Андрей Лебедев - Яволь, пан Обама! Американское сало
— Да я…
— Ты еще молодой, ничего не видел, кроме учений да бандитских стрелок. А вот послушай, как на настоящей войне бывает. В Афгане был у нас в спецгруппе бугай такой, Миша Немцов. Кирпичи и бутылки башкой ломал, на турнике семьдесят пять раз подтягивался. А вот в деле… Возвращались мы с задания тропкой горной, а его отправили сторожить, коридорчик один закрыть. Там его духи и приняли. Два варианта у него было. Начать стрелять, как только их увидел, и, конечно, погибнуть, но нас теми выстрелами предупредить. Или же бросить автомат и сдаться. Он второе выбрал. И духи по коридорчику прошли в горах нам в тыл. Пятерых положили, гады, пока мы успели упасть и начать отбиваться. Пять гробов домой пришло домой вместо него одного. Потом, говорят, его били, он в плену ислам принял. И повели его куда-то в горы, далеко. А поначалу били, да так сильно, что ногу сломали, и идти он в горах не мог. А когда совсем обессилел, взяли духи и пристрелили как собаку своего нового единоверца. И правильно, собаке — собачья смерть. Это спустя месяц нам один пленный дух рассказал. Вот так.
— Ну, это понятно, в экстремальной ситуации всегда решается, кто ты на самом деле. Только при чем здесь Паскевич? — недоуменно покосился на генерала Николай.
— А ты смекай. Насчет экстремальной ситуации — правильное направление взял. Вот, посмотри, самый большой патриот Франции и человек, при котором она достигла самого большого могущества в истории, кто?
— Наполеон, что ли? — Николай почувствовал себя неуютно: давно отсдавал экзамены.
— Наполеон, да! Но кто он? Корсиканец, провинциал. А кем был Сталин, при котором Россия за всю свою историю получила самое большое могущество, с бомбой атомной стала вровень с США — ведущей державой мира? Сталин был грузин, осетин даже. Но самый большой патриот империи. И сейчас Жириновский, парень, который провел детство в Средней Азии, самый большой русский патриот. Почему? Потому что каждый день, каждый час, каждую секунду он, живущий в непосредственном столкновении с узкоглазыми, знал, что они — это они, а он — русский. И то, что он русский, не может забыть, это ему во сне снится. — Генерал не на шутку разошелся. — Самые большие патриоты империи выходят из тех, кто живет на границах империи, потому что они чувствуют присутствие чужого и на фоне чужого больше берегут свое. Понял? Не понял, я бачу. Граница — это та же экстремальная ситуация, в которой у тебя два варианта: или стать святее папы римского, или свалиться в предательство. А что такое «украинец»? Это тот, кто живет у края, у границы. Мы всю историю были в экстремальной ситуации. И вариантов у нас два всегда было: либо быть самыми русскими из всех русских, русее всех русских, или свалиться в предательство. Мы, украинцы, сделали всю российскую историю и российскую империю! Тут тебе и Поддубный, и Кожедуб, и Королев, и Сикорский, и Репин, и Пирогов, и Макаренко, и Вернадский, и Даль, и Гоголь, и Булгаков, и Хрущев. Да дело не в знаменитостях. Вся армия Российской империи держалась на простых хохлах и вся православная церковь! Наши там были прапорщики да попы. А что может быть для государства главнее армии и церкви? Россия без украинцев — не империя. Это не я сказал. Это Бжезинский! А этот лях знает толк в истории. Зато все вместе, да еще и с Белоруссией, нет силы сильнее нас в мире. Можем мы временно проиграть, но обязательно поднимемся. У всех остальных кишка тонка. Америке как государству всего двести лет. Корней крепких нет, подует буря, и все там свалится… Видал я американских вояк… перхоть… Всем миром мы можем вместе править. А по отдельности — нет. Не будет России — и нам конец. Можно, конечно, впасть в предательство, как Мазепа и Бандера. То есть выбрать не Россию, с которой мы и кровью, и историей, и верой связаны, а Запад… Только будешь ты всегда на Западе человеком третьего сорта, разменной монетой, тем, кого первым в топку кинут или пристрелят, чтоб не мешал, как того Мишку Немцова духи пристрелили, хоть он ислам принял…
— Президент вас не слышит, — хмыкнул Николай.
— Президент у нас «другой украинец», из бандер и мазеп, а не из Паскевичей, Гоголей, Поддубных. И не будет ему никогда мировой чести и славы, коя возможна, только если эта слава в России добывается как мировом государстве, а будет ему временная слава здесь, в маленькой никому не ясной стране, и вечный позор на Небесах как предателю. Мелкий гнилой человечишка во всем мелок и гнил. Уж я-то знаю все дела Данилы Леонидыча нашего дорогого. Вор наш президент, мелкий, бессовестный и подлый. Ладно, не волнуйся, это я только тебе говорю. Чтоб знал, ежели что: в составе России украинец может и в Париж победителем входить, и ракеты в космос пускать, и американцам башмаком грозить, а в составе Украины мы лишь фольклорную ценность представляем, чем Кушма и упивается. Мировое господство променял на вышиванки и вареники, падла. А вчера в Крыму… слышь… был в Массандровских подвалах «с рабочим визитом», так незаметно бутылку вина стопятидесятилетней давности в карман куртки сховал. Мне доложили. Ладно, Коля, беги к себе, мне тут еще пару дел перетрясти надо. Виктору Федоровичу поклон от меня.
Николай спустился в лифте, прошел коридором, привычно показал удостоверение на выходе охраннику и, только чуть не оказавшись под машиной, понял, что все эти пятнадцать минут своей жизни пребывал словно в другом измерении, в исторических дебрях, откуда не хотелось возвращаться на землю.
Глава 6
Засіб «Антіраптор» гарантовано виводить гризунів з вашого будинку. «Антіраптор» вбиває їх всіх![12]
— Из источников, близких к Администрации Президента Украины, стало известно, что недавно назначенный премьер-министр Украины В. Янушевич планирует принять участие в президентских выборах, — сообщает газета «Коммерсант».
Звонил Володя Сипитый, зам Дружинина по строительству. Или, как он сам в шутку себя называл, Бахчисарайский наместник.
Евгений Васильевич Дружинин уже два года строил в Крыму санаторный комплекс и по самое «не могу» увяз в строительстве, вбухав туда не только все свои свободные деньги, но и кредиты, взятые в НРБ-банке под залог московских активов.
— Женя, приезжай срочно, тут полный погром, — орал в трубку Сипитый. — Нас пускают в разор, тут такое! Женя, ты не понимаешь всей катастрофы! Нас разоряют, мы по миру пойдем!
— Вова, а никак нельзя на неделю отложить? — с последней жалкой надеждой на сохранение отпуска спросил Дружинин.
— Если хочешь остаться полным банкротом, — буркнул в трубку Сипитый, — оно, конечно, потерпит.
— Что там у тебя?
— У нас полностью разграбили склад цемента, — выдерживая ровный тон, отозвался Сипитый. — Весь запас силикатного и красного кирпича уперли, весь брус, на пять лимонов гривен однозначно. — Сипитый откашлялся мимо микрофона трубки. — И это еще не все. Угнали автокран, растащили оборудование растворного узла, ну, бетономешалки и там уже по мелочи… Про инструмент да про всякие там пакетники, электропускатели и пятьсот метров кабеля я уже молчу. Приедешь, не узнаешь, все подчистую пограбили. Они землю нашу столбят и хибары на ней свои из нашего же стройматериала строят! Приезжай, надо что-то делать.
Перво-наперво из Симферополя Дружинин на такси махнул прямо в Бахчисарай на стройку. Мама родная! Лучше бы не ездил.
Однако, прежде чем ехать в Симферополь и в Киев искать у местных защиты своего бизнеса, требовалось узнать всю правду-матку, какой бы тяжелой и трудной она ни была.
Голова Сипитого была повязана бинтом, сквозь который в области виска явственно проступала кровь.
— Ты как легендарный командир Щорс, — пошутил Дружинин, обнимая своего старшего прораба, — голова повязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве, — по детской пионерской памяти процитировал он, похлопывая Сипитого по спине.
— Это они мне камнем засветили, — пояснил Сипитый, — для пущей важности политического момента, так сказать.
— А чего ты меня в аэропорту не встретил? — спросил Дружинин.
— Так они нам не только пилораму с бетонным узлом пожгли, они и машину мне покорежили-побили, теперь на такси или пешком, — пожаловался Сипитый.
— Что делать будем? — еще не до конца оценив глубину и тяжесть катастрофы, спросил Дружинин.
— В Киев тебе ехать надо, — вздохнул Сипитый. — В Киеве что-то еще, может, и можно сделать, а местные мне даже милицию не прислали, сказали, сам разбирайся, кто прав, кто виноват, мол, стройка не местная, хозяин московский, поэтому не фиг местную милицию на это мутить.
— Суки! — выдохнул Дружинин.
— И те и другие, — согласился Сипитый.
— Ну а как тут вообще обстановочка? — поинтересовался Дружинин, стряхивая с брюк люто въевшуюся в сукно цементную пыль.
