Елена Прудникова - Катынь. Ложь, ставшая историей.
Загадочное свидетельство, надо сказать. В Медном не было офицеров, поэтому какую «амуницию» нашли в земле рабочие — непонятно. Как и неизвестно, в состоянии ли они были различить польский, советский и немецкий подсумок. Не менее странно и свидетельство о ценностях. Вроде бы браслет — это женское украшение, или мы ошибаемся?
И невольно возникает вопрос: а существуют ли вообще в Медном могилы? По крайней мере появившиеся до 1941 года. Во время войны людей закапывали где попало и как попало, и поисковая команда вполне могла найти и вскрыть какие-нибудь неучтенные захоронения. Относиться всерьез к находкам советских прокуроров после всего, что мы уже успели узнать об этом расследовании, не приходится, а поляки о своих находках молчат до сих пор.
Может, вообще какое-нибудь холерное кладбище времен Московской Руси раскопали?
Тем не менее мемориал неизвестно над чьими могилами был в свой срок построен. Выглядел он эффектно.
«Государственный мемориальный комплекс " Медное " состоит из двух частей — российской и польской. Фактически это кусок соснового леса площадью в несколько гектаров, превращенный стараниями ландшафтных архитекторов в ухоженный парк. Обе части разделены невысоким забором и имеют отличия, хотя в целом выдержаны в едином стиле. У поляков каждая деталь оформления является символом. Высокие католические кресты и дорожки выглядят ржавыми, ржавчина символизирует запекшуюся кровь. Аккуратно уложенные по кругу плиточки с именами убитых соотечественников и датой расстрела… Плиточек ровно 6311 — по числу погибших в апреле-мае 1940 года….
На российской части комплекса табличек с именами нет. Они до сих пор неизвестны, как нельзя назвать и точное число жертв Медного. Называют приблизительное — около 4 тысяч человек было погребено в общих ямах. Отсутствие поименного списка жертв — существенное отличие нашей части от польской. У поляков мемориал посвящен конкретным людям, у нас — всем жертвам тоталитаризма сразу. Эта почти полная обезличенность выглядит еще страшнее, потому что означает: жертв так много, что их не перечесть…»[199]
Послужил ли памятник примирению народов? Ну… наверное… Вот только в Твери почему-то бытует легенда, что польский епископ, когда служил на открытии мемориала, проклял тверскую землю. Чушь, конечно — но интересно, эта легенда возникла на пустом месте, или поведение гостей дало какие-то основания такое о них подумать?
Глава 21
Грузите вальтеры чемоданами
Я знаю порядок. Могу говорить только правду.
Из показаний Дмитрия ТокареваНо к чему нужны какие-то доказательства, если есть показания еще одного старого чекиста — бывшего начальника Калининского УНКВД Дмитрия Токарева. Так сказать, литературное дополнение к «пакету № 1» и совершенно убойное свидетельство… Вот только чего?
Главная задача Токарева была точно та же, что и у Аренса — выгородить себя. Он все время повторяет: лагерь был сам по себе, никто из его людей и он сам к работе с пленными отношения не имел, к расстрелам тоже он лично причастен не был, даже ни на одном не присутствовал. Когда следователь подсовывал ему бумаги о совместных делах УПВ и УНКВД (совершенно невинных), он тут же, в точности как Аренс, терял память: не было, не помню, и прибавлял еще: мол, столько лет прошло…
Однако если показания Аренса никто не проверял, то сказанное Токаревым просветили десятки раз. Он говорил со следователем так естественно и искренне, что не поверить ему было просто невозможно. Но народ в России, после того как ему столько врали, стал недоверчивым и неподатливым на искренность и простоту.
Старый добрый принцип городить на допросе несуразицу, которая торжественно развалится в суде, был матерому чекисту прекрасно известен. И то, что лепил под видеозапись Дмитрий Токарев — фуфло высочайшего разбора. Мы приводим, конечно, не саму стенограмму допроса, а обработанный и скомпонованный на ее основе текст. Но что касается фактов — то мы постарались ничего существенного не упустить. Такое вкусное блюдо надо доедать полностью и тарелку вылизывать…
…Началось, конечно, с Кобулова — как же без Богдана Захаровича-то обойтись?
«Когда нас вызвали в Москву для того, чтобы объяснить, какая операция предстоит — это было в марте месяце сорокового года… Вызвали не меня одного, а еще первого заместителя моего, Павлова, и коменданта Рудного. Павлов еще шутил по дороге: «Со своим комендантом едем». А коменданты приводили в исполнение смертные приговоры…
Когда мы приехали, нас сразу же позвали к Кобулову. Тогда он занимал должность, по-моему, заместителя Берии. А может, еще до того… После 17 ноября он был назначен начальником следственной части…»
«После 17 ноября» — это не просто временной интервал, как мог бы подумать в 1991 году молодой следователь, снимавший допрос. Они в ГВП даже в полномочиях Особого совещания и то путались — где уж им знать, что это за дата! Говоря о 17 ноября, кроткий, искренний старичок с большими слепыми глазами единственный раз за весь допрос приоткрылся, и на несколько мгновений проглянула основа — сталь броневая! Да, теперь таких не делают… Не зря фантасты слагают свои эпопеи именно о тех временах и тех людях…
Итак, 17 ноября 1938 года. Точнее — датированное этим днем знаменитое постановление Совнаркома и Политбюро «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», положившее конец ежовскому пыточно-расстрельному беспределу[200]. Сразу после него по районным управлениям пошли новые начальники с задачей пересмотра дел. Они закрывали те дела, где не было достаточных доказательств, уменьшали срок наказанным сверх меры, а на освободившиеся в камерах места отправляли палачей. Токарев был одним из этих людей. Он упомянул на допросе, как разгребал ежовское наследство. «Авгиевы конюшни» — так он сказал. Так вот: под чистку ежовских «конюшен» была специально создана Следственная часть НКВД, которую возглавил Богдан Кобулов. Странное назначение для человека, славного палаческими подвигами, вы не находите?
Ларчик открывается просто: сказка о кровавом палаче Богдане Кобулове была придумана в хрущевские времена — надо ведь как-то объяснить, за что расстреляли бериевскую команду. В реальности же на такое место могли поставить только законника — человека, для которого шаг хоть влево, хоть вправо от УК и УПК — дезертирство. Такой человек во главе абсолютно беззаконной операции невозможен изначально. Но в 1991 году о 17 ноября знали только чекисты того времени — а много ли их осталось?
Никто не просил Токарева связывать воедино имя Богдана Кобулова и дату 17 ноября. Разговор был вообще о другом. Однако он это сделал, причем постарался, чтобы вышло как можно более выпукло и ярко…
«Маячок» для посвященных?
Итак, что было дальше?
«Когда мы зашли, там было человек около 15–20. Никого из них я не знал, кроме самого Кобулова. Он объяснил нам, что есть указание высшей инстанции — он не назвал нам эту высшую инстанцию, потом только я узнал, что это было решение Политбюро — о расстреле представителей карательных органов польской республики, которые были захвачены в плен при нашем вхождении на территорию восточных областей Польши…»
Это тоже мелкий «маячок» для тех, у кого есть понимание. Никогда ни один человек того времени, тем более носивший петлицы, не скажет «восточная Польша». Это геббельсовский термин, советский человек сказал бы: «Западная Украина и Западная Белоруссия». Слова «восточная Польша» в устах чекиста означают: «Я работаю под контролем», и дают понять, под чьим именно.
Да и с «инстанцией» всё не так просто. Этот термин бытовал в КГБ в 60-е — 70-е годы, когда во главе страны стояла сила, «руководящая и направляющая», но не желавшая брать на себя ответственность за некрасивые стороны этого руководства. Именно она скрывалась за туманом намеков (ведь «инстанции» — это и есть намек на нечто высокопоставленное). А сталинское время было очень конкретным, тогда за каждым решением стояло имя, отчество и фамилия. По крайней мере, те из чекистов сталинского времени, до которых нам удалось дотянуться, не припоминают, чтобы тогда употреблялось это словечко. Снова «маячок»?
Но и это еще не всё. Обратите внимание: Токарев говорит о расстреле «представителей карательных органов». Чуть ниже он уточнит:
«Когда говорят о расстреле польских офицеров, я считаю, это не совсем правильно. Там офицеров было гораздо меньше, чем рядовых. Кто расстреливался, как мне потом стало известно? Все полицейские, независимо от чина, все тюремные работники, все пограничники, начальники пожарной службы — вот, пожалуй, и весь контингент».
Полицейские, тюремщики, офицеры пограничной стражи и вправду присутствовали в списках военнопленных. А вот пожарных там не было! Пожарные части входили в состав НКВД, но это не значит, что их польские коллеги подлежали аресту, и в документах УПВ нет пожарных (если они, конечно, не были арестованы за что-нибудь другое). Неужели Токарев не знал, какой контингент считался «антисоветским»? Да знал, конечно! Но кто запретит ему усмехнуться углом рта?
