Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1
595
См. «Катков и его время» С. Неведенского. СПб., 1888. С.419. Ив. В. Павлов в письмах к единомышленнику Каткова Щедрину-Салтыкову, печатавшему в Русском Вестнике свои знаменитые «Губернские Очерки», сравнивает администрацию дореформенного времени с варягами, призванными княжить и владеть: «Варяги – это губернаторы, председатели палат, секретари, становые полицеймейстеры, – одним словом, все администраторы, которыми держится какой ни на есть порядок в великой и обильной земле нашей. Это вся наша 14-классная бюрократия, это 14-главый змий поедучий, чудо поганое наших народных сказаний… Все, что носит печать змия, обстоятельствами поставлено во вражду с народностью и само по себе с нею враждует. Стоит администраторам официально признать какое-нибудь народное учреждение, так оно тотчас же опошлится в глазах народа. Главная опора змия – крепостное право, в котором закон освящает эксплуатацию человека человеком, произвол, насилие и грабеж. Всякий варяжский администратор действует, следовательно, в духе закона. Отсюда бессильны все нападки на взяточничество – и Капнистова “Ябеда” и Гоголев “Ревизор” и твои “Губернские Очерки” —увы! Пока по закону существует крепостное право, до тех пор в сплошной твердыне взяток даже и бреши нельзя сделать». В своих ответах Салтыков, между прочим, писал: «Есть одна штука (она же единственная), которая может истребить взяточничество: поселить правду в судах и вместе с тем возвысить народную нравственность – это возвышение земского начала на счет бюрократического» (см.: На заре крестьянской свободы. Русск. Стар., 1897. XI, 233, 236).
596
Как известно, И. С. Аксаков в 8о-х гг. по недоразумению подвизался в одном лагере с М. Н. Катковым, который, сжигая в это время то, чему поклонялся за 20 лет перед тем, выступил с обычною всем отщепенцам резкостью, гонителем всего, что хоть отдаленным образом напоминало его собственные воззрения о необходимости самодеятельности общества (см. гл. XIII назв. сбор. Неведенского). Покойный публицист А. А. Градовский, который, как и все, верил в безусловную чистоту намерений честного, но близорукого Аксакова, подтрунивая в Голосе над его союзом с недобросовестными компаньонами, писал, что в то время как Аксаков, подобно звездочету, будет смотреть в небо, его ловкие союзники вытащат у него из кармана платок.
597
«Эта фраза была сказана Катковым в 1884 г. в период, когда он, как говорил Неведенский, стал “представителем” старого порядка в котором он когда то видел темную силу и несчастие России. (см. 356). И этот человек мог впоследствии дописаться до обвинения не только земства и городов, но и Сената и Государственного Совета в разрушительных тенденциях, если они не угождали реакционным вкусам бюрократии эпохи Толстого!
598
О возведении в принцип беспрекословного исполнения желаний начальства вопреки убеждению, см. рассуждения гр. Панина, выше в прим. главы I, § 1.
599
См. собр. соч. Аксакова. Т. V, 163 и след. —М. Н. Катков, покуда еще не находившийся в лагере врагов реформ, «которые, – по собственному его определению, – не могут не быть врагами своего народа» (Моск. Вед., 1867 г. № 51), также держался того убеждения, что революционное движение в России вызвано не реформами 60-х, а предшествовавшею им эпохою гонения мысли. «Все эти лжеучения, все эти дурные направления, – писал Катков в 1866 г. после окончания работ Муравьевской следственной комиссии, родились и приобрели силу посреди общества, не знавшего ни науки свободной, уважаемой и сильной, ни публичности в делах касающихся самых дорогих для него интересов, посреди общества, находившегося под цензурою и полицейским надзором во всех сферах своей жизни. Все эти лжеучения и дурные направления, на которые слышатся теперь жалобы, суть плод мысли подавленной, неразвитой, рабской в своих темных трущобах» (Моск. Вед., 1866. № 205).
600
«Русск. Старина», 1891, V, 340. Тот же Валуев писал: «Наша официальная формалистика похожа на известный surprise attrapes, который состоит из множества коробочек, вкладываемых одна в другую. Раскрываешь коробочку – другая коробочка, раскрываешь эту – третья, потом четвертая, потом пятая и так далее и все меньше и меньше. Наконец, последняя – и в ней ничего». (Там же, 341).
Велик, кн. Константин Николаевич издал известный приказ в духе «Думы» Валуева (см. дальше), сначала было переполошивший бюрократию. Но она скоро опомнилась, и один из представителей ее барон Мейендорф писал: «Приказ – parle de vol, de mensonges etc., mais demeurera sans suites facheuses». («Говорит о краже, о лжи, но не будет иметь прискорбных (для кого?) последствий»). (С.345 в Русск. Стар., 1891, май, 354–355).
601
См. Дневник, II, 276. —Валуев сначала в Дневнике своем смотрит пессимистически на будущность России: «Тоска невыразимая, – пишет он в октябре 1855 г., – ум и сердце ждут чего-то, но дни проходят за днями и чего-то по-прежнему нет… У нас правительство не замечает, что оно сумело отучить нас даже от надежды. Все русские сознаются в том, что у нас все могло бы быть лучше. Но никто не верит в сбыточность этого лучшего; ждали, ждали и словно махнули рукою все разом и начальники, и их разномундирная рать, и весь православный народ. Если теперь кто-нибудь скажет, что современный урок для нас не останется бесполезным, то большинство отвечает, что пользы по-прежнему будет на медный грош… Припоминали, что и в 1812 году ожидали великой науки, но не дождались (с. 341–342). Впоследствии, однако, Валуев отмечает перемену в настроении (с. 343 и след. Р. С., 1891, V).
602
Ближайший сотрудник А. М. Унковского по Тверскому комитету (см. главу II) А. А. Головачев в своем известном труде «Десять лет реформ» ставит в вину Редак. комиссии, что она сделала крестьянскую реформу сословною и отделила ее от вопроса об общих реформах по всему государственному управлению, вопреки проекту Тверского комитета (см. там же). Объясняет г. Головачев эту ошибку частью отсутствием заранее обдуманного плана при постановке крестьянского вопроса, который сначала фигурировал в виде «улучшения быта крестьян», частью тем, что члены Редакц. комиссии не всегда были свободны в своих действиях (с. 162–163).
Учреждение крестьянского самоуправления имело, по словам Безобразова, громадное нравственное значение для всех сословий, всего народонаселения. См. с. 271 книги его «Государство и общество». СПб., 1881.
603
«В первое время после обнародования Манифеста, – писал 7 мая 1861 г. кн. В. А. Черкасский Н.А. Милютину, – общество, литература, администрация – все пребывали в идиллии. Я не могу передать, как мне противно было такое настроение, которое так мало согласовалось с действительностью; теперь начинается противоположное направление». См. н. с. Лероа-Болье. С. 83.
604
«Все забыто, все прощено, – писал В. П. Безобразов, тотчас по обнародовании Манифеста 19 февраля, – всем, кто уверует в воскресение, кто быстро встанет и пойдет к обновлению». См. н. с. его. С. 273.
605
Н.А. Милютин имел репутацию «революционера» в придворных сферах, и вследствие этого в течение трех лет до самой отставки своей состоял «временным» товарищем министра внутренних дел. См. н. с. Лероа-Болье. С. 34.
606
29 апреля 1861 г., т. е. две недели спустя после отставки Милютина, вел. к. Елена Павловна, не зная об ней, писала Милютину: «Если вы будете наедине с государем и он заведет с вами речь о дворянстве, вам следует сказать, что вы не против дворянства, но что вы огорчены тем, как мало ваша каста соответствует своему назначению». См. н. с. Лероа-Болье. С. 172.
607
Репутацию «красного» стяжал (см. ниже) Милютин еще в 1846 г. за составление проекта учреждения в столицах городского самоуправления, но она особенно утвердилась за ним в 1856 г. по поводу столкновения С.-Петербургской думы с ген. – губ. Игнатьевым. Пред назначением Милютина товарищем министра Александр II говорил Ланскому: «Он считается опасным, во всяком случае он заставляет о себе много говорить». См. н. с. Лероа-Болье. С. 23, 26.
608
С. С. Ланской и Н. А. Милютин были уволены без прошения. «Меня выпроводили, сделавши сенатором», – писал он 4 мая 1861 г. кн. Черкасскому. См. н. с. Лероа-Болье. С. 75, 76, 86.
609
Помещики приходили в ужас, опасаясь в будущем своего разорения, и для их успокоения был назначен П. А. Валуев, свободный от подозрения во вражде к дворянству. См. н. с. Лероа-Болье. С. 72. —«Страхи угнетение господствуют всюду», – писал кн. Черкасский в мае 1861 г. из Тулы Милютину. Там же, 85. «Реакция объясняется, – писал 19 мая 1861 г. Самарин Милютину, – непривычкою высшей среды к продолжительному напряжению ума и воли. Л.-Болье, 87.
