Сергей Максимов - Год на севере
— И только?
— Да зашибал, слышь, крепко: тем-де и помер. Чай, сам знаешь, сам слыхал. Ну, да опять же до янарала дослужился, янаралом был...
— Да ведь он не таким генералом был, как вы думаете. Он ведь звезды-то на груди не носил. Был он генерал, да только с другой стороны, и звезду носил, да не такую, и не там, где обыкновенные, простые генералы носят...
— Ну, да твоей милости это лучше знать. А мы, что знали, то тебе и сказывали. Не погневайся!
Академик Озерецковский, совершавший путешествие в северные страны с Лепехиным, товарищем по службе и занятиям с М. В. Ломоносовым, в то время, когда еще жив был последний, успел, кроме краткой записки о жизни ученого сотоварища, составленной Кочневым, найти первые стихн Ломоносова и указ императора Павла. По известию, сообщенному Озерецковскому стариком Гурьевым, земским Кур-островской волости, видно, что «за просрочку данного ему, Михаилу Васильеву, 1730 года пашпорта, и неявившагося на срок, приказом тогдашняго ревизора Лермонтова показан он в бегах, того ради из подушного оклада и выключен. А платеж подушных денег за душу Михайла Ломоносова производился, по смерти отца его, со второй 741, до второй же 747 года половины из мирской общей той Кур-островской волости от крестьян суммы».
Далее в описании путешествия Лепехина следуют стихи Ломоносова в Московской академии за учиненный им школьный проступок.
Calculus dictus.
Услышали мухи
Медовые духи,
Прилетевши сели,
В радости запели.
Когда стали ясти,
Попали в напасти.
Увязали бо ноги.
Ах! — плачут убоги, —
Меду полизали,
А сами пропали.
Надпись учителя: Pulchre «Стихи на туясок».
В заключение своих сведений о роде Ломоносова Озерецковский приводит копию с указа императора Павла I, Вот она:
«Указ нашему сенату.
В уважение памяти и полезных знаний знаменитаго санктпетербургской академии наук профессора, статскаго советника Ломоносова, всемилостивейше повелеваем рожденнаго от сестры его Головиной сына, Архангельской губернии, Холмогорского уезда, Матигорской волости, крестьянина Петра, с детьми Василием, Иваном и с потомством их, исключа из подушного оклада, освободить от рекрутскаго набора. Августа 22, 1798. В Гатчине».
Земский Гурьев в своем известии, между прочим, говорит следующее: «Побег Ломоносова означен в ревизской сказке по прошествии срока, данного ему в году пашпорта. А перепиской писца Афанасья Файвозина 1686 года книги нашей Куростровской волости по тогдашнем Ломоносовом роде никакого знания отыскать не могут».
Не мог отыскать «никакого знания» о Ломоносове в деревне Болоте и позднейший (1847 года) посетитель места его родины г. Верещагин, автор «Очерков Архангельской губериии». Он говорит, что еще недавно существовал родной дом Ломоносова, но давно в нем никто не жил: время разрушило этот дом и какой-то земляк Ломоносова намеревался выстроить себе на этом месте дом. Г. Верещагин прибавляет далее: «Род Ломоносова давно уже здесь прекратился и никто из здешних жителей не носит этой фамилии, как потомок знаменитого предка. Есть, правда, в этой же деревне крестьяиин Лопаткин, считающий себя в родстве с фамилиею Ломоносова, но соседи Лопаткина, Бог знает почему, лукаво посмеиваются, когда заговоришь с ними о степени этого родства.
— Вишь, прибавляют они, Лопаткин продал какие-то бумаги ломоносовские одному чиновнику (П. П. Свиньину), так, может, потому и родня».
Лопаткин этот известен был, как лучший из туземных костяников, основатель этого рода промысла в том краю. Он имел случай поднести свои изделия императору Александру I, посетившему Холмогоры в 1819 году.
12 сентября 1826 г. начальник главного штаба генерал Дибич, по повелению императора Николая из Москвы, потребовал от губернатора Миницкого сведения о крестьянине Иване Федорове Лопаткине: точно ли он внук известного сочинителя Ломоносова, каково его поведение, состояние и чем он занимается? Миницкий послал подробный генеалогический список, и так аттестовал Лопаткина: «поведения хорошаго, к землепашеству и скотоводству рачителен, а более занимается из костей разнаго рода токарною работою и околочиванием вещей, каковому искусству приобучает желающих, и работников для сего содержит». В заключении Миницкий писал: «если Лопаткин удостоился всемилостивейшаго благоволения Государя Императора, то лично изъяснял мне, что он не желает освобождения от подушного оклада и рекрутской повинности, и осмеливается просить себе другой награды. Посему я и имею честь со своей стороны ходатайствовать о награждении его, Лопаткина, серебряною медалью на Аннинской ленте. Матери же его Матрене Лопаткиной, по известному скромному и честному ея поведению, и как она была любимая племянница Ломоносова, а ныне находится при старости лет в бедности, то невозможно ли пожаловать ей единовременно тысячу рублей». Представление Миницкого было уважено: в январе 1827 года «внуку известнаго сочинителя Ломоносова, в поощрение искусства резьбы его на кости», пожалована шейная медаль с надписью «за полезное», а матери его выдана тысяча рублей. Известно, что со смертью Михаила Васильевича род его прекратился в мужской линии, так как ни он, ни его брат сыновей не имели. Единственная его дочь, вышедшая замуж за библиотекаря при императрице Екатерине II, имела только двух дочерей, Екатерину и Софию, о судьбе которых сведений нет. Потомство же его по женской линии, от единственной его сестры Марии, продолжало развиваться на родине.
Скуден вид окрестностей деревни Денисовки: низменный остров, едва не понимаемый в полую воду разливом Двины; низенькие болотистые кочки, рассыпанные между деревнями, кторых так много на Кур-острове; серые бревенчатые избы деревень этих; кое-где незначительной высоты холмы, затянутые мохом; болотины между этими холмами с просочившейся грязной водой; прибрежья, со всех сторон затянутые чахлым ивняком, из-за которого в одну сторону видны Холмогоры со своими старинными церквами, давними преданиями. Повсюду жизнь, закованная в размеренную, однообразную среду, в одни помыслы о тяжкой трудовой жизни на промыслах. Нет ничего в этой жизни резко-поэтического, нет ничего, могущего питать душу и сердце.
Из-за того же ивняка, с противоположной стороны, на горе открывается новый вид: вид села Вавчуги. Там еще живут свежими преданиями о Петре Великом, там еще недавно был он, гостил не одни сутки у богатого, умного владельца Вавчуги Баженина, которого любил ласкать и жаловать великий император. Вот все, что было перед глазами Ломоносова во время его безотрадного, бедного впечатлениями и воспитанием детства! Вот чем питался он в самую свежую, в самую впечатлительную пору своей честной жизни!
Вот и сама Вавчуга на крутой горе, по трем устпам или террасам которой Баженин выстроил свои владения. На нижней террасе, ближней к реке, существовали его корабельные доки, теперь лесопильный завод. Далее, на середней террасе выстроен его двухэтажный дом, шитый тесом, большой и по образцу всех архангельских изб, но только заметно в больших размерах и большей чистоте. На самой верхней террасе, на вершине Вавчужской горы, красуется сельская церковь старинной постройки, с колокольни которой открываются чудные и разнообразные виды, как говорят, больше чем на семьдесят верст. На эту колокольню входил с Бажениным Петр Великий, три раза навещавший Вавчугу. На этой колокольне, по народному преданию, великий монарх звонил в колокола, тешил свою государеву милость. И с этой-то колокольни раз указывая Баженину на дальние виды, на все огромное пространство, расстилающееся по соседству и теряющееся в бесконечной дали, Великий Петр говорил:
— Вот все, что, Осип Баженин, видишь ты (а глаз досягал чуть не до самого Архангельска) здесь: все эти деревни, все эти села, все земли и воды - все это твое. Все это я жалую тебе моей царскою милостью!
— Много мне этого, — отвечал старик Баженин. — Много мне твоего, государь, подарку. Я этого не стою. Я уж и тем всем, что ты жаловал мне — много доволен.
И поклонился царю в ноги.
— Немного, — отвечал ему Петр: — немного за твою верную службу, за великий твой ум, за твою честную душу.
Опять поклонился Баженин царю в ноги и опять благодарил его за милость, примолвив:
— Подаришь мне все это — всех соседних мужичков обидишь. Я сам мужик и не след мне быть господином себе подобных, таких же, как и я, мужичков. А я твоими щедрыми милостями, великий государь, и так до скончания века много взыскан и доволен.
Милости государя состояли в том, что Баженин получил сначала звание корабельного мастера, а потом вместе с братом (Федором) назван именитым человеком гостиной сотни, мог отпрввлять свои корабли за море с разными товарами, имел право держать пушки и порох, мог, без всякоЙ пошлины, вывозить из-за моря все материалы, нужные для кораблестроения, нанимать шкиперов н рабочих всякого звания, не спрашивая согласия местных властей. Все это Баженин получил за то, что был одним из первых и лучших ценителей начинаний Петра I и был первым основателем и строителем первого русского коммерческого флота. Все это совершилось таким образом.
