Алексей Дельнов - Франция. Большой исторический путеводитель
В аристократических салонах тоже стали понимать, что зашли в кромешную душевную пустоту - туда, где очень красиво, но безжизненно (маркиз де Сад, гениальный певец материализма и эгоизма, оправдывающий полнейшую расхристанность и самый сумасшедший разврат - ярчайшее подтверждение душевного тупика). И стало модным «чувствовать», «глубоко переживать».
Ведущим направлением в литературе, на театральных подмостках стал сентиментализм. Крупнейшими его явлениями стали романы Руссо «Эмиль, или О воспитании» и «Юлия, или Новая Элоиза», в центре внимания которых душевные переживания человека, стремящегося жить «естественной жизнью».
У себя на родине в Женеве Руссо, происходивший из семьи небогатого часовщика, активно участвовал в общественной жизни, выступал в печати в защиту неимущих, против религиозной нетерпимости кальвинистского правительства города. А еще в душу его запали картинки жизни обитателей горных швейцарских кантонов - простых крестьян, зависящих только от окружающей их могучей, порою грозной, но прекрасной природы. У Жана Жака сложилось убеждение, что это и есть созвучное глубинной сущности человека бытие. Городская же культура, плоды цивилизации, вся жизнь современных людей с их душеной ущербностью - это всего лишь отклонение от истинного пути. Но человек может вернуться на него - для этого он должен воссоединиться с природой, жить бесхитростно, в соответствии со своей «первобытностью» (Вольтер язвил: «Руссо хочет видеть нас всех на четвереньках»). Он считал, что ближе всего к такой жизни простой народ, а высшим классам надо брать с него пример.
В Париже Руссо был с почетом принят в самых известных салонах. Отчасти благодаря его влиянию там стали считать, что нужно «быть чувствительным, отдаваться мечтам и восторгам, восхищаться деревней, любить простоту деревенских нравов, интересоваться крестьянами, быть человечным, иметь сердце, вкушать прелести естественных чувств, быть супругом и отцом, более того, иметь душу, добродетели, религиозные порывы, верить в Провидение и бессмертие, быть способным на энтузиазм» (И. Тэн).
Когда в салоне читали какую-нибудь драму в духе сентиментализма, слушатели восклицали, всхлипывали, а то и рыдали, красавицы падали без чувств. Конечно, для кого-то это было всего лишь модным поветрием, открывающим новые возможности для все той же «жизни ради удовольствий». Но многие задумывались всерьез, и новые взгляды становились для них судьбоносными.
Жены офицеров стали следовать за своими мужьями в дальние гарнизоны, матери предпочитали сами кормить грудью младенцев. В отношении к детям вообще обозначился перелом, который можно охарактеризовать как революционный в истории человечества: сыновья и дочери стали восприниматься родителями как друзья, мир детства был признан заслуживающим особого внимания и уважения (в этом большую роль сыграл «Эмиль» Руссо).
Стало естественным не скрывать слез в горе. Когда у Людовика XVI и Марии-Антуанетты умер маленький сын, они обнялись и рыдали, как простые крестьяне, не обращая внимания на придворных.
Знатные люди стали одеваться скромнее, а вести себя не так манерно. На смену парковым затеям в стиле рококо, когда живая зелень становилась лишь одной из них (деревья и кустарники выстригали, уподобляя их даже слонам), пришли английские парки, подражающие девственной природе.
Стала входить в обыкновение благотворительность. Быть человечным становилось делом чести. Так, герцогиня Бургундская чуть свет выскальзывала под темной вуалью из дворца и отправлялась «разыскивать бедных по их чуланам», чтобы раздать милостыню. Знатные стали лучше понимать нижестоящих, межсословные грани стали не такими резкими. Сцена, прежде немыслимая. На плацу принц крови представляет своим солдатам супругу: «Вот, ребята, моя жена».
Да, в обществе наметились тенденции в сторону сближения, взаимопонимания людей. Но, по-видимому, они оказались недостаточно сильны. Возобладали зарождавшиеся тогда же идеи, которые, распространившись, обострили рознь и, в конце концов, привели к кровавому катаклизму. Хотя их творцы думать не думали, в какие реальные формы воплотятся их умопостроения. Должно было произойти еще немало перемен, чтобы благие намерения обернулись страшной явью. Но мыто по своей родной истории, в том числе совсем недавней, хорошо знаем, какими, начиная с некоторого момента, семимильными шагами устремляется общество по пути необратимых пертурбаций - уже вне всяких писаных идеологий.
Тот же чудаковатый добряк Руссо выдвинул и развил идею «Общественного договора». Еще в одной из ранних своих работ он доказывал, что корень всех бед, причина разобщения людей - частная собственность. Она возникла, когда кто-то огородил клочок земли и сказал: «Это мое».
По мысли многих предшествующих ему мыслителей (Гроция, Гоббса, Локка и других), в давние времена, после периода всеобщей вражды и отчуждения, люди наконец договорились учредить ко взаимной пользе государство - на основах уважения «естественных прав» (т. е. прав, вытекающих из природы человека и независимых от его социального положения) и идеи «народного суверенитета», в соответствии с которой народ является носителем верховной власти. Основы попортились, к ним надо вернуться.
Такой взгляд (при всей сомнительности его опоры на древнюю историю) существенно отличался от прежнего представления о «божественной природе власти», из которой вытекала незыблемость абсолютизма. Следуя ему, можно было попытаться прийти к новому согласию и достаточно благополучному взаимоприемлемому состоянию общества, при котором оно существовало бы если и не в условиях доверительного «классового сотрудничества» (этого, похоже, человеческой природе вообще не дано), то все же относительно мирно. Что, собственно, и случилось во многих странах.
Но Руссо исходил из необходимости установления возможно более полного равенства и считал, что для этого люди должны заключить между собой такой договор, по которому каждый в отдельности отказывается от своих прав в пользу всех. «Когда каждый отдает себя в распоряжение всех, он не отдает себя никому». Вот тогда и становится государем, имеющим неограниченную власть над отдельными личностями, весь народ. Знакомые песни: «коллектив всегда прав», «общественное выше личного». Жан Жак примерно то же самое и говорил: «Тело не может вредить своим членам… Общая воля всегда права и постоянно стремится к общественной пользе».
Об обеспечении в таком «теле» индивидуальных свобод он, похоже, и не задумывался. Говоря о религии, Руссо считал необходимым установление некоторых общеобязательных догматов, - в частности, веры в загробное воздаяние, - а все несогласные подлежат изгнанию (опять же, мы знаем, что это еще не самое худшее для инакомыслящих решение проблемы).
Каким путем собирался мыслитель прийти к желанному состоянию общества? Во всяком случае, не парламентским: по его представлениям, идея общенародной власти не допускает наделения депутатов особыми полномочиями. Все должно было решаться на общих собраниях, на которых присутствуют все. Но если такое было возможно в античных полисах или в каких-нибудь горных швейцарских кантонах, оторванных от внешнего мира глубокими ущельями, - то как собраться на подобный митинг всей Франции?
Возможно, здесь Руссо тоже что-то до конца не продумал, да и практической необходимости не было. Скоро за него это попробуют сделать другие - на свою скатившуюся с гильотины голову. Сама же идея коренного переустройства общества оказалась очень заразительна. А почему бы и нет? Уже в то время делались попытки втиснуть всю Природу в систему математических формул (вспомним Ньютона) - так почему бы не поступить точно так же и с человечеством. Сконструируем идеальный механизм, негодные винтики отбросим. Дерни за веревочку (например, все той же гильотины) - дверка (в рай) и откроется. И потом: «Что такое жизнь в этой чудовищной вселенной, как не незначительная величина, преходящая случайность, плесень на поверхности» (И. Тэн).
***
Вроде бы разумней мыслил молодой писатель и ученый Тюрго (1727-1781 гг.), принадлежавший к школе экономистов-физиократов. Его требование к взаимоотношениям государства и экономики: не вмешивайтесь! С позиций современного опыта - это либерализм чистой воды. Но мыслители того времени с практикой всевластного капитализма были незнакомы. Они видели другое: когда государство, следуя принципу меркантилизма, вмешивается в производство и торговлю, - запрещая ввозить или вывозить товары, поощряя отдельные предприятия и отрасли, - оно зачастую этим только наносит вред.
В последние 14 лет правления Людовика XV Тюрго служил интендантом в одной из центральных областей Франции. Болевший за свое дело, внимательный к нуждам и заботам людей, он приходил в отчаяние, видя устарелость, запутанность и неповоротливость всей системы государственного управления. Обилие мелочных предписаний гасило энтузиазм промышленников, а непосильные налоги и повинности подрывали стимулы к производительной деятельности у остальных.
