Феликс Юсупов - Конец Распутина
Если и прежде мне было трудно видеться с человеком, уничтожение которого я считал необходимостью, то тем мучительнее становились для меня встречи с ним после того, как приговор наш был произнесен уже в окончательной форме.
Пуришкевич предложил нам принять в участники еще одно лицо - доктора Лазоверта. Мы согласились
Вторичное наше собрание происходило в санитарном поезде Пуришкевича.
На этом совещании были выработаны все подробности наших совместных действий
Наш план, окончательно утвержденный, состоял в следующем:
Я должен был по-прежнему видеться с Распутиным, усиливая его доверие к себе, и однажды пригласить его в гости, но так, чтобы его приезд в мой дом был обставлен строжайшей тайной.
В день, когда Распутин согласится у меня быть, я должен заехать за ним в двенадцать часов ночи и в открытом автомобиле Пуришкевича с доктором Лазовертом в качестве шофера привезти его на Мойку Там во время чая дать ему выпить раствор цианистого калия.
После того как моментальным действием яда Распутин будет уничтожен, его труп, завернутый в мешок, увезти за город и сбросить в воду.
Для перевозки тела нужно было иметь закрытый автомобиль, и великий князь Димитрий Павлович предложил воспользоваться своим. Это было особенно удобно великокняжеский стяг, украшавший машину, избавлял нас от всяких подозрений и задержек в пути Распутина я должен был принять у себя один, поместить остальных соучастников заговора в соседней комнате, дабы в случае необходимости они могли прийти мне на помощь.
Какой бы оборот ни приняло задуманное нами дело, мы условились во что бы то ни стало отрицать нашу причастность не только к убийству Распутина, но даже к покушению на убийство
Место, куда мы сбросим труп Распутина, решено было отыскать уже по возвращении в Петербург великого князя и Пуришкевича
Через несколько дней после нашего совещания оба они уехали на фронт
В Петербурге оставался только поручик Сухотин, с которым я виделся почти ежедневно.
В этот период времени я вторично посетил Маклакова.
Перед своим отъездом Пуришкевич просил меня сделать все возможное для того, чтобы привлечь Маклакова к самому близкому участию в нашем деле.
При новом свидании с Маклаковым я был приятно поражен происшедшей в нем переменой. Вместо уклончивых ответов я услышал от него полное одобрение всему нами задуманному, но на мое предложение действовать с нами сообща он ответил, что ему, быть может, придется в половине декабря по важным делам отлучиться на несколько дней в Москву. Тем не менее я посвятил его во все подробности нашего заговора.
Прощаясь со мною, он был любезен, пожелал нам полного успеха и, между прочим, подарил мне резиновую палку.
- Возьмите ее на всякий случай, - сказал он, улыбаясь.
Тем временем мои занятия в Пажеском корпусе шли своим чередом. Полковник Фогель, который готовил меня к репетициям, по-прежнему приходил ко мне и часами объяснял мне военные науки.
Изредка бывал я у Распутина, подчиняясь необходимости поддерживать с ним отношения. Как ни был гадок мне этот человек, но приходилось сидеть у него, разговаривать с ним. Эти посещения были для меня настоящей пыткой.
Однажды я зашел к нему за несколько дней до возвращения в Петербург великого князя Димитрия Павловича и Пу-ришкевича.
Распутин был в самом радостном настроении.
- Что это вы так веселы? - спросил я его.
- Да уж больно хорошее дельце-то сделал. Теперича не долго ждать - скоро и на нашей улице будет праздник.
- А в чем дело? - заинтересовался я.
- В чем дело, в чем дело? - старался передразнить меня Распутин.
- Вот ты боишься меня, - продолжал он, - и перестал ко мне ходить, а много кой-чего интересного есть у меня тебе порассказать... А вот и не скажу, потому боишься меня, опасаешься всего, а коли бы ты не боялся - рассказал бы.
Я объяснил ему, что готовился все время к репетициям в корпусе, очень был занят и никак не мог вырваться, потому только и не приходил к нему. Но на все мои доводы Распутин твердил свое:
- Знаю, знаю, боишься меня, да и родные тебе не дозволяют. Мамаша твоя небось заодно с Лизаветой.. [Великая княгиня Елизавета Феодоровна] Обе только и думают, как бы меня отсюда спровадить. Да нет, не удастся им, не послушают их. Уж так-то меня любят в Царском, так любят. И что больше напротив меня говорят, то больше и любят... Вот как!
- Григорий Ефимович, - сказал я, - ведь вы в Царском себя иначе ведете: вы там только о боге и разговариваете, оттого вам и верят.
- Что ж, милый, мне о боге с ними не говорить? Они все люди благочестивые, любят такую беседу... Все они понимают, все прощают и меня ценят... А насчет того, что им худое про меня наговаривают, - это все ни к чему; все одно они худому не поверят, что ни говори... Я им и сам сказывал:
будут, говорю, на меня клеветать, а вы вспомните, как Христа гнали, - он тоже за правду страдал. Ну вот они всех и выслушивают, а сделают по-своему, как им совесть велит.
С ним вот бывает подчас трудно; как от дому далеко уедет, так и начнет слушать худых людей. Вот и теперича сколько с ним намучились. Я ему объясняю: довольно, мол, кровопролития, все братья, что немец, что француз... А война эта самая - наказание божье за наши грехи... Так ведь ку-ды! Уперся. Знай свое твердит: "позорно мир подписывать". А какой такой позор, коли своих братьев спасаешь? Опять, говорю, миллион народу побьют. Вот сама - мудрая, хорошая правительница... А он что? Что понимает? Не для этого сделан, божий он человек - вот что.
Боюсь одного. - продолжал Распутин, - как бы Николай Николаевич не помешал, коли узнает. Ему-то все только воевать, зря людей губить. Да теперича далече он, руки-то коротки - не достанет. Подальше его и угнали затем, чтобы не мешал, да не путался.
- А по-моему большую ошибку сделали, - сказал я, - что великого князя сместили. Ведь его вся Россия боготворила, самый популярный человек.
- За это самое и сменили. Возгордился больно, да высоко метил. Царица-то сразу поняла, откудова опасность идет.
- Неправда, Григорий Ефимович, великий князь Николай Николаевич совсем не такой человек: никуда он не метил, а исполнял свой долг перед Родиной и царем. И, с тех пор как он ушел, ропот в стране увеличился. Нельзя было в такой серьезный момент отнимать у армии ее любимого вождя.
- Ну уж ты, милый, не мудри: коли было сделано, так, значит, и надо, правильно.
Распутин встал и начал ходить взад-вперед по комнате. Он был задумчив и что-то шепотом говорил про себя. Но вдруг он остановился, быстро подошел ко мне и резким движением схватил меня за руку. В его глазах засветилось странное выражение:
- Поедем со мной к цыганам. Поедешь - все тебе расскажу до капельки...
Я согласился, но в эту самую минуту зазвонил телефон.
Оказалось, что Распутина вызывали в Царское. Я воспользовался тем, что наша поездка расстроилась, и предложил ему приехать ко мне в один из ближайших дней, чтобы вместе провести вечер.
Распутину давно хотелось познакомиться с моей женой, и, думая, что она в Петербурге, а родители мои в Крыму, он сказал, что с удовольствием приедет.
Жены моей в Петербурге еще не было - она находилась в Крыму с моими родителями, но мне казалось, что Распутин охотнее согласится ко мне приехать, если он этого знать не будет.
На этом мы с ним расстались.
Через несколько дней вернулись с фронта великий князь Димитрий Павлович и Пуришкевич.
У нас было несколько совещаний, и на одном из них было решено пригласить Распутина в дом моих родителей на Мойке 16 декабря. [К этому времени должна была вернуться из Крыма моя жена, посвященная в наши планы, но болезнь помешала ей к намеченному дню приехать в Петербург]
Я позвонил ему по телефону и спросил, согласен ли он приехать ко мне в этот вечер. Он ответил утвердительно, но с тем условием, чтобы я сам за ним заехал и таким же порядком отвез обратно. При этом он просил меня пройти к нему в квартиру по черной лестнице, обещая предупредить дворника о том, что один из его знакомых заедет за ним в двенадцать часов ночи.
Таким образом, Распутин рассчитывал уехать из дому незамеченным.
Мне было страшно и жутко думать о том, как легко он на все согласился, как будто сам помогал нам в нашей трудной задаче.
Назначенный день приближался.
Ввиду того что у меня было очень мало свободного времени, я просил великого князя Димитрия Павловича выбрать место на Неве, куда можно будет сбросить труп Распутина после его уничтожения.
Вечером, в день нашего последнего совещания, ко мне приехал великий князь, очень уставший после нескольких часов, проведенных в поисках подходящего места на реке.
Мы долго с ним сидели и разговаривали в этот вечер. Он рассказывал мне о своем последнем пребывании в ставке. Государь произвел на него удручающее впечатление. По словам великого князя, государь осунулся, постарел, впал в состояние апатии и совершенно инертно относится ко всем событиям.
