Ксения Мяло - Россия и последние войны ХХ века
23 марта операция была завершена, и она по праву может считаться одной из образцовых, о чем, в частности, говорят и малые потери федеральных войск: трое убитых и девять раненых. Был по-настоящему использован фактор внезапности (а это значит, пресечена и утечка информации, настоящий бич российской армии в обеих чеченских кампаниях), и было хорошо, в отличие от Грозного, налажено взаимодействие различных родов войск.
Успех был развит при взятии второго после Грозного города Чечни и крупного железнодорожного узла Гудермес (вечером 30 марта) и Шали (в 14 часов 31 марта), крупного узла автомобильных дорог, которым, по сути, заканчивается чеченская наклонная равнина. Операция по взятию Гудермеса началась сразу же после падения Аргуна, при этом северная и южная группировки федеральных войск действовали совместно. Ими был применен план штурма, неожиданный для противника: боевики ожидали подхода российских частей со стороны так называемых Гудермесских Ворот - прохода в Терском хребте, однако федералы подошли со стороны заболоченной местности, считавшейся практически непроходимой. С ходу были заняты господствующие высоты на Терском хребте, откуда сбить десантников не удалось, несмотря на многочисленные попытки боевиков. При огневой поддержке армии части внутренних войск вошли в город, где бои продолжались в течение всего дня 30 марта.
Надо заметить, однако, что операция по взятию Гудермеса не являет такой ясной и четкой картине, как та, что имела место при взятии Аргуна. Так, хотя город был блокирован и с востока (76-я воздушно-десантная дивизия), и с запада (129-й полк из Ленво и 74-я Сибирская бригада), большая часть боевиков ушла из него еще до начала блокады. Чеченские источники толкуют это как собственную военную хитрость, целью которой было заманить российские части в казавшийся легко доступным город, чтобы затем предпринять попытки их расчленения и окружения.
По сути дела, именно в Гудермесе впервые была применена тактика боевиков, ставшая затем основной. Причем большинство наблюдателей сходится в том, что это была именно продуманная тактика, а не хаотические действия разрозненных и разбитых группировок, как продолжали утверждать официальные лица и во вторую чеченскую кампанию. Есть также данные, говорящие о том, что Дудаев сознательно готовился к этому типу войны и что у него были опытные советники. При практическом отсутствии четкой линии фронта, которая превратилась, по оценке экспертов, в "совокупность несоприкасающихся друг с другом дуг, охватывающих населенные пункты", боевики, при угрозе замыкания этих дуг в кольцо, выходили из окружения и рассредоточивались в ближайших окрестностях. После входа федеральных войск в населенные пункты боевики отсекали части войск друг от друга, старались окружить их и вели огонь на поражение. Артиллерия федеральных войск в таких условиях действовать не могла, и потому эта тактика боевиков оказалась весьма успешной.
Ряд городов и поселков федеральным войскам пришлось окружать и брать под контроль неоднократно. Начальник разведгруппы "Эдельвейс" Александр Березовский вспоминает: "Одна из особенностей этой странной войны, которая доводила нас буквально до бешенства, это то, что одни и те же села мы проходили и зачищали по несколько раз. В конце концов я настолько изучил местность, что мог воевать там с завязанными глазами" ("Солдат удачи", № 12, 1999 год). Легкость, с какой боевикам удавалось и, судя по всему, по сей день удается выходить из окружения, из якобы абсолютно глухих блокад, доныне не получила внятного объяснения.
По мере того, как с падением Аргуна, Гудермеса и Шали военные действия перемещались теперь в горную часть Чечни, то есть собственно Ичкерию, и война утрачивала даже подобие классических черт (четкая линия фронта, определенные контуры противостоящих друг другу группировок и т.д.), значение этой тактики возрастало, и армия теряла возможность использовать опыт, накопленный при взятии Грозного, Аргуна и Гудермеса. Требовались новые формы и способы действий, и в этой связи главный редактор журнала "Солдат удачи" кстати напомнил слова президента США Джона Кеннеди, сказанные им еще в 1962 году: "Война с повстанцами, партизанами, бандформированиями - это другой тип войны, новый по интенсивности и старый по происхождению. Война, где вместо наступления используется просачивание, где победа достигается распылением и истощением сил противника, а не его уничтожением. Она требует новой стратегии и тактики, специальных сил и форм боевых действий".
Ни того, ни другого новая Россия не имела; а ведь ею был накоплен колоссальный опыт такого рода, особенно в ХХ веке. Однако задействовать его она не сумела по причинам, большая часть которых, как это ни покажется странным, лежит в сфере не военной, а идеологической и психологической. В самом деле, смешно и грустно читать такие вот, например, сентенции журналистов: "Да, можно говорить, что к 1859 году, к моменту пленения Шамиля на Северном Кавказе содержалась четверть российской армии и почти половина ее кавалерии и артиллерии, и это факт. Но можно также поговорить и о том, что Советскую власть на всем Кавказе от Ставрополья до Баку устанавливали не более 40 тысяч бойцов весьма относительно регулярной Красной армии плюс, естественно, "пятая" колонна русского большевизма в лице местных сторонников борьбы против эксплуатации человека человеком и за воссоединение с Россией".
Неужели автор этого поучения на страницах "Независимой газеты" не понимает, что путь к использованию опыта действий Красной армии и Советского правительства в 1920-е, как и в 1940-е годы был наглухо перекрыт вследствие обвального разгрома всего этого периода в жизни страны перестроeчной пропагандой? И что сама по себе беспощадная к человеку и пренебрежительная ко всей исторической жизни России либеральная идеология, которой эта пропаганда расчищала путь, не имеет и доли той способности порождать "пятую колонну" стремящихся к России, которой обладали как царская, так и красная империи? Наконец, Красная армия в 1920-е и 1940-е годы действовала в условиях сверхблагоприятного информационно-пропагандистск ого обеспечения, тогда как в спину Российской армии именно из тыла вонзалась "тысяча ножей", именно отсюда ее обдавали потоками поношений, клеветы и глумливого презрения. И это - тогда, когда ей приходилось действовать почти наощупь в условиях, в которых еще не находилась ни одна армия в мире.
Одновременно все отчетливее обозначалась еще одна и, пожалуй, самая зловещая черта этой новой войны: практическое перемешивание боевиков с массой гражданского населения. В той или иной мере присущее любой партизанской войне, здесь оно приобрело совершенно исключительные масштабы - не в последнюю очередь в силу того, что у Российской армии в условиях войны, так и не получившей соответствующего юридического определения, были связаны руки и она не могла вести полноценную проверку жилищ, автотранспорта, документов. Как показал позже один из радиоперехватов, у боевиков возникло даже особое понятие - "положение номер два", под которым подразумевался переход на подпольное положение, с оседанием в населенных пунктах, притом по преимуществу "зачищенных". Уже в апреле-мае 1995 года началось просачивание мелких групп боевиков даже в Грозный и Гудермес под видом беженцев, возвращающихся к своим очагам. О селах и говорить не приходится.
Там же, где зачистки еще не проводились, такое смешение боевиков с гражданским населением, в подобных масштабах не отмечавшееся до сих пор ни в одной из известных партизанских войн, означало, что последнее цинично используется как прикрытие. Но и не только: неизбежное в такой ситуации увеличение числа жертв среди мирного населения позволяло на полную мощь раскручивать маховик информационно-психологической войны против армии.
Эталоном совокупных действий такого рода до сих пор остаются события, развернувшиеся в апреле 1995 года в селе Самашки, и последовавшая за ними оголтелая антиармейская пропаганда.
Занявшая в целом более трех суток, операция по взятию Самашек завершилась 8 апреля после многочасового боя. Три населенных пункта, где дислоцировались крупные силы НВФ - Самашки, Давыденко и Новый Шарой, были полностью очищены от боевиков ("Красная звезда", 11апреля 1995 года). Согласно этим же данным, операция против боевиков началась лишь после того, как из населенных пунктов эвакуировались 450 мирных жителей, в основном женщины и дети. Выход им был разрешен после того, как 7 апреля боевики отвергли предъявленный им ультиматум о сдаче оружия и стало ясно, что бой неизбежен. Тем не менее, несмотря на выход гражданского населения, тяжелая артиллерия при взятии Самашек не применялась и наступающих поддерживали лишь 9 танков. При этом жестокость боя, обнаружение в селе 30 укрепленных пунктов, кинжальный огонь обороняющихся - все говорило о том, что в Самашках действовали профессионалы, а не отчаявшиеся крестьяне, вооруженные чем попало, как станут твердить пресса и правозащитники, впрочем, доходившие даже до отрицания самого факта боя и утверждавшие, что имела место карательная операция, по жестокости сравнимая с Хатынью и Сонгми.