Луис Ламур - Одинокие люди
Время от времени я просыпался, осматривался и опять засыпал. Со мной всегда так - не помню ночи, чтобы я проспал несколько часов подряд не проснувшись. Обычно я открывал глаза и прислушивался, а иногда вставал и обходил лагерь.
Дождь прекратился, и вороной вышел из-под дерева пощипать густую траву. Выше в горах трава была скудной и мало годилась на корм, но здесь она была сочной и зеленой.
Знаете как бывает, когда долгое время что-то слышишь, но не отдаешь себе отчета? И сейчас я не сразу распознал, что по тропе приближаются всадники. Скорее всего я даже их не слышал - может лишь намек на звук, может шестое чувство предупредило об опасности - потому что они ехали, как призраки в темноте или как волки, вышедшие на охоту - сильные, неслышные, уверенные, что добыча от них не уйдет.
Они, должно быть, были озадачены и обеспокоены, поскольку я выбрал Тропу Древних, по которой никто никогда не ездил.
Это была тропа духов, и им не слишком-то хотелось их тревожить, особенно ночью. Их лошади выросли в горах, знали все тропки, и наверное знали эту долину, потому что здесь росла сочная трава и текли ручьи.
Эти всадники наверняка одними из последних выехали со своей стоянки и по дороге наткнулись на следы апачей, преследовавших моих товарищей. Увидев отпечатки одинокой лошади, они последовали за ней, уверенные в легкой добыче.
Костер давал так мало дыма, что его почти невозможно было учуять, а красный отсвет тлеющих углей скрывал ствол тополя и стена. И все же они обнаружили меня. Наверное услышали, как пасется вороной.
В лагере все было тихо. На угли костра, зашипев, упала капля. Вороной перестал щипать траву и поднял голову, слегка всхрапывая. Я сразу же проснулся.
Мгновение лежал, прислушиваясь, затем перекатился и рывком бросился в темноту, услышав свист стрелы. Оглянувшись, заметил, что стрела, пробив одеяло, вонзилась в землю.
Они кинулись, не раздумывая. Я ударил прикладом ближайшего, промахнулся, и тут же винтовку выбили у меня из рук.
У нас дома, в теннессийских холмах, дерутся довольно часто, особенно на танцах. Девушки ходят на такие сборища, чтобы потанцевать и покрасоваться перед парнями, а парни - чтобы подраться и покрасоваться перед девушками.
Лицом я не вышел, красоваться мне было не перед кем, поэтому оставалось больше времени на драки. А потом в армии и на речных пароходах и... ну, словом, я в свое время дрался достаточно, и когда потерял винтовку, вроде как освободил руки.
Кто-то ткнулся в меня, я двинул его в лицо, потом коленом в пах, и он буквально подпрыгнул и упал, я поднял его, швырнул в сторону и размашистым ударом влепил в голову темному, надвигавшемуся силуэту. Сверкнул нож, мой кулак въехал в чье-то лицо, и я услышал, как хрустнула кость.
Я бил обеими руками, боковыми и прямыми. Апачи неплохо боролись, но в кулачных драках почти не участвовали, и это было в мою пользу. Какой-то коренастый индеец схватил меня за руку и за пояс, намереваясь бросить на землю, но я опустил сапог ему на подъем, и он согнулся от боли, отпустил, а я съездил ему локтем в ухо.
Оживление в лагере продолжалось несколько минут. Их было несколько, но я был крупнее и сильнее. Один из них прыгнул мне на спину и попытался повалить удушающим приемом, но я, схватив его за руку, перебросил через голову и трахнул о каменную стену. Он тяжело ударился, завизжал, и в этот момент раздался выстрел.
Он прозвучал неожиданно для всех, за лагерем, и я увидел, как один индеец упал, а остальные растворились в ночи, волоча за собой того, которого я ударил о стену. Индейцы исчезли, словно капли на поверхности лужи. Один момент они были здесь, в другой - пропали.
Убитый лежал возле костра, а Гарри, закутавшись в шкуры, забился от страха в угол.
- Эй, в лагере, - прозвучал тихий голос.
- Заходите, коли есть желание, - сказал я, и в следующую секунду появилась самая симпатичная девушка, которую я видел за всю свою жизнь.
Ростом она была чуть больше пяти футов, быстрой и резкой в движениях, и носила замшевую охотничью юбку, которая на ней выглядела лучше, чем на любой другой женщине. Она вела в поводу маленькую, почти игрушечную лошадку, но винчестер в ее руке игрушечным не был - об этом говорил труп индейца у костра.
Девушка протянула руку.
- Меня зовут Дорсет Бинни, - сказала она. - Надеюсь, вы простите мой не совсем женственный вид.
- Мэм, - искренне заверил я, - когда вы появились так вовремя и выстрелили так метко, мне все равно, как вы одеваетесь. И добавил: - Меня зовут Уильям Телль Сакетт, а этого мальчика - Гарри Брук, мы его недавно спасли от апачей.
Мы оба отошли в темноту и, сказав все, что нужно было сказать, прислушались. По-моему, эта банда апачей была сыта мной по горло, но она была не единственной в округе, поэтому следовало поторапливаться.
- Вы освободили и других детей, верно?
- Да, двух мальчиков и девочку.
- Девочка - моя сестра. Поэтому я здесь.
Она говорила в пустоту, потому что я уже седлал вороного. В тот момент мне не нужно было ничего, кроме как побыстрее оторваться от индейцев, потому что через несколько часов все окрестные горы будут кишеть апачами, как растревоженный муравейник муравьями.
Девушка отправилась с нами. В течение часа мы ехали по древней тропе на север, затем свернули на запад, на тропу, где я не нашел ничьих следов. Время от времени сквозь разорванные облака проглядывали звезды. Черные стены каньона придвинулись ближе, иногда нам приходилось объезжать громадные валуны. Места, по которым мы проезжали, показались мне жутко негостеприимными, да еще при такой погоде. И не обязательно было вглядываться в стены каньона, чтобы определить, до какой отметки поднимается вода после дождя. Я просто знал, что здесь после хорошего ливня на час-два образуется поток глубиной футов тридцать. Он уже спал, но не дай Бог опять дождь пойдет.
У тех, кто проложил эту тропу, не было лошадей, они ходили в мокасинах. Скоро нам пришлось спешиться и вести лошадей в поводу, потому что проехать верхом было невозможно, но я все-таки оставил Гарри в седле.
Больше всего в тот момент мне хотелось выехать из гор на равнины и может быть набрести на какое-нибудь ранчо. Но высказывать свои мысли девушке я не спешил.
Она была тоненькой и крохотной, но, похоже, отважной до безрассудства, поскольку добралась до этих мест в поисках своей сестры. У нас не было возможности разговаривать, потому что ехали мы след в след, и я не останавливался. Мы ехали по незнакомой тропе - кто знает, куда она заведет. Может прямо в лапы апачам, и в этом случае, мой скальп будет висеть в вигваме какого-нибудь воина... если он им соблазнится. Апачи любили снимать скальпы.
На вершине длинного пологого спуска мы дали лошадям передохнуть, и я оглянулся на Дорсет. Она не отставала, хотя ее лошадка делала два шага там, где вороной ступал раз. Гарри Брук за все время не промолвил ни слова.
Мы немного постояли, и она сказала:
- Небо светлеет.
Оно действительно окрасилось в серый цвет: скоро наступит день. Мы молча сидели в седлах - в разговоре нужды не было, потому что мы без слов понимали и чувствовали друг друга, чувствовали темноту ночи, опасность и прохладную сырость каньона после дождя. Мы ощущали смолистый запах сосен... и кое-что еще.
Мы ощущали запах дыма.
У меня чуть было волосы не поднялись дымом. В этих краях друзей у нас нет. Я был уверен, что мои друзья ускакали на север, значит, это не кто иной, как апачи. И костер был прямо впереди.
Мы не решались вернуться назад и не могли выбраться из каньона. Я вытащил из чехла винчестер, девушка последовала моему примеру.
- Идем тихо, лошадей ведем в поводу, - прошептал я. - Если сможем пробраться мимо них - хорошо, если нет - вскакиваем в седло и мчимся прочь. Вы с мальчиком садитесь на одну лошадь и в случае чего бегите без оглядки.
- А вы?
Я улыбнулся.
- Леди, вы видите перед собой совсем не героя. Я сделаю пару выстрелов и кинусь за вами сломя голову. Так что не останавливайтесь, иначе отдавлю вам пятки.
Мы двинулись вперед. Рассвет уже заливал небо, когда мы увидели, что каньон расширяется. Потом я заметил следы мокасин, кусочки коры, несколько сухих веток: кто-то собирал хворост. И вдруг мы услышали крики, и я знал, почему кричат индейцы.
- Может мы и сможем проскочить, - сказал я. - Индейцы сейчас слишком заняты.
Она посмотрела на меня.
- Чем могут быть так заняты апачи, что мы сможем проскочить незамеченными?
Нельзя было глядеть в эти серые глаза и врать. Да она и так догадается.
- Они поймали пленника, - сказал я, - и стараются узнать, насколько его хватит. Если он выдержит пытки и умрет с честью, они будут считать себя достойными людьми, поскольку поймали достойного человека.
Мы пошли дальше, уговаривая лошадей, чтобы они вели себя тихо, и они понимали, потому что лошади, как и собаки очень хорошо чувствуют настроение хозяина. К их инстинктивному восприятию опасности накладывается настороженность всадника. Именно поэтому человек, живущий на Западе, часто полагается на коня, его слух и зрение. Он делит с ним воду, а если понадобится, то и пищу.
