Ирина Карацуба - Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов
Первоначально «демократизация» распространилась только на внутрипартийные отношения и управление производством. 30 июня 1987 года был принят закон «О государственном предприятии». Закон наделял предприятия экономической независимостью, в течение непродолжительного времени они должны были перейти на полный «хозрасчет» и «самофинансирование». Роль центральных ведомств сводилась к определению «контрольных цифр» хозяйственных показателей и объема «государственного заказа», размеры которого должны были постепенно снижаться. Производимую сверх госзаказа продукцию предприятие могло реализовывать по «договорным» ценам. Полноправным хозяином предприятия становился трудовой коллектив, члены которого получали право выбора директоров и начальников структурных подразделений.
Введение «производственной демократии» имело катастрофические последствия для социалистической экономики. Статья закона, предусматривавшая банкротство убыточных предприятий, которых было около трети, осталась мертвой буквой, благодаря лоббистским усилиям директорского корпуса. Трудовые коллективы стремились обратить львиную долю доходов на потребление и прекратили инвестиции в производство. Дешевые товары замещались дорогими «новыми» марками, не отличающимися от старых ничем, кроме этикеток. Дефицит «предметов первой необходимости» только усилился, сомнения в возможности выбраться из экономического кризиса социалистическими мерами становились все сильнее.
«Гласность» скоро перестала умещаться в рамках «социалистического выбора». В майском номере журнала «Новый мир» за 1987 год была опубликована статья Ларисы Пияшевой «Где пышнее пироги?», доказывающая на общепонятных примерах, что только рынок обеспечивает эффективное хозяйствование, а социализм с рынком никаким образом несовместим.
Толчком к радикальному пересмотру социалистических мифов послужило 70-летие Октябрьской революции. Новые данные, преданные гласности в ходе этой кампании, о сопротивлении самых разных социальных групп и отдельных лиц установлению большевистской диктатуры и о чудовищной цене, заплаченной страной за построение казарменного социализма, подорвали в корне мифологему свободного «социалистического выбора».
Экономическая реальность подтачивала веру в идеалы социализма. Революционное значение имело разрешение новых кооперативов, оформленное в феврале 1987 года серией постановлений Совмина и закрепленное через год в законе «О кооперации». Появление «хозяйствующих субъектов» с принципиально иным статусом нежели государственные предприятия способствовало ускоренному разложению социалистического хозяйства. Кооперативы, обладавшие полной свободой хозяйственной деятельности, начали перекачивать к себе ресурсы госпредприятий, при которых большинство из них и были образованы. В эту сферу быстро переместилось множество предприимчивых людей. К началу 1990 года в кооперативном секторе было занято почти 8 млн человек (4,9 млн — членов кооперативов и 2,9 млн — наемных работников), и еще 1 млн человек были заняты индивидуальной трудовой деятельностью. Образовался значительный численно, а главное, чрезвычайно энергичный слой людей, которые уже не связывали свое преуспеяние с социалистическими распределительными схемами и нуждались не в государственной «опеке», а свободе действий.
Не менее разрушительно на социалистическое хозяйство воздействовал и закон «Об аренде». Арендатор получал право выкупа предприятия по ничтожной «балансовой» стоимости. Фактически через механизм «аренды с выкупом» оказались приватизированы целые отрасли промышленности, в первую очередь текстильная и легкая. В 1990 году в СССР было уже 6,2 тыс. арендных предприятий, на которых работали 3,6 млн человек.
В результате к 1990 году в СССР сформировалась альтернативная государственному социализму система хозяйства с совершенно иными ценами и заработками. Параллельное существование этих систем не могло не порождать многочисленных злоупотреблений лиц, приставленных к «социалистической собственности». Через кооперативы и по «договорным» ценам (всегда значительно более высоким, чем государственные) реализовывалась значительная часть продукции госпредприятий. Вместе с тем мгновенное появление слоя преуспевающих кооператоров, образование системы торговли с высокими ценами, но не знающей дефицита, породили надежды на возможность ускоренного и безболезненного решения всех экономических проблем путем перехода к свободному рынку.
«Партия и правительство» продолжали проявлять заботу о «населении». 8 сентября 1989 г. Политбюро ЦК КПСС в очередном постановлении признало: «...в стране сложилось нетерпимое положение», когда «трудящиеся справедливо выражают крайнее недовольство перебоями и исчезновением из свободной продажи многих товаров, и особенно мыла, стиральных порошков, школьных тетрадей и карандашей, лезвий для бритья, зубной пасты, гальванических элементов и батарей, игл к швейным машинам, застежек «молния», электрических утюгов, чайников, плиток, а также обуви, меховых изделий, лесных и строительных материалов». Список можно было бы продолжать бесконечно. Но народ, по крайней мере самая энергичная его часть, уже перестал чувствовать себя «населением» — объектом попечительных забот благодетельной власти и готов был позаботиться о себе сам.
Этот тектонический сдвиг в массовом сознании отразили шахтерские забастовки. Уже летом 1989 года шахтеры Кузбасса выдвигали в числе основных требований незамедлительный переход к рыночной экономике. Разочарование не только в «реальном социализме», но и в социалистическом идеале, всплеск симпатий к экономическим и политическим моделям «Запада», достигли пика в 1990 году. Тогда в СССР, по данным социологических опросов, 32% граждан считали образцом государственного и социального устройства США (уже в 1992-м таких осталось лишь 13%), а Китай — только 4%.
Мина национального вопроса
Другим неожиданным для советских властей последствием демократизации общественной жизни оказались взрывной рост национализма, обострение межнациональных отношений и, наконец, образование мощных сепаратистских движений. Разочарование в коммунистических идеалах вело к оживлению националистических идеологий — наиболее простого и универсального выхода «широких масс» из состояния социального разочарования. Восстановления своих попранных прав потребовали народы, подвергшиеся принудительным переселениям в сталинское время. Ленинско-сталинский Союз, «нерушимость» которого обеспечивалась механизмом репрессий, затрещал по швам немедленно вслед за ослаблением партийной «вертикали». Как только страх тотального насилия ушел (а это произошло в первый же год «перестройки»), национальная мина, заложенная создателями Союза, взорвалась.
Видимость благополучия по части «нерушимой дружбы народов» была нарушена уже в марте 1986 года, когда произошли массовые драки между русскими и якутами — студентами Якутского государственного университета. Инцидент «спустили на тормозах», в результате чего националы удостоверились в отсутствии у союзного центра решимости и далее применять жестокие репрессии. Национальные движения начали расти как грибы после дождя.
Одна из первых организаций такого рода — патриотическое движение «Память» — возникло в 1985 году как объединение культурно-просветительных, историко-краеведческих и трезвеннических организаций. Но уже в конце года у руля там оказались радикальные националисты. 21 мая 1986 года новый лидер движения Дмитрий Васильев опубликовал «Обращение патриотического общества «Память» к русскому народу, ко всем народам нашей великой державы», в котором, ссылаясь на «Протоколы сионских мудрецов», трактовал экономический кризис как результат еврейских происков и призывал превратить перестройку в борьбу с «сионистской агентурой».
Национальные отношения портились, часть консервативной номенклатуры готовилась отстаивать свои господствующие позиции под националистическими знаменами. Генеральный секретарь ЦК КПСС продолжал произносить ритуальные заклинания, вроде того что «в СССР в принципе решен национальный вопрос», но их магическая сила иссякла.
Летом 1988 года начинается формирование республиканских «народных фронтов». Требования фронтов были поначалу в высшей степени умеренными. Хартия народного фронта Эстонии, опубликованная 9 сентября, главной целью организации провозглашала «поддержку курса КПСС на перестройку», и лишь в конце списка значилась защита республики от «диктата и засилья союзных ведомств». Но постепенно руководящие позиции во всех фронтах занимают радикалы, все громче начинают звучать голоса о «советской оккупации» Прибалтики в 1939—1940 годах и необходимости восстановления государственной независимости.
