Роберт Грейвз - Белая Богиня
Наша цивилизация — цивилизация кокни, и самые обычные обращения к природным явлениям в традиционной поэзии, которая создавалась селянами для селян, теперь становятся непонятными. Вряд ли хоть один английский поэт из пятидесяти может назвать самые обыкновенные деревья из «Beth-Luis-Nion»- алфавита или отличить косулю от лани, аконит от плевела, вертишейку от дятла. Лук и копье — устаревшее оружие, корабли перестали быть игрушкой ветра и волн, страх перед привидениями и домовыми теперь испытывают лишь дети да немногие старые крестьяне, журавли больше не «пишут буквы, когда летят», — последнего журавля застрелили в Англси в 1908 году.
Мифы тоже выходят из употребления. Когда английский язык только формировался, все образованные люди мыслили в рамках христианского мифологического цикла, который был иудейско-греческого происхождения с бесчисленными языческими вставками под видом житий святых. Протестантская революция отвергла почти всех святых, а укрепление рационализма со времени Дарвина так ослабило Церковь, что библейские мифы больше не служат надежным основанием для поэтического творчества. Сколько сегодняшних людей может узнать цитаты, входившие в религиозную церемонию середины девятнадцатого столетия? Более того, греческие и римские мифы, которые всегда были так же важны для поэтов (по крайней мере профессиональных), как христианские, теперь теряют свое значение. Только строгое классическое образование способно внедрить их в детскую голову достаточно глубоко, чтобы вызвать эмоциональную реакцию, а классицисты больше не властвуют над школьной системой ни в Британии, ни в Соединенных Штатах. У нас нет даже официального списка книг (предположим, трехсот), которые должен внимательно прочитать любой образованный человек, а неофициальный список включает в себя много книг знаменитых, но довольно редко читаемых, например, «Видение Петра Пахаря» Ленгленда, «Утопию» Томаса Мора и «Эвфуэса» Лили.
Только два английских поэта имели необходимые знания, поэтический талант, достоинство и независимость мысли, чтобы считаться верховными поэтами, — Джон Скелтон и Бен Джонсон. Оба по заслугам носили лавровые венки. Скелтон, будучи накоротке с Генрихом VIII, своим бывшим учеником, ставил себя и как ученого, и как поэта выше полубразованного выскочки, но зато церковного главы кардинала Уолси, на которого, рискуя головой, публиковал самые; острые сатиры; в результате последние годы жизни Скелтон провел в Вестминстерском аббатстве, отказываясь отречься от своих сочинений. Джонсон совершал поэтические путешествия, подобно ирландскому ollave, иногда с учениками, «носящими печать племени Бена», и со знанием дела говорил на любую профессиональную тему. Принимавший его второй лорд Фолкленд писал о нем:
Он чистым был по-детски и невинным,
Но мудрость в нем была под стать сединам;
Как юноша был храбр, но не строптив;
По-старчески не хмур, но терпелив;
Всем возрастам внушали уваженье
В нем дар учительства и толк в ученье…
Эти строки запоминаются как резюме идеального поэтического темперамента. После Джонсона не было поэта, достойного звания верховного поэта, — ни официального, ни неофициального.
Единственный поэт, насколько мне известно, который всерьез пытался стать бардом Англии, был Уильям Блейк: он задумывал свои «Пророческие книги» как полный корпус поэтической мудрости, но из-за отсутствия знающих коллег ему пришлось самому стать целой школой бардов, не делая попыток сохранить традицию после своей смерти. Не желая стеснять себя белым стихом или героическим двустишием, он смоделировал свой собственный стиль, пользуясь свободным стихом Джеймса Макферсона, который тот позаимствовал из гаэльских легенд об Ойсине и у иудейских пророков, высокопарно переведенных в канонической Библии. Некоторые из его мифологических персонажей — великан Албион, Иов, Эрин, ангел Уриил — были основными фигурами средневековой поэзии, другие являют собой анаграммы ключевых слов, найденных в многоязычной Библии, например, Лос вместо Сол (бог солнца). Блейк строго держался своей системы, и лишь изредка появляются в его пророчествах персонажи, которые как будто принадлежат его личной жизни, а не мировой литературе. И все же ведущий английский критик писал о читателях Блейка, которые обожали «Песни невинности»: «Немногие способны на большее, чем нырнуть в пророческие стихи и пару раз взмахнуть руками в морях меняющихся символов и притч». Далее он цитирует строки из «Иерусалима»:
Холодный спит на скале Альбион, кругом лишь ветер и снег;
Выше — кузня, звезд колесница, вечный покой.
Смертные травы навечно опутали руки и ноги его,
Вечно его омывая, в ключ закипает волна
На белой скале, и Англии женская тень
Душит его, как будто руднический газ
Корнуолла иль Дерби, в туман возносясь, —
И побеждает того, с кем шторм не смог совладать.
И колесницы Сынов Великанов летят мимо них,
Кузни Лоса над ними, и вечный обстал их покой.
Эрин, в гробу полулежа, взирает на них, —
И отделен ото всех народов земли Альбион.
И завис над ними голодный Орел;
Голод взвывает по-волчьи и черный ревет океан.
И комментирует: «Чувства и привычки Блейка выдают в нем ремесленника. Его мировоззрение определяется классом, покой и благоденствие которого поставило под угрозу появление машин и представители которого были обращены в рабство процессом индустриализации. Вспомните, что колеса, кузнечные горны, печи, дым, „сатанинские мельницы“ в „пророческих книгах“ ассоциируются с печалью и муками. Кстати, вся жизнь Блейка сопровождалась постоянными войнами. Очевидно, что образы в этом отрывке, как во многих других, поднимаются из сублимированного представления Блейка о политических страстях. Альбион как мифическая фигура может символизировать Бог весть что. Обратите внимание на образы войны и машин…»
В обязанности популярных критиков Англии всегда входило судить поэзию по стандартам менестрелей. Вот и традиционная образность Блейка сразу отрицается как «Бог весть что», и его обвиняют в том, что он не знает, о чем пишет. Звездная колесница Белой Богини превратилась в двенадцать крутящихся знаков Зодиака, а духовные Кузни Лоса (Аполлона) и Гробница Албиона — alias Хлева Хлау Гафеса, который также появляется как отощавший Орел, — неправильно прочитываются как темные механистические образы капиталистического угнетения. Да и четкое разделение архаичного Альбиона и современной Англии тоже осталось без внимания.
Поэтов Британских островов в дохристианские времена объединяла клятва хранить профессиональную тайну, которую давали все ученики поэтических школ. Но едва Пес, Косуля и Чибис начали терять бдительность и именем всеобщего просвещения разрешили предать гласности секреты алфавита, календаря и счета, век познания закончился. Вскоре меч типа Александрова разрубил гордиев узел[245], школы были распущены, церковники объявили, что единственно они имеют право интерпретировать религиозный миф, литература менестрелей стала главной, и поэты, отказавшиеся стать придворными лакеями или лакеями Церкви и толпы, были вытеснены в пустыню. Там они с редкими перерывами с тех пор и пребывали, и хотя иногда после их смерти начинались паломничества к их пророчествующим могилам, пребывать им в пустыне еще невесть сколько.
В пустыне искушение неистовствовать, бредить, эксцентрично вести себя для многих оказывается слишком велико. Там нет верховного поэта или путешествующего ollave, чтобы указать им на то, как они позорят имя поэзии своими выходками. Они же неистовствуют, словно блаженные, пока их бред не обретает черты профессиональной аффектации и пока поэзия не теряет вовсе поэтический, прозаический и просто разумный смысл. Странное преображение. В античные времена художники брали свои темы у поэтов, хотя имели право писать что душе угодно, в рамках разумного и в пределах заданного; потом, когда поэзия сдала свои позиции, художники стали писать строго по заказу или что придется и в конце концов дошли до экспериментов с чисто декоративной росписью. А теперь приступы безумия у поэтов находят оправдание в аналогичных живописных экспериментах в самых невозможных формах и палитре. Так Сачеверелл Ситвелл писал в «Vogue» (август, 1945):
И вновь мы впереди европейского искусства…
Он перечисляет модных художников и скульпторов и добавляет: