Сборник статей - И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата
Именно так это могли понять и, кажется, поняли слушатели-современники, многие из которых в силу профессиональной необходимости не раз перечитывали статью «Пушкин» и были хорошо осведомлены как о политической позиции четы Мережковских, так и о сложной истории взаимоотношений Гиппиус и Мережковского с Блоком.
Тем не менее приходится повторить, что в своей речи поэт не поступился прежними революционными идеалами. Характерно, что многозначительная метафора «океанского вала» из полемического блоковского стихотворения «Женщина, безумная гордячка…», обращенного к Зинаиде Гиппиус в 1918 году:
Страшно, сладко, неизбежно, надо
Мне – бросаться в многопенный вал,
Вам – зеленоглазою наядой
Петь, плескаться у ирландских скал.
Высоко – над нами – над волнами, —
Как заря над черными скалами —
Веет знамя – Интернацьонал!
снова возникает в пушкинской речи: «Космос – родной хаосу, как упругие волны моря – родные грудам океанских валов» (161).
Сочувственный диалог Блока с Мережковским в речи «О назначении поэта» проистекал не из запоздалого согласия с его политическими взглядами, а из признания заслуг Мережковского в трудном деле понимания творчества Пушкина. Автор «О назначении поэта» продолжил ту объективную линию, которая была начата его не очень хорошо известной современникам заметкой «О Мережковском (По поводу постановки „Царевича Алексея“ в Большом драматическом театре)», написанной в разгар идеологического конфликта с Мережковскими, 21 марта 1920 года: «Читая эту пьесу, переписанную на пишущей машинке, с аккуратными, непреложными, четким почерком сделанными вставками, я опять подумал: художник» (391)37.
Примечания
1 Харитон Б.И. Жертва. (Памяти Александра Блока) // Сегодня (Рига). 1926. 7 августа. № 173. С. 2. Здесь и далее в цитатах, кроме специально оговариваемых случаев, курсив мой.
2 Цит. по: Ходасевич В.Ф. Соб. соч.: В 4 т. М., 1997. Т. 4. С. 84 («Гумилев и Блок»).
3 Чуковский К.И. Дневник. 1901–1929. М., 1991. С. 158.
4 Цитируем замечательную книгу недавнего юбиляра, написанную в соавторстве с юбиляром нынешним.
5 Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 6. С. 162, 167–168. Далее эссеистика Блока цитируется по этому изданию с указанием номера страницы в скобках.
6 Адамович Г.В. Одиночество и свобода. М., 1996. С. 287.
7 Ходасевич В.Ф. Указ. соч. С. 83–84.
8 Голлербах Э.Ф. Образ Блока: Воспоминания, впечатления, наброски // Возрождение: Литературно-художественный и научно-популярный, иллюстрированный альманах. М., 1923. Т. 2. С. 293.
9 См.: Одоевцева И.В. Избранное. Стихотворения. На берегах Невы. На берегах Сены. М., 1998. С. 433.
10 Эйхенбаум Б.М. Судьба Блока // Об Александре Блоке. Пб., 1921. С. 47. Ср.: «Заключение речи – личная исповедь Блока, полная спокойного и высокого трагизма. В судьбе Пушкина таинственно предназначена судьба Блока: он это знает и принимает гибель» (Мочульский К.В. А. Блок. А. Белый. В. Брюсов. М., 1997. С. 250).
11 ИРЛИ. Ф. 654. Оп. 8. Ед. хр. 14.
12 Одоевцева И.В. Указ. соч. С. 433.
13 Дом искусств. 1921. № 4. С. 103.
14 Голлербах Э.Ф. Указ. соч. С. 292.
15 Адамович Г.В. Указ. соч. С. 287–288.
16 Словарь языка Пушкина: В 4 т. М., 1961. Т. 4. С. 903.
17 Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. СПб.; М., 1882. T. IV. С. 595.
18 Майков J1.H. Историко-литературные очерки. СПб., 1895. С. 180.
19 Харитон Б.И. Указ. соч. С. 2.
20 Цит. по: Одоевцева И.В. Указ. соч. С. 433.
21 Адамович Г.В. Указ. соч. С. 287.
22 См.: Викторович В.А. Диалектика художественной мысли. (Пушкинские дни Достоевского и Блока) // Типологический анализ литературного произведения. Кемерово, 1982; Иванова Е.В. Пушкинская речь Блока: к Пушкину через Достоевского // Достоевский: Материалы и исследования. СПб., 2000. [Вып.] 15.
23 «Не было бы Пушкина, не определились бы, может быть, с такою непоколебимою силой <…> наша вера в нашу русскую самостоятельность, наша сознательная уже теперь надежда на наши народные силы, а затем и вера в грядущее самостоятельное назначение в семье европейских народов <…>. Пушкин тотчас же, как только прикоснулся к силе народной, так уже и предчувствует великое грядущее назначение этой силы <…>. Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное» ( Достоевский Ф.М. Пушкин. (Очерк). СПб., 1899. С. 13, 16).
24 Там же. С. 4.
25 Если захотеть, следы полемики с Ивановым можно усмотреть в цитировавшихся рассуждениях о значении слова «чернь» в стихотворении «Поэт и толпа». Ср.: пушкинское стихотворение впервые выразило «всю трагику разрыва между художником нового времени и народом» ( Иванов В.И. По звездам: Опыты философские, эстетические и критические. СПб., 1909. С. 34, «Поэт и чернь»). Предшественники Блока цитируются по изданиям, имевшимся в его библиотеке.
26 Блок А.А. Указ. соч. Т. 5. С. 635–636.
27 Пушкин А.С. Соч. и письма. СПб., 1903. Т. 8. С. 89.
28 Соловьев B.C. Собр. соч.: В 9 т. СПб., [1901–1907].Т. 8. С.32.
29 Мережковский Д.С. Вечные спутники: Портреты из всемирной литературы. СПб., 1899. С. 465, 466 («Пушкин»).
30 Там же. С. 456.
31 Соловьев B.C. Указ. соч. С. 41.
32 Мережковский Д.С. Указ. соч. С. 447.
33 Соловьев B.C. Указ. соч. С. 47; курсив B.C. Соловьева.
34 Книпович Е.Ф. Об Александре Блоке. М., 1987. С. 39.
35 Мережковский Д.С. Указ. соч. С. 453.
36 Формулировки взяты из превосходной статьи З.Г. Минц «Блок в полемике с Мережковскими» (Минц З.Г. Александр Блок и русские писатели. СПб., 2002. C. 616). Интерпретации речи «О назначении поэта» посвящен большой раздел в ее же статье «Блок и Пушкин» (Там же. С. 253–259). См. также содержательное исследование: Hughes R. Pushkin in Petrograd, February 1921 // Cultural Mythologies of Russian Modernism. Berkeley, 1992.
37 Курсив А.А. Блока.
Мариэтта Чудакова Где спрятался лев?
Прототип кажется одним из самых очевидных понятий. Между тем общепонятность его совершенно условна – как и у расхожей в литературоведческих штудиях синтагмы «восходит к…». Ни то ни другое выражение еще ничего не выражает – или, точнее, в одном случае выражает нечто совсем иное, чем в другом, и никто обычно не утруждается определением своего словоупотребления.
Поиски прототипов как «тайных», неповерхностных смыслов произведения увлекательны для ищущего (хотя что и зачем ищут – чаще всего неизвестно) и занимательны для широкой читательской среды. У любителя замирает сердце, когда он читает название книги известного исследователя «Роман тайн „Доктор Живаго“» и название одной из глав «Комаровский = Маяковский», где знак равенства – уж точно соблазнение малых сих. К тому же описание тайн романа как несомненной части его поэтики умело переплетено исследователем с расшифровками (реальными и мнимыми) прототипов, лежащими уже за ее пределами.
В творчестве есть, разумеется, тайны. Более полутора веков стремятся, например, разгадать пушкинские строки: «Двух бесов изображенья», «Сомнительный и лживый идеал – / Волшебный демон – лживый, но прекрасный»1.
Творчество шифрует биографию автора. Отмечая разные ее пласты знаками как бы «для себя» (имена родных, друзей и недругов, данные персонажам), автор имеет еще некий сверхумысел: оставляя нам результат творчества, он впечатывает в текст следы своей преходящей жизни2. Творчество в этом его слое служит тайным дневником. При этом автор вряд ли не понимает, что все, любым способом запечатленное в слове, рано или поздно может быть прочитано, т. е. разгадано.
Некоторые свои тайны сам поэт стремится уберечь от разгадывания хотя бы при своей жизни. Конец пушкинского «Воспоминания» («.. Но оба с крыльями и с пламенным мечом…») И. Анненский считал не черновым, а осознанно не включенным автором в печатный текст3. Другие полагают, что включать – необходимо4. Поэт не может не «записать» нечто; но затем, взглянув на написанное уже под знаком своей жизни, а не под знаком поэзии, видит вдруг, что не может предъявить это нечто на всеобщее обозрение – и готов жертвовать – ради нужд биографических – возможно, и частью смысла.
Понятно, что интерес к прототипам литературных персонажей резко подскочил на глазах ныне живущих поколений, в немалой степени спровоцированный особой советской ситуацией (в которой, кроме всего прочего, раскапывать прототипы стало делом для всех безопасным только с определенного времени). Это относилось и к прозе (особое значение, которое имели для М. Булгакова и его близких проекции некоторых его персонажей на младших братьев, воевавших в Белой армии и навсегда покинувших Россию; подробней – далее), и еще более – к поэзии, в силу ее свойств.
Несколько значимых, ставших на какое-то время «культовыми» поэтических произведений XX века оставались в рукописи в течение десятилетий. Имела значение сама секретность этих текстов – иные из них оставались не записанными даже, а только заученными наизусть. Когда же они дошли до широкого читателя – ему потребовались особые разыскания для уяснения строк, современниками авторов (хотя и далеко не всеми!) разгадывавшихся с листа. Один из зарубежных читателей «Поэмы без героя» Ахматовой писал в 1960 году: «Говоря по совести, очень многое в ней непонятно, и только ближайшие друзья автора могли бы, быть может, дать ключ к ней». Но замечал далее: «Однако, расшифровать несомненные автобиографические элементы, которыми поэма проникнута, право, не так уж важно. Понятны ли целиком стихи или нет, немыслимо не поддаться их темному очарованию»5.
