Георгий Холопов - Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1)
- Смерть Деникину! - неслось из конца в конец пустыни. - Смерть кадету!..
С каждой минутой прибывали все новые и новые толпы. Каждый стремился пробиться туда, к головной машине, где развевалось Красное знамя Советов и где речь перед бойцами Кавказской армии держал товарищ Киров.
- Даешь Кавказ! - кричали красноармейцы. - Смерть Деникину!
- Смерть Деникину! - эхом отвечала пустыня.
Киров распорядился открыть ящики с махоркой и оделить табаком красноармейцев. Были розданы также сухари, сахар и другие продукты.
На радостях стали разжигать костры. Варили суп, кипятили чай. Над пламенем костров обогревали окоченевшие руки, трясли нательные рубахи.
Пока Атарбеков и Лещинский искали взводных, ротных и батальонных командиров, показалась конница Боронина, а вслед за ней - колонна красноармейцев, собранная им в степи из остатков почти всех четырех стрелковых дивизий армии.
Ивана Макаровича Боронина хорошо знали в армии и любили как боевого командира полка. Встрече с ним рад был и Киров.
Снова пришлось открывать ящики с махоркой, раздавать сухари и сахар.
Вскоре все пришло в движение. Выкрикивали названия полков, бригад, дивизий, фамилии командиров. Отец окликал сына, брат - брата, товарищ товарища... Когда все выстроились в одну шеренгу, растянувшись на добрую версту, Киров вместе с Борониным сделал смотр собранного войска. Окруженные группой командиров, комиссаров и членов экспедиции, они шли вдоль шеренги, внимательно вглядываясь в лица красноармейцев. Киров останавливался чуть ли не перед каждым, думал: "Дойдет ли обратно до Кизляра?" Перед ним стояло до удивления пестро одетое, вернее, полураздетое войско. Обуты были кто во что - кто в офицерские сапоги, кто в калоши, кто в самодельные валенки из какого-нибудь пестрого одеяла. И одеты были кто во что - кто в шинель, кто в полушубок, кто в пальто, кто в черкеску...
Киров видел изможденные, обросшие щетиной лица, потрескавшиеся на морозе руки, запекшиеся губы, тифозных с безумными глазами. Их было много. Чуть ли не каждый второй здесь был болен тифом, каждый третий стоял с перевязанными ранами. Особенно тяжело было смотреть на горцев, одетых в черкески, обутых в легкие кавказские сапожки. Им впервые в жизни пришлось испытать морозы калмыцкой степи.
Киров остановился перед высоким казаком с могучими усами. Он весь был обвешан оружием, а вот винтовку держал так, как не положено ни в одной армии мира, - прижав к груди, скрестив на ней руки.
- Кто же, дорогой, так держит винтовку?
- Иначе не могу, товарищ комиссар. Рад бы, да не могу...
- Почему не можешь? - заинтересовался Киров.
- Руки не слушаются, товарищ комиссар.
Киров взял у казака винтовку, передал стоявшему рядом бойцу. Осмотрел руки казака: они были распухшие, почерневшие, в язвах.
- Обморожены?
- Обморожены, товарищ комиссар.
Киров отвел Боронина в сторону, с горечью сказал:
- Поздно, Иван Макарович!.. Такая армия не сможет сейчас противостоять полчищам Деникина, одетым, обутым, вооруженным до зубов новейшим английским и французским оружием! Это для меня ясно!
- Да, поздновато! - согласился Боронин.
Киров сжал кулаки:
- На месяц бы раньше!
- Какой же теперь выход? - спросил Боронин.
- Выход? - Киров обвел взглядом войска. - Сохранить, сберечь остатки армии. Идти на Астрахань! Немедленно выслать навстречу армии медицинскую помощь, продовольствие, одежду. По всей дороге отступления устроить обогревательные пункты. Поднять Астрахань на ноги! Организовать десяток госпиталей. Лечить тифозных и раненых. Заново формировать части. И лишь потом со здоровыми и боеспособными полками идти на Кавказ! Другого выхода нет. Все другое будет авантюрой.
- Я так же думаю, - сказал Боронин.
- Придется тебе, Иван Макарович, присоединить к своей колонне остальные войска, позаботиться и о беженцах. Оставим тебе две машины с продуктами, машину с теплым бельем и медикаментами. Отдели здоровых от больных, выставь заслоны на случай нападения деникинцев. А мы попробуем пробиться в Кизляр...
И экспедиционные машины тронулись в дорогу.
И снова навстречу им попадались большие и малые отряды, обозы с беженцами и воинским имуществом, фургоны с больными и ранеными бойцами.
В обозе одного из отступающих полков 3-й Таманской стрелковой дивизии везли больного тифом командующего 11-й армией И. Ф. Федько. Он находился в бессознательном состоянии. Киров ничем не мог ему помочь. Федько возглавил армию после расстрела авантюриста Сорокина. Невзирая на все принятые молодым командармом меры - пополнение и перегруппировку сил, - отступления по всему фронту уже было не приостановить, хотя отдельные полки и дивизии продолжали героически драться...
Не смог этого сделать и сменивший Федько новый командующий М. К. Левандовский. Особенно тяжелым для него оказался рейд конного корпуса генерала Улагая в тыл таманцам, после которого армия стала неуправляемой. К тому же и он слег: у него была опасная форма возвратного тифа.
Киров пытался найти больного Левандовского в объятом пожарами Кизляре, откуда уходили последние горстки бойцов прославленного Ленинского полка, давшие сильный бой белым на станции Наурской, остатки других полков и отрядов. Но Кирову это не удалось: командующего с партией тифозных красноармейцев за день до этого вывезли в какое-то степное село.
Машинам экспедиции пришлось повернуть обратно на Астрахань. Недалеко за Кизляром уже находилась конница генерала Бабиева, с которой вела кровопролитные бои кавалерийская бригада Ивана Кочубея, прикрывавшая отход всей 11-й армии.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ранним февральским утром после двухнедельных скитаний по калмыцкой степи экспедиция Кирова возвращалась обратно в Астрахань. Машины подтягивались к Форпосту, напротив которого по ту сторону Волги стоял занесенный снегом город.
Киров ходил по берегу в ожидании, пока шоферы и мотористы обследуют ледовую трассу через Волгу: лед ему казался малонадежным. С берега было видно, как во многих местах вода проступала на поверхность. Спрятав руки в карманы пальто, поеживаясь от холода, Сергей Миронович часто останавливался, смотрел, как через Волгу шли первые группы красноармейцев и первые обозы беженцев, счастливо миновавшие калмыцкую степь. Мертвые, скованные льдом, зимовали у причалов десятки пароходов, шаланд, военных судов, баркасов.
Подолгу он смотрел на левый берег, на кремль, на собор, перебирая в памяти исторические события, связанные с Астраханью.
Этот город видел многое, у него была богатая история. В свое время в Астраханском крае появлялись хозары, монголы, татары. Тамерлан, возвращаясь из южных степей Черноморья в прикаспийские страны, разграбил, разорил и сжег Астрахань. Астраханью овладевали крымцы, ногайцы, черкесы, потом снова ногайцы и крымцы. Только после покорения Астрахани Иоанном Грозным здесь был заложен город-крепость, ставший неприступным для неприятеля.
Но то была далекая история. Воображение рисовало другую картину, картину недавних мирных дней.
Стремительно несется полноводная Волга. Плывут по ней огромные, точно скалы, "беляны". Взад и вперед снуют сотни больших и малых лодок, моторок, шаланд, прорезей, речных бударок, реюшек и рыбниц. Идут глубоко сидящие в воде нефтеналивные баржи. А по берегу у пристаней стоят многоэтажные, белые, как лебеди, пассажирские пароходы, прибывшие из Нижнего Новгорода и Царицына, пароходы морские из Баку, Порт-Петровска, Красноводска, из персидских портов. Идет выгрузка и погрузка, гремят паровые краны, кричат стропальщики и матросы, с тяжелым грузом на спине бегут по сходням крючники, и где-то совсем близко поют песню...
Как никогда за эти последние дни, Кирова тревожили думы о судьбе армии и города. "Астрахань больше уже не глубокий тыловой город, не база Каспийско-Кавказского фронта, а опорный пункт революции, от которого теперь во многом будет зависеть судьба не только Прикаспия и Северного Кавказа, но и Дагестана, Азербайджана, Грузии, Армении, Черноморья, думал он, стараясь четко себе представить значение этого города при изменившихся условиях, после отхода 11-й армии. - Другие и более ответственные задачи встанут перед "кавказской экспедицией"..."
Подъехала машина Лещинского. За ней вскоре показалась и машина Атарбекова.
В это время с обследования трассы вернулись шоферы и мотористы. Они наперебой стали высказывать Кирову свои суждения о дороге. Одни говорили, что дорога хорошая и можно спокойно переезжать на левый берег; другие горячо возражали против этого, утверждая, что лед во многих местах рыхлый, тонкий и лучше машины перегнать порожняком, а груз перевезти на санях.
Выслушав всех, Киров сказал:
- Рисковать не будем. Машины надо разгрузить, перегнать на тот берег. А груз лучше перевезти на санях.
Отдав необходимые распоряжения, Сергей Миронович и Атарбеков ушли в город доставать транспорт, а Лещинский остался руководить разгрузкой и переправой колонны на левый берег.
