Дмитрий Емец - Сборник фантастических рассказов
Жадные до добычи печенеги во главе с князем своим Курей, убедившись, что дружина Святослава невелика, напали на нее на днепровских порогах и перебили всю вместе с князем Святославом.
Так погиб этот величайший из князей-воинов Древней Руси.
Из черепа Святослава печенежский князь Куря повелел изготовить себе чашу оковав ее серебром, и пил из нее, говоря: «Ни за что не победить бы нам русичей, кабы не были силы их истощены греками».
* * *После Святослава осталось три малолетних сына. Ярополк сел на княжение в Киеве, Олег — в земле Древлянской и Владимир — в Новгороде.
Владимир, Ярополк и Олег были еще малы и не могли сами управлять русской землей, а потому все дела за них решали воеводы. Вскоре воеводы не поладили между собой. Началось кровавое междуусобие, и случилось так, что Ярополк убил Олега.
Ужасное известие это поразило юного князя Владимира и, собрав рать, он выступил на брата. Вскоре Ярополк, преданный воеводой своим Блудом, был заколот двумя варягами, а князь Владимир стал единственным правителем земли русской.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО ДЕРЕВЯННОГО ИСТУКАНАС малых лет князь Владимир тянулся сердцем к Богу. Однако не ведал он тогда Бога истинного, как не ведала его и вся языческая Русь. А потому Владимир, вместе со всей могучей своей дружиной, был усердным язычником.
Введенный в заблуждение волхвами, утверждавшими, что их грозные боги дают победы оружию русскому, он поставил множество истуканов, кумиров и капищ Дажьбогу, Стрибогу, Хорсу, Мокоши и многим другим языческим божествам.
Кроме того, на холме рядом с княжеским теремом своим установил он огромного бога Перуна, вытесанного из целого дуба, с вызолоченными усами.
Многие жертвы, в том числе и человеческие, приносились Перуну после каждой большой победы.
А таких побед было множество. При храбром Владимире, как и при отце его Святославе, счастье как никогда сопутствовало доблестному русскому оружию.
В первые же годы своего княжения Владимир очень удачно разбил гордых поляков, отвоевав у них Переямышль, Червень и другие города, где сидела Червонная Русь, и присоединил их к владениям русской земли.
Когда поднялись вятичи, князь Святославич усмирил и их и заставил платить себе дань.
Не успела Русь насладиться миром, как восстали радимичи. Владимир выслал против них воеводу по прозвищу Волчий Хвост, который на голову разбил радимичей на реке Пищане. Долгое время после того на Руси насмехались над жителями тех мест, говоря, что они «волчьего хвоста» боятся.
В 983 году доблестная рать князя Владимира отправилась походом на ятвягов.
Князь ехал впереди большой своей дружины, с которой вместе он составлял почти одно целое. Ничего не жалел Владимир для дружины своей. Как-то раз подпившие на пиру дружинники стали роптать на князя, говоря: «Горе нам, едим мы деревянными ложками, а не серебрянными!»
Услышав о том, Владимир немедленно велел сковать дружине своей серебряные ложки, молвя: «Серебром и золотом не соберу дружины, а дружиной сыщу и серебро, и золото, как и дед, и отец мои доискались дружиной и золота, и серебра».
Ятвяги напали внезапно, едва передовой полк русичей вошел в дубраву.
Конский храп. Дикие крики и сотни темных фигур, отделившихся вдруг от кустарника и хлынувших из глубокого оврага, пересекающего местность.
— Засада! — крикнул скакавший впереди всех Ратмир.
— К бою, братья! Берегите, князя! — крикнул Добрыня и, выхватив меч бросился на помощь к Владимиру.
Святославичу, отражавшему атаку сразу трех ятвяжских воинов, приходилось туго. Лишь крепкий греческий панцирь спас его от метательного копья. Не вмешайся Добрыня, зарубивший одного из нападавших и схватившийся со вторым сложил бы юный князь голову.
Добрую половину боя ятвяги теснили русичей, осыпая их стрелами и камнями из пращей. Один за другим, как подрубленные дубы, падали вокруг Владимира самые надежные его дружинники. Вот со стрелой в горле упал Ратмир, вот схватился за рассеченную камнем щеку Добрыня, а вот и конь самого Владимира раненый копьем, захрипев, шарахнулся и осел на передние ноги.
— Неужто конец? — мелькнуло в мыслях у князя, но не давая себе отчаяться он перескочил на другого коня и продолжил бой, воодушевляя свою дружину.
Окруженные русичи рубились отчаянно, в одиночку бросаясь на целые отряды ятвягов. Однако те давили числом, и княжеская дружина неуклонно таяла. Вот упал Симон, вот великан Сфенкел, погнавшийся за ятвягом, вместе с конем рухнул в искусно вырытую яму.
Перед мысленным взором Святославича мелькнул на миг огромный деревянный Перун с серебряной головой и позлащенными усами.
— Помоги, Перуне, сохранить дружину! Принесу тебе богатые жертвы! – взмолился мысленно Владимир.
Но тщетна была его мольба. Не услышал князя золотоусый языческий болван.
Сотнями гибли русичи. Повисали на них ятвяги, стаскивали с коней, били дубинами, копьями. Всё меньше оставалось дружины у Владимира.
Святославич сам не знал, отчего вспомнил он вдруг строгий лик на потрескавшейся доске, которому молилась бабка его Ольга, одна из первых на Руси христианок.
— Помоги тогда Ты, Бог моей бабки, раз Перун не может! Яви чудо! — крикнул горячо Владимир.
И — произошло чудо. Внезапно без видимой причины отряды ятвягов дрогнули и, не выдержав натиска русичей, обратились в бегство, стремясь затеряться в густой дубраве. Дружина Владимира преследовала отступавшего врага, разя его мечами.
Победа была полной. Разбив ятвягов, дружина вернулась в Киев с богатой добычей и множеством пленных.
Князь Владимир был задумчив и, хотя продолжал вести прежнюю языческую жизнь, нередко вспоминал тот случай на бранном поле.
А тут еще произошло событие, оставившее в непробудившейся до конца душе князя глубокий след.
КРОВАВЫЕ УСЫ ПЕРУНАСчитая, что победой над ятвягами русичи обязаны Перуну, волхвы решили почтить своего истукана принесением ему человеческой жертвы.
— Кинем жребий на отрока и на девицу — на кого падет, того и заколем мы в жертву Перуну, а их кровью вымажем ему усы. Насытится Перун и будет давать нам новые победы, — говорили волхвы.
Жребий был брошен и пал на юного отрока — варяга. Звали его Иоанн. Он был единственным сыном отца своего Феодора. Оба они — и Феодор, и Иоанн были христианами, что особенно раздражало волхвов. Именно потому волхвы и выбрали в жертву Иоанна, подстроив жребий.
— Идите и приведите нам отрока! Так пожелал Перун! — беснуясь, кричали волхвы.
Посланцы волхвов отправились на двор к Феодору и заявили ему, что хотят взять его сына и заколоть перед истуканом с золотыми усами.
— Гордись, отец, его выбрал сам Перун! Дух твоего сына будет прислуживать ему в загробном мире. Выдай нам сына и мы уйдем!
— Не отдам вам Иоанна! Ваши боги — не боги, а деревяшки. Они не едят, не пьют и не говорят, на что им мой сын? Разве не знаете, что ваши истуканы вырублены топором из стволов и обтесаны? Не боги они, а бесы! Истинный же Бог один — это он сотворил все в мире и самого человека по образу и подобию своему.
Разъярились волхвы, когда услышали такой ответ. Двое их посланцев оттолкнув Феодора, хотели схватить Иоанна, но отважный варяг выхватил меч и стал оборонять сына. Посланцы, выкрикивая угрозы, отступили. Вскоре подосланная волхвами толпа ворвалась во двор.
Феодор с Иоанном укрылись на втором этаже хором.
— Отдай сына, и сам уцелеешь! — кричали волхвы.
— Не отдам! Если ваш Перун всемогущ, то пускай явится за ним и сам возьмет моего сына! Зачем же мешаете ему? — решительно отвечал христианин.
— Не слушайте его, киевляне! Разве не видите, что он оскорбляет наших богов? Бросайте факелы! Жгите христиан! — завопили в испуге волхвы.
Полетели факелы. Деревянные хоромы вспыхнули, занявшись сразу с нескольких концов. Ворвавшись внутрь, разъяренная толпа растерзала Иоанна и Феодора.
Узнав о том, как погибли варяги, загрустил князь Владимир. Зорким своим сердцем почувствовал он, что боги языческого пантеона не больше, чем позолоченные истуканы. Однако истинный Бог тогда не был ему ведом. Душа киевского князя страдала, искала, но все еще не видела истины.
ЧЬЯ ВЕРА ЛЮБА БУДЕТ, ТУ И ПРИМЕМКак-то во время пира, когда, напрасно пытаясь развеселить Владимира носились перед ним пестрые скоморохи, к Святославичу подошел дядя его –
Добрыня, родной брат матери Владимира Малуши. Был Добрыня старшим воеводой княжеским. С детства пестовал он Владимира и воспринимал боль его как свою.
— Позволь спросить тебя, княже… Давно уже вопрос этот покою мне не дает.
— Спрашивай!
— Отчего невесел ты? Какую думаешь думу? Дружина твоя сильна, границы крепки. Народ русский хвалу тебе воспевает, ибо вновь вернул ты ему покой и мир, — продолжал Добрыня.
