Елена Прудникова - Катынь. Ложь, ставшая историей.
По предварительным оценкам, ущерб, нанесенный Польшей только УССР и БССР, многократно превышает выдвигаемые польской стороной претензии к СССР. Детальная разработка украинских и белорусских потерь проводится, списки некоторых ценностей, находящихся сейчас в польских руках, имеются».
Спохватились, называется! Раньше-то чем думали, когда, ничего не проверив и не изучив, так спешили признавать вину в катынском расстреле…
Да, кстати, а где же эти расчеты? Вот бы посмотреть… И не передаст ли нам польская сторона в обмен на дела польских пленных списки военнопленных 1920 года? Зачем? Ну так… наследничков поискать… Если Катынь — боль и память польского народа, то Тухоль и Стшалково — боль и память народа советского… Так не разделить ли нам боль друг друга, а, панове?
Последним актом этой драмы, в жанре «черного фарса», стало уголовное дело № 159 Главной военной прокуратуры СССР, открытое 27 сентября 1990 года.
Уже в мае 1991 года Генеральный прокурор СССР Николай Трубин озвучил предварительные выводы:
«К настоящему времени проверены все архивные учреждения Глав_ архива СССР, запрошены и получены ответы из соответствующих архивов КГБ СССР и МВД СССР, установлены и допрошены оставшиеся в живых бывшие работники Наркомата внутренних дел СССР, в том числе начальник Управления по делам военнопленных Сопруненко, начальник УНКВД по Калининской области Токарев, отдельные следователи, принимавшие участие в допросах как польских военнопленных, так и советских граждан. В различных регионах страны разысканы и дали показания очевидцы трагической судьбы польских военнослужащих.
Собранные материалы позволяют сделать предварительный вывод о том, что польские военнопленные могли быть расстреляны на основании решения Особого совещания при НКВД СССР в течение апреля-мая 1940 года в УНКВД Смоленской, Харьковской и Калининской областей и захоронены соответственно в Катынском лесу под Смоленском, в районе Медное в 32 км от г. Твери и в 6-м квартале лесопарковой зоны г. Харькова».
Прямо-таки умиляет генпрокурор, который перед тем как делать вывод, не соизволил то, до чего додумался бы любой первокурсник юрфака, а именно — не проверил полномочия того органа, на который он «вешал» смертные приговоры. Ну да ладно… С фактами-то у него как дело обстоит?
Из свидетелей, названных прокурором, общественности предъявили только двоих, причем показания одного из них существуют лишь в пересказе журналиста. Лев Елин в журнале «Новое время» описывает, как шел допрос бывшего начальника УПВ Петра Сопруненко. Трехчасовое действо он уложил в несколько абзацев.
«Это 83-летний старик, перенесший операцию на желудке и не покидающий свою квартиру на Садовом кольце… Сопруненко тяжело сидеть, он то и дело меняет позу, откидывается на подушку. Его знакомят с показаниями свидетеля, категорически заявившего о причастности Петра Карповича к массовому убийству поляков… Но проходит час, прежде чем Сопруненко начинает " вспоминать». И видно, что ему, которого многие до сих пор считают палачом, страшно. До сих пор страшно. Худой, изможденный старик раскачивается, вскакивает, черной тенью нависая над столом, нервно трет голову. Он до конца допроса будет изворачиваться, клясться, что это не его подпись стоит под документами, равносильными приговорам…»
Интересно, а чего боялся бывший начальник УПВ? Ведь эти документы — они давно опубликованы — не равносильны приговорам. Часть из них мы рассмотрели, остальные такого же свойства, сборники документов вполне доступны. Чего же он боялся? Почему клялся, что это не его подпись под совершенно невинными бумагами?
Ладно, читаем дальше.
«Однако Сопруненко, вконец измучив следователей, все же начал говорить. И вспомнил, что заместитель Берии Кобулов в марте провел в НКВД совещание, на котором присутствовало человек 8-12…»
Стало быть, главным по операции был Кобулов? Странное, весьма странное поручение для начальника Главного экономического управления НКВД…
«— Нам дали по очереди прочитать письмо… Это было постановление Политбюро за подписью Сталина (запомните эту фразу, крепко запомните! — Авт.). Я помню слово «расстрелять Прочитал — и мне стало дурно…
На видеопленке в этом месте Сопруненко вскакивает и показывает, как, схватившись за стул, он тогда еле удержался на ногах…
Почему Сталин вынес полякам смертный приговор? Сопруненко полагает, что " великий вождь " не мог простить поражения Красной Армии под Варшавой в 1920 году. Сталин был тогда членом Военного совета…»
Сейчас версия другая — Сталин-де мстил за умученных в польском плену красноармейцев, но тогда в СССР об этой странице советско-польских отношений знали считанные единицы. Как бы то ни было, Сопруненко сказал чушь, поскольку Сталин и вправду был членом Военного совета, да — но другого фронта. И едва ли эта чушь могла принадлежать работнику НКВД того времени, который уж что-что, а основные вехи биографии вождя должен был знать. В начале 90-х активно раскручивалось «дело Тухачевского», под него и подогнали объяснение…
«После встречи у Кобулова, утверждает Сопруненко, он уехал в Выборг — обсуждать обмен военнопленными с финнами. И только вернувшись из Выборга, узнал от своего заместителя Хохлова, что лагеря «разгружены»…
«Не мой почерк», — говорит Сопруненко, когда ему предъявляют его резолюцию на донесении начальника лагеря «Люди отправлены». Дескать за него подписывал заместитель Хохлов. Следователь достает рапорт Хохлова тех же дней с резолюцией Сопруненко.
— Это что, он сам себе писал?»
А вот дальше — обратите внимание! — идет откровенная подгонка под ответ.
«Впрочем, в распоряжении следствия есть и документы, составленные Сопруненко задолго до командировки. В ноябре 1939 года он дал указание передать 6005 дел поляков на Особое совещание (" Это было личное распоряжение Берии!») А предложение Сопруненко наркому Берии о «разгрузке лагерей», датированное 20 февраля 1940 года и предполагавшее передать на ОСО 400–500 дел, вернулось через 3 дня с распоряжением Берии (которое сам Сопруненко и изложил начальникам областных управлений НКВД) перевести во внутренние тюрьмы для рассмотрения на ОСО практически всех офицеров из Козельского и Старобельского лагерей! Это можно считать началом конвейера смерти».
Журналист наверняка не знал, да и следователь, скорее всего, тоже… а вот Сопруненко, если бы это был настоящий, не срежиссированный допрос, в этом месте непременно выложил бы мощнейший аргумент в свою защиту — что ОСО в то время не имело права приговаривать к смертной казни. Но он смолчал, лишь сокрушенно вздохнув в конце допроса:
«Кроме сожаления, ничего… Не я принял решение, не я выполнял…»[169]
Так чего же боялся старый чекист? А ведь он явно чего-то боялся, если признавал столь откровенную чушь, как расстрельные полномочия Особого совещания…
Забегая вперед, скажем, что «второй старик» — бывший начальник Калининского УНКВД Дмитрий Токарев — показался более изобретателен и нашел возможность выставить в своих показаниях «маячки», обозначавшие фальшивки. Да и то сказать, Сопруненко — бывший краском-пограничник, а потом сотрудник УПВ, а Токарев — зверь тертый, уже к 1940 году имевший опыт не только оперативной, но и закордонной работы, а потом много лет возглавлявший областные управления НКВД сперва Калинина, а потом Владимира. С таким «зубром» нынешним правоохранителям не тягаться…
…Вернемся к рассказу Генерального прокурора.
«Однако пока не удалось отыскать следственные дела на расстрелянных военнопленных и протоколы Особого совещания при НКВД СССР, хотя на их наличие в то время (апрель-май 1940 г.) указывают многочисленные косвенные доказательства».
Забегая вперед, скажем, что эти дела не найдены и по сей день.
«Кроме того, из показаний свидетелей — бывших ответственных работников НКВД СССР усматривается, что имелось постановление ЦК партии за подписью Сталина о ликвидации через УНКВД польских военнопленных, содержавшихся в Козельском, Осташковском и Старобельском лагерях.
В связи с этим прошу Вашего поручения общему отделу ЦК КПСС проверить наличие архивных материалов (возможно, совместных решений ЦК ВКП(б) и СНК СССР по указанному вопросу и копии их передать в Прокуратуру СССР».
Тогда их не нашли — помешал ГКЧП и последующие события. Отыскались они лишь полтора года спустя, уже в другой стране — август 1991 года их обнаружение не отменил, а всего лишь отсрочил…
Расследование ГВП делится на две части — до 2 августа 1993 года и после него. Именно этим днем отмечено «заключение комиссии экспертов ГВП по уголовному делу № 159», полностью признавшее вину СССР в расстреле польских военнопленных.
