Иван Забелин - История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I
Этот порог в действительности существует и доныне. Он состоит из нескольких рядов деревянных свай, набитых в разное время по случаю устройства Каменного моста. Русло Москвы-реки на самом деле течет над сплошным пластом горного известняка, который в иных местах обнаруживается на дне реки, но порогов нигде не устраивает. Если возможно было набить в дно реки деревянные, хотя бы и короткие по длине, сваи, то это прямо указывает, что до пласта горного известняка остается еще значительный слой песков и глин, лежащих над этим пластом.
По поводу всех изложенных выше рукописных преданий и печатных домышлений можно сказать словами автора книги «Москва или Исторический Путеводитель» (М., 1827 г., ч. I, с. 1), что «достоверные летописи не сообщают нам никаких точных известий ни об основателе Москвы, ни о времени ее начала, почему важное сие событие и остается под завесою темных догадок, основанных на разных сохранившихся до наших времен “неверных повестях”, не говорим о новейших повествованиях, в роде повести о земских боярах, или о том, что у Каменного моста существовал каменистый, а на самом деле только деревянный порог».
Самое событие, передаваемое рукописною легендою, что князь Юрий казнил боярина Кучку, подвергается большому сомнению, так как оно явилось для доказательства, что и Третий Рим, Москва, тоже основан на пролитой крови. По всему вероятию, это такой же вымысел, как и борьба земских бояр с княжескою властью.
Таким образом, остается более ценным народное предание о князе Данииле, которое в сущности есть спутанный пересказ истинного события – убийства Кучковичами князя Андрея Боголюбского.
О Москве – Третьем Риме стали толковать, что эту легенду придумали сами Москвичи, вдохновляемые своею невежественною гордынею. Это так же верно, как и сказание о происхождении имени Москвы от Мосоха, которым упрекали Москвичей тоже в качестве их непомерной гордыни и круглого деревенского невежества.
Легенда, а вернее сказать, народная мысль о Москве, как о Третьем Риме, возникла и стала распространяться во всем Православном мире еще со времени Флорентинского Собора (1439 г.), когда второй Рим, знаменитый Царьград, в лице своего императора и главных своих представителей, променял свое православное первенство на чечевичную похлебку врагу Восточной церкви, Риму первому, а теперь папскому Риму, и когда этот папский Рим узнал, что Православная крепкая сила еще существует, именно в далекой и дотоле почти совсем незнаемой Москве, непоколебимо отринувшей недостойную Флорентинскую сделку, на которую второй Рим – Царьград так бесславно согласился.
Все православные народности Востока, Греки и Славяне, в это же время узнали, что единственным защитником и поборником Православия явилась далекая Москва, прославленная на соборе уже могущественным государством, о чем для своей же пользы должен был рассказывать и самый изменник Православию, Исидор, хотя сама по себе Москва еще только зарождалась настоящим Государством. Затем погибель Второго Рима от завоевания Турками уже окончательно утвердила в понятиях Православных народностей, что далекая Москва остается единственным могучим Государством, способным охранять Восточную веру от всяких находящих напастей.
По крайней мере, все упования верующих в одной Москве находили точку опоры, в одной Москве чувствовали непобедимую Православную силу, к покровительству которой и потекли все обездоленные и разоренные от Турецкого владычества или притесненные от Папы. С той поры Москва явилась щедрой благотворительницею для угнетенных народностей, особенно для Греков, не перестававших появляться в Москве за милостыней.
Очень естественно, что люди, потерявшие свой Рим, обращали свои упования на Москву, как на новый Третий Рим и могли высказывать эту простую мысль Московским книжным людям.
К тому же и ход событий очень благоприятствовал распространению и укреплению такой мысли. После брака Ивана III на Греческой Царевне Софье Москва на самом деле явилась наследницей второго Рима, т. е. исчезнувшего Византийского Царства. Брак был устроен Папою в видах привлечения Русской Церкви к подчиненно Папской Церкви, но он послужил только к новому возвеличению Москвы в глазах всего Православного мира.
Прибывшие с царевной греки разве не могли помышлять о Москве, как о настоящем Третьем Риме, в виду разраставшейся политической силы Московского Государства, крепкого охранителя Православной Церкви.
Как бы ни было, но в Москве с того времени стали ходить толки и рассуждения о значении двух Римов, древнего и нового – т. е. Цареградского; новым назвал его сам царь Константин, строитель Византии. Ходили толки и о наследстве, кто будет наследником и восстановителем этого нового Цареградского Рима, завоеванного теперь Турками. И так как Московский Государь являлся теперь единым на всем Христианском Востоке независимым Православным Государем, то простая мысль уже прямо указывала, что таким наследником и восстановителем православного Рима может быть и должна быть только одна Москва. Другого могучего представителя и охранителя Восточного Христианства теперь не было. Это сознание вырастало у всех покоренных Турками православных народностей. Оно принесено было и в Москву и таким образом и в Москве между книжными людьми воцарилась мысль о Третьем уже Московскою Риме.
В первой четверти XVI ст. в Псковском Елеазаровом монастыре жил старец Филофей, человек сельский, как он писал о себе, учился только буквам, а Еллинских борзостей не текох, а риторских астрономий не читал, ни с мудрыми философами в беседе не бывал, учился только буквам благодатного закона, т. е. книгам св. Писания.
Несмотря на такой скромный отзыв о своей особи, старец однако, судя по его писаниям, принадлежал к образованнейшим книжникам своего времени.
Он написал обширное послание к жившему во Пскове (1510–1528 г.) царскому дьяку Мих. Мунехину о звездочетцах в ответ на вопрос дьяка, как разуметь приходящие от Латыни астрономические гадания, предсказывавшие, что в тот 1524 г. последует пременение всего видимого мира.
Разрешая этот вопрос, на основании Бытейских книг, и опровергая кощуны и басни Латинских астрономов, старец касается и вероисповедных различий с Латинством, а также и о переменении в судьбах царств и стран, что не от звезд это приходит, но от Бога.
Обращаясь затем к своей современности, старец пишет, что Греческое Царство раззорилось и не созиждется, потому что греки предали Православную Греческую Веру в Латынство; что если стены и столпы и палаты Великого древнего Рима не пленены, зато души их от дьявола были пленены опресноков ради; что вместо Римской и Константинопольской церкви ныне в богоспасаемом граде Москве Православная церковь едина во всей вселенной паче солнца светится; что Моск. Государь теперь во всей поднебесной единый христианам царь и браздодержатель Святых Божиих Престолов св. Вселенские церкви. «Все христианские царства преидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческим книгам, то есть Российское Царство. Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти… Христианские царства потопишася от неверных, токмо единого нашего Государя царство, благодатию Христовою, стоит. Подобает Царствующему держати сие с великим опасением и не уповати на злато и богатство исчезновенное, но уповати на Вседающего Бога».
То же самое старец писал и к самому вел. князю и первоназванному царю Василию Ивановичу.
«Старого убо Рима Церковь пала неверием Аполлинариевой ереси, второго Рима Константинова града Церковь агаряне секирами и оскордами разсекоша. Сия же ныне третьего нового Рима державного твоего царствия Святая Соборная Апостольская Церковь во всей поднебесной паче солнца светится.
Ведай и внимай, благочестивый царь, что все царства Православной Христианской Веры снидошася в твое единое царство; Един ты во всей поднебесной христианам Царь». Эти самые речи потом в 1589 г. повторены и в речи к царю Феодору Ив. от Константинопольского патриарха Иеремии при установлении в России патриаршества[31].
Таким образом, идея о Третьем Риме в Москве не была праздною мыслью каких-либо досужих книжников, но представляла крепкое убеждение всего духовного чина Русской Церкви, и старец Филофей высказывал только укоренившееся уже в сознании Русского высшего духовенства мнение о первенстве Русской Церкви во всем Восточном Православном Мире, именно по тому поводу, что Московский Государь оставался единым державным представителем в Православном Христианстве.
После того, как распространились такие мысли о Третьем Риме в Москве, явилась надобность доказать, что Третий Рим – Москва и по своему зачалу не отдаляется от двух своих собратий, а точно также основан на пролитии крови, о чем и толкует приведенное сказание о зачале Московского Царства.
