KnigaRead.com/

Андрей Губин - Молоко волчицы

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Андрей Губин, "Молоко волчицы" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Маркс прав: материя первична, все остальное производное от материи, и наши лбы, как этот камень, материальны. Я сам идейный человек, я защищал свою идею с оружием в руках и после разгрома Деникина, сукина сына и дурака. Пламя войны погасили тогда в казачьей крови. Я скрылся, меня спасла личная, как говорят, отвага и российская непроходимая глупость. Я затерялся в недрах бумажного — идейного отношения к людям, а неграмотные дикари всегда с почтением взирали на казенные бумаги с гербовыми печатями…

— А мы-то считали, что вас израсходовали?

— Нет. Я жил по удостоверению токаря, как будто токарь не может быть идиотом или убийцей. Работал, представьте себе, комендантом общежития. В те годы ценили людей, овладевающих марксистской теорией, а я вел кружок марксизма. Скромность, искренняя ненависть к русской, самой продажной интеллигенции, ротозейство коммунариев, восхищение минутным красным блеском нейтрального камня открыли мне доступ в партию, когда умер Ленин.

— Час от часу не легче! — засмеялся Михей.

— Да, вахмистр, я тоже был коммунистом, многое понял и в данное время я член социалистической партии.

— Занятно, господин Арбелин! — оживился Михей.

— Слушайте, слушайте! Спасая шкуру, я действительно открыл ценность коммунизма для людей экстра-класса. Коммунизм страшен толпе, но не избранным — аристократии. Непреложный закон всякого бытия — неравенство. В любом движении есть передние и задние. Тут Ницше прав: «Несправедливость не в том, что нет равенства, а в том, что требуют его». Сразу же после революции осмеяли уравниловку. Рано или поздно более сильные коммунисты будут становиться над толпой, обрабатывающей поля и согревающей своим дыханием мрачные заводские цехи. В общежитии у нас был парторг с двумя извилинами в мозгу. Пришло время, и одного пролетарского происхождения стало мало — надо было мыслить. Пришлось нам выбрать нового парторга, который, кстати сказать, был сыном владельца судоверфи — разумеется, этого не знали. Историческая необходимость приводит к тому, что во главе общества становятся, и по справедливости, избранные личности и народы. Революция не была случайностью, как думали разные батьки Шкуро. Революцию надо было поддерживать. Социализм есть продолжение христианской идеологии, сломившей мир, и он разделит ее судьбу — произойдет расслоение социалистов по духу и расе. Вас удовлетворяет терминология, господин вахмистр?

— Книжонки, откуда вы цитируете, я читал, заочно окончил Коммунистическую академию, где бы вы преподавать марксизм не смогли плохо знаете Маркса.

— Ага, хорошо. Тогда объясните мне психологию южноамериканского охотника за черепами — на продажу туристам — и докажите, что он равен, скажем, немецкому коммунисту, создающему машины, науки, искусства, идеи тому же Тельману?

— Господин генерал, дозвольте спросить? — школьничает Михей.

— Да, пожалуйста.

— Скажите, было время, когда вы, я имею в виду вас лично, не умели проситься на горшок?

— Вероятно, что же из этого?

— То, что в семье есть старшие и есть дети, а также известно: в семье не без урода.

— Пример примитивен, мыслить надо категориями.

— Примитивен не более, чем с камнем. Складно говорите — немало поработали в своей канцелярии, что и говорить! Слушаю вас и случай один вспомнил. Так, картинка. Пробовали мы в колхозе имени Тельмана электроплуг на целине. Обпахали кулигу с леском, а оттуда волк как сиганет. Туда-сюда мечется, понюхает борозду и назад, в лесок. Так и бегал, пока не запахали его.

— Я вас не агитирую, Есаулов, лишь открываю глаза на вещи. Когда мне, не в пример вашему волку, пришлось перескочить пограничную борозду — меня обвинили в троцкизме — и жить в Германии, я видел, что и национал-социалисты подчас напоминают табор ленивых смердов, годных лишь на удобрение для жизни великих людей. Достаточно сказать, что Германия родина марксизма. Но в главном немцы правы: вопрос цыган, евреев, китайцев не вопрос политики, а вопрос дезинфекции. Нам с вами, вахмистр, делить нечего — земли хватит, атаманить хотите — пожалуйста. Я предлагаю вам чин майора в моем бюро.

— И тут даете промашку — я полковник, ваше счастье, что отвоевался я.

Генерал выговорился, выдохся и уменьшился, как проколотый бурдюк. Молча играл перстнем. Спросил:

— Почему вы остались в станице? Ведь и пчелы в опасности спасают первой матку.

— А вот почему, дайте-ка ваше колечко. Смотрите: зеленый? Потому что сад зеленый. Синий — потому что небо синее. Красный — от кисти винограда. Словом, не камень и не лоб создают идеи, а лишь отражают их, преломляют, искажают — кому как угодно. Россия красная — и я такой же. А вы, надеюсь, потому и цените этот камень, что он чистой воды и правильно отражает краски мира. Я, смею вам заметить, господин генерал, всегда старался быть камнем чистой воды. И уж дозвольте таким остаться.

— Искренне сожалею о вашем самоубийстве, — поднялся генерал и уехал.

Но день визитов не кончался. Михею доложился как его охранник полицейский Жорка Гарцев. Он тоже присел в беседке и допил остатки вина.

Сын убитого белогвардейца Савана Гарцева, Жорка рос с матерью в бедной саманной хате. Старой жизни он не знал, но чем дальше жил, тем прошлое ближе подступало к глазам из рассказов родни. Постепенно он вспомнил или вообразил, как деда его зарубил на перине иногородний, мыловар Мирон Бочаров. Как человек, владеющий тайной, он никогда не смеялся, не улыбался. Школьником подолгу катался ночами на коньках на яру, далеко уезжая по ступеньчатым наростам льда от сверстников, испытывая наркотический холодок одиночества. С сыном Мирона учился в одном классе, но относился к нему равнодушно, без зла, хотя все знали историю их деда и отца. Только однажды Вадим Бочаров обнаружил у себя под кроватью живую гадюку — кто занес, неизвестно. На лето Жорка уходил в горы, охотился, строил балаганы, браконьерствовал. После семилетки стал камнеломом, щеголяя силой. Пока рабочие прилаживали доски и веревки, чтобы тащить камни на телегу, Жорка закусывал в стороне салом с луком. Подберет корочки и крошки в рот, выдует жбан квасу, отбросит снасти рабочих и, наливаясь кровью, грузит глыбы камня.

По выходным дням залезал на чердак, смотрел на море крыш, выискивая дом Бочаровых. Доставал туго спеленатую шашку, точил и полировал клинок, заботливо смазывал его желтым маслом. В серебристо-черных глазах стыло одно выражение — ожидание. На действительной он почему-то не служил. А когда на фронт принесли повестку, он разорвал ее, взял шашку и ночью ушел в горы, приказав матери носить ему харчи на Красное глинище. Через год, при немцах, пришел в станицу. Вошел к Бочаровым. На кровати лежал Вадим, в гипсе. Тугие узлы, завязанные в гражданскую войну, теперь развязывались. Жорка отрубил Вадиму голову с одного удара. С мокрым клинком пришел в полицию, заявил, кто и что, поступил на службу.

К Михею он питал скрытую приязнь — ведь Михей зарубил самого Мирона. В тридцатых годах, строя силосную башню в совхозе, Жорка познакомился с командиром отца, Спиридоном Есауловым. Поэтому, когда во двор вошел Спиридон, полицейский уважительно поздоровался с ним и ушел в сад — пусть побеседуют братья.

Спиридон возглавил колхоз имени Тельмана, объединенный с совхозом «Юца» под новым именем.

У Семнадцатого источника он пил воду. Подошли немцы и тоже напились. Из их слов он понял, что от самой Германии им не встречалась такая вкусная минеральная вода — недаром спешили покорить мир. Спиридона тянуло к немцам, он заговаривал с ними, курил и волновался, как переодетый тигр в оленьем стаде. Как формировать сотню, когда он не знает почти никого? И направился к брату Михею.

— Эге, да ты совсем постарел, братец! — сказал Спиридон, не зная, с чего начать, ведь брат отрекся от него. — И костылик при тебе!

— Здорово, Спиря, вот гость нежданный, откуда?

— Да все оттуда — с исправления.

Братья помедлили и расцеловались — два полковника, два председателя колхоза.

— А ты ничего, не гнешься! — радовался встрече Михей.

— Тюрьма не курорт, а кормит.

— Уля, принеси вина, что я смудрил. Иван, руби индюка, гулять будем!

— Поздно, — сказал Спиридон. — У атамана я был.

— Приходил он сюда.

— Кончать тебя будут.

— Еще успеем выпить.

— Какой ты питок — как из гроба. Отступать не захотел?

— При смерти лежал.

— Завтра повезут тебя на казнь.

— Ну, ворон, раскаркался, пей да поминай брата песней! Про сына Василия слыхал?

— Фоля рассказала. Сам себе подавал команду. Герой… Все-таки дураки вы… Я на фронт просился из тюрьмы — не пустили.

— Иван, принеси газету! — сказал Михей.

Иван подал Спиридону газету с указом и статьей о Василии. Спиридон почитал, бережно спрятал газету в карман.

— Чего делать собираешься, Спиридон? Воевать больше не думаешь?

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*