в ФБР. Бентли выдала контрразведке имена нескольких десятков агентов НКВД» [1.49.С. 121]. Дальше — еще больше: Чайлдс Моррис (он же Мойша Шиковский) (1902–1991), второй секретарь ЦК КП США, оказался агентом ФБР. О чем стало известно довольно поздно [1.50. С.З, 1.51, 35. С. 164–172, 1.52].
И как итог: «Мы знаем, что на сторону противника СССР в холодной войне перешла верхушка почти всех компартий Запада» [1.45. С. 230]. В самом деле, сторонники СССР на Западе не пострадали после перестройки — искренних наших друзей там почти и не было. Массовая «охота на ведьм» прошла значительно раньше. Она позволила укрепить внутренние позиции империализма и начать встречное свое распространение по всему миру в пику коммунизму. Впрочем, винить Запад в перевербовке тех или иных коммунистов нельзя. Тут видную роль сыграла вся изменившаяся атмосфера. Если в 1930-е годы западная профессура, как правило, была на просоветских позициях (знакомилась сама с марксистской литературой, вставляла в лекции некоторые ее положения, пропагандировала советский образ жизни на зримых примерах успехов строительства сталинского социализма в СССР — причем это было повсеместно: знаменитая кембриджская «пятерка» начала свою работу на нашу разведку именно под влиянием такого «образования»), то со временем это положение сильно изменилось, и не столько западная интеллигенция была перепропагандирована своими СМИ, сколько под влиянием попарного взаимодействия: ЦРУ — диссиденты. «Один из видных американских либералов, человек талантливый и безукоризненно честный, сказал мне, что он начал серьезно разочаровываться в советской системе в конце 60-х годов, когда услышал голоса недовольства оттуда, т. е. голоса советских диссидентов» [11. Кн. 1. С. 60]. Таких случаев было множество.
Московские коммунисты были готовы предать своих контрагентов за рубежом, а у тех без поддержки не могло ничего выйти, ибо «на каждого Сальвадора Альенде был готов Пиночет» [1.45. С. 233].
Единство подходов было как внутри СССР, так и за его пределами: «…Шла работа над «перевоспитанием» элиты левых всего мира (включая КПСС). Стипендии для обучения в лучших университетах, непрерывные симпозиумы и круглые столы, приглашения прочесть лекцию в самом Гарварде! И везде случилось, в разных вариантах, одно и то же: верхушка левых оторвалась от своей социальной базы, от массы. Левые интеллектуалы нового поколения стали частью университетского истеблишмента, а в рабочее движение ходили, как на службу» [1.45. С. 233–234].
