Альберт Шпеер - Воспоминания
Заур, разделявший мои опасения, что Гитлер выдвинет невыполнимые требования, доложил ему на следующий день, что увеличение выпуска зенитных орудий зависит от парка специального технологического оборудования для сверления длинных стволов.
Вскоре мне вместе с Зауром пришлось снова прибыть в ставку, чтобы обсудить в деталях отданный Гитлером тем временем письменный приказ. После долгого перетягивания каната он умерил свое первоначальное требование увеличить производство зениток в пять раз до роста в два с половиной раза. На это он дал нам время до декабря 1945 г. и, кроме того, потребовал удвоить производство снарядов для зениток (23). В относительном спокойствии мы смогли обсудить двадцать ввосемь пунктов повестки совещания. Но как только я снова обратил его внимание, что при данных условиях истребительная авиация должна использоваться только над нашей территорией, Гитлер снова сердито оборвал меня и повторил свой приказ о свертывании производства истребителей в пользу наращивания выпуска зенитных орудий. На этом он закрыл совещание.
Это был первый приказ Гитлера, которому не последовали ни я, ни Заур. Я поступал на свой страх и риск, когда на следующий же день на заседании штаба, ведающего вопросами производства вооружений, заявил, что «в любом случае выпуск истребителей должен поддерживаться на максимальном уровне». Еще через три дня я пригласил представителей авиационных предприятий и в присутствии Галланда подчеркнул значение стоящей перед ними задачи: «Именно резким рывком ответить на нависшую над родиной опасность полного подавления военной промышленности» (24). Постепенно Гитлер поостыл и неожиданно и беззвучно даже включил выпуск истребителей, хотя и по урезанной программе, в высшую категорию срочности. Буря пронеслась.
По мере того, как мы вынуждены были свертывать производство, а новые разработки и ввобще приостановить, Гитлер начал все настойчивее и целеустремленнее возбуждать среди генералитета и политических руководящих кругов надежды на будущее новое оружие, которое якобы и должно решить исход войны. Нередко все время своих поездок в различные дивизии меня с заговорщической улыбкой спрашивали, когда же поступит новое чудо-оружие. Эти иллюзии были мнекрайне неприятны: придет день, и разочарование неизбежно. Поэтому в середине сентября, когда уже «фау-2» вступили в действие, я написал Гитлеру следующее:"В армии широкое распространение получила вера в поступление на вооружение в самое же ближайшее будущее нового вида оружия, которое решит исход войны в нашу пользу. Ожидают, что мы его применим уже в считанные дни. Этинастроения вполне серьезно разделяют и старшие офицеры. Возникает вопрос: правильно ли в такое трудное для нас время пробуждать надежды, которые в столь сжатые сроки не могут быть оправданны и которые сменятся разочарованием, могущим неблагоприятно сказаться на боевом духе. А когда и население со дня на день ожидает «чудо-оружия» и даже сомневается, отдаем ли мы себе отчет в том, что на часах уже без пяти минут двенадцать и спрашивает, не безответственно ли со стороны руководства еще оттягивать использование этого, уже находящегося на складах, оружия, то возникает вопрос, насколько уместна пропаганда такого рода" (25).
В одной из бесед наедине Гитлер хотя и признал, что я прав, но — как мне вскоре же пришлось услышать — он отнюдь не отказался от обещаний нового «чудо-оружия». Поэтому 2-го ноября я писал Геббельсу: «Мне представляется нецелесообразным вселять в общественность надежды, при том6 что на обозримое время нельзя с определенностью гарантировать их исполнение… Поэтому позволяю себе просить Вас принять меры к тому, чтобы впредь в ежедневной печати и в специальных изданиях избегать всякого рода намеков на еще только предстоящие достижения нашей промышленности вооружений».
После этого Геббельс действительно пресек всякую информацию о новом виде оружия. Но странное дело — слухи стали только еще сильнее. Лишь на Нюрнбергском процессе я узнал от Фриче, одного из ближайших сотрудников министра пропаганды, что Геббельс создал специальную группу для распространения этих слухов. Они далеко предвосхищали будущее развитие. Мы часто проводили по вечерам в своем кругу нечто вроде конференций по перспективным вопросам развития военной техники и рисовали себе самые смелые картины. Обсуждались при этом возможности и эффект применения и атомной бомбы. Нередко в этих заседаниях принимали участие и близко стоящие к Геббельсу журналисты, присутствовали они и на неофициальных вечерних посиделках (26).
Слухи падали на благоприятную почву — время было напряженное, и все охотно предавались упованиям. И напротив, газеты уже давно утратили всякое доверие. В отличие от них в последние месяцы войны, при том что масса людей отчаявшихся все увеличивалась, успехом пользовались астрологические издания. А так как они во многих отношениях были зависимы от министерства пропаганды, то — как мне рассказал об этом Фриче — они и были использованы как средство воздействия на общественное мнение. Ловко скроенные гороскопы вели речь о долинах, которые надо пересечь, оракульствовали о предстоящих внезапных поворотах, изощрялись во всякого рода обнадеживающих намеках. Место для режима, и впрямь, оставалось только в астрологической газетенке.
Глава 28
Обвал
Вся промышленность вооружений и боеприпасов, объединенная с весны 1944 г. под руководством моего министерства, начала уже с конца осени снова дробиться. Не только потому, что производство тяжелых ракет, рассматривавшееся как приоритетное и решающее, отошло к СС; существеннее было то, что некоторым гауляйтерам удалось добиться передачи под их ответственность производства вооружения в их административных округах. Гитлер одобрил подобную инициативу. Так он дал согласие Заукелю, добивавшемуся разрешения на строительство в его гау Тюрингии крупного подземного завода для серийного выпуска одномоторного реактивного истребителя, окрещенного Гитлером «народным». Но мы все равно уже вступили в начальную стадию экономической агонии, так что это раздробление ничему уже не могло повредить.
Одновременно с этой тенденцией возникали вдруг — что было показательно для нарастающего общего смятения — надежды на то, что мы и с примитивным вооружением добьемся успехов и тем самым сможем выравнять наше отчаянное военно-техническое положение. Техническая эффективность оружия должна-де отступить на второй план по сравнению с мужеством отдельно взятого человека. В апреле 1944 г. Дениц поручил вице-адмиралу Хайе, человеку, богатому идеями, возглавить производство одноместных подлодок и некоторых других боевых судов. Но пока удалось выйти на значительные количественные показатели, наступил уже август, высадка союзников уже стала фактом и было уже вообще слишком поздно для подобных планов. Гиммлер в свою очередь задумал создать подразделение смертников, которые на самолетах-ракетах сбивали бы бомбардировщики противника прямым тараном. Еще одним примитивным оружием являлись так называемые «фаустпатроны», маленькие ракеты, выстреливаемые с рук, которые должны были заменить недостающие противотанковые пушки.
Поздней осенью 1944 г. Гитлер лично вмешался в производство противогазов и назначил особого уполномоченного, непосредственно ему подчиненного. Самым срочным порядком была разработана программа с целью защитить все население от угрозы применения отравляющих газов. Хотя в соответствии с приказом Гитлера об утроении производства противогазов от октября 1944 г. удалось изготовить 2,3 млн противогазов, для решения проблемы защиты городского населения от отравляющих газов требовались многие месяцы. Поэтому партийные издания охотно давали советы по применению простейших средств самозащиты — например, по использованию бумаги в качестве фильтров.
Гитлер говорил в то время об угрозе газовых атак противника на немецкие города (1), но д-р Карл Брандт, с которым у меня сложились дружеские отношения, не исключал того, что эти лихорадочные приготовления связаны с применением газов с нашей стороны. В числе наших «чудо-вооружений» появился отравляющий газ «табун», от него не могли защитить фильтры всех известных тогда противогазов и даже минимальный прямой контакт с его осадками оказывался смертельным.
Роберт лей, химик по профессии, после какого-то совещания в Зонтхофене, пригласил меня на обратную дорогу в свой вагон-салон. Как это было у него заведено, мы проводили время за крепкими напитками. Его и обычно-то спотыкающаяся манера речи выдавала на этот раз особое волнение: «У нас есть теперь этот новый газ. Фюрер должен это сделать. Он должен применить его. Теперь же должен! Момент крайний! И Вы тоже должны объяснить ему, что самое время!» Я молчал. По-видимому, Лей уже имел беседу с Геббельсом, поскольку тот сделал соответствующий запрос у коллег из химической промышленности относительно этого газа и его поражающих свойств. От также склонял Гитлера к введению этого нового газа в дело. Прежде Гитлер всегда отвергал развязывание войны с применением газов, но сейчас на одной из «ситуаций» в ставке он дал понять, что на востоке газы смогли бы приостановить продвижение советских войск. Он предавался смутным надеждам на то, что Запад примирится с их использованием на востоке: ведь английское и американское правительства на данной стадии войны заинтересованы в том, чтобы наступление русских захлебнулось. Но так как никто из присутствующих не поддержал его, он уже никогда более к этой теме не возвращался.
