Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю 1660-1783
Якорное место, так блистательно занятое Худом, не было в точности тем, какое занимал накануне де Грасс, но так как оно закрывало последнее и командовало им, то заявление Худа, что он овладел местом, оставленным его противником, по существу, верно. Следующая ночь и утро прошли в перемене и усилении строя, который, в окончательном его виде, указан на плане XVIII буквами В, В'. Авангардный корабль встал на якорь в расстоянии около четырех миль к юго-востоку от Бастера, так близко к берегу, что другой корабль не мог бы пройти между ним и этим берегом и даже не мог бы подойти к нему при господствовавших ветрах, вследствие близости мыса и мели, прикрывавших его позицию. От этого пункта линия флота направлялась на вест-норд-вест, до двенадцатого или тринадцатого корабля (на протяжении от одной с четвертью до полутора миль), от которого поворачивала довольно круто к северу, так что последние шесть кораблей расположились почти по меридиану. Флагманский корабль Худа, Barfleur, девяностопушечный, был вершиною образовавшегося таким образом исходящего угла.
Собственно французский флот мог бы занять свою прежнюю стоянку, но против нее, как и против всех других подветренных позиций, говорили вышеприведенные соображения до тех пор, пока Худ оставался на своем месте. Необходимо было поэтому принудить его оставить последнее; но это было, однако, крайне трудно, вследствие вышеописанной тщательно обдуманной с тактической стороны диспозиции его. Его левый фланг прикрывался берегом. Всякая попытка анфилировать фронт, т. е. обстреливать его продольным огнем, проходя вдоль другого фланга, была бы встречена залпами шести или восьми кораблей, поддерживавших арьергард. Фронт командовал подходами к Бастеру. Атаке же его с тыла, с северо-запада, препятствовал пассатный ветер. К этим затруднениям присоединялось еще то обстоятельство в пользу англичан, что атаку приходилось вести под парусами, против кораблей на якоре, для которых потеря рангоута не имела непосредственного значения и которые, стоя на шпрингах[189], очень легко могли обстреливать своими залпами широкую площадь.
Несмотря на это, как здравые политические соображения, так и чувство оскорбленного самолюбия, побуждали де Грасса к бою, на который он и решился на следующий день, 26-го января. Его метод нападения на столь тщательно построенную линию противника, в кильватерной колонне из двадцати девяти кораблей, был крайне ошибочен; но можно сомневаться, чтобы кто-либо из флотоводцев той эпохи решился нарушить традиционный боевой строй[190]. Худ, в своей неудавшейся первой атаке, намеревался сделать то же самое, но он надеялся тогда на внезапность своего нападения и на плохой строй неприятеля, и кроме того, при той позиции, какую занимали тогда французы, было возможно подойти к их восточным кораблям, подвергаясь только малому сосредоточению огня их. Теперь было не то. Французы построились в кильватерную колонну и направились с юга на восточный фланг линии Худа. Когда авангардный корабль дошел до вышеупомянутого мыса, ветер зашел ему с носа, так что он мог подойти только к третьему кораблю в английском строе, первые четыре корабля которого, пользуясь своими шпрингами, сосредоточили против него свои орудия. Англичане полагают, что упомянутый авангардный французский корабль носил имя Pluton, и если так, то его командиром был д'Альбер де Рион (d'Albert de Rions), — по мнению Сюффреня, наиболее выдающийся офицер французского флота.
"Разрушение, причинявшееся меткими залпами, — писал один английский офицер, очевидец сражения, — было так ужасно, что большие куски досок летели с разбитого корпуса корабля прежде, чем он вышел из-под меткого, сосредоточенного огня решительных противников. По мере дальнейшего следования вдоль британской линии, он получал первый огонь каждого корабля ее. В результате он пришел в такое состояние, что должен был спуститься и уйти к острову Сент-Эсташ. И таким образом все корабли прошли, один за другим вдоль линии (план XVIII, В, В'), расточая свои выстрелы последовательно, в доблестном, но печальном, безрезультатном однообразии на всем протяжении. Во второй раз, в тот же день, де Грасс атаковал противника в том же строе, но пренебрегая английским авангардом и направив свои усилия лишь на арьергард и на центр его. И эта атака была так же бесплодна, и, кажется, была исполнена не энергично.
С этого времени до 14-го февраля Худ сохранял свою позицию в виду французского флота, который оставался в крейсерстве в открытом море и к югу. 1-го числа прибыло посыльное судно от Кемпенфельдта, с известием о рассеянии французских подкреплений, шедших в Вест-Индию, что должно было возобновить надежды Худа на то, что его смелая попытка может иметь успех в случае прибытия Роднея. Этому, однако, не суждено было случиться. Бримстон-Хилл сдался 12-го числа, после славной обороны. 13-го числа де Грасс отвел свой флот, состоявший теперь из тридцати трех линейных кораблей, к Невису и встал там на якорь. Ночью 14-го числа Худ созвал на свой корабль всех командиров, приказал им поставить их часы точно по своим, и в 11 часов вечера все корабли, один за другим, без сигнала и без шума, обрубили канаты и, вступив под паруса, легли на север, обойдя оконечность острова незамеченными французами или, по крайней мере, без всяких препятствий со стороны их. Как со стратегической, так и с тактической точек зрения планы и диспозиции Худа были превосходны, и исполнение их делало честь искусству и настойчивости его самого и подначальных ему командиров. Операция его, рассматриваемая отдельно, представляется вполне блестящей, рассматриваемая же по отношению к общему положению Англии в то время, она представляет данные к еще более высокой оценке качеств адмирала[191]. Остров Сент-Китс, сам по себе, мог и не стоить большого риска, но для увенчания флага Англии каким-либо значительным успехом было существенно важно, чтобы в ведение ею морской войны были внесены энергия и смелость. Материальный успех не был достигнут. Шансы, хотя приблизительно и равные, все-таки обратились против Худа, но каждый человек в его флоте должен был чувствовать блеск смелого предприятия, подъем духа, являющегося всегда следствием благородно исполненного долга. Если бы этот флотоводец был главнокомандующим в операциях, когда на ставке были более серьезные интересы, если бы он был первым, а не вторым при Чесапике, то Корнуолис мог бы быть спасен. Описанная операция — занятие якорной стоянки, оставленной неприятелем — была бы почти такою же и там; и оба положения могут вынести поучительное сравнение с выручкой Сюффренем Куддалора.
Поведение де Грасса в описанном сейчас деле также должно рассматриваться не только по отношению к частному случаю, но и к общим условиям войны, и разобрав его именно таким образом, а также в сопоставлении с тем, как де Грасс действовал в других благоприятных случаях, которыми не сумел воспользоваться, мы можем произнести надлежащую оценку военных способностей последнего. Такое сопоставление, однако, лучше отложить до не очень далекого в нашем изложении конца кампании. Здесь же мы считаем в высшей степени полезным обратить внимание на то, что упущение де Грассом случая разбить эскадру Худа на якоре, при условии, что его силы по крайней мере на пятьдесят процентов превосходили силы последнего, строго согласовалось с принципом французов подчинять деятельность флота так называемым частным операциям. Ничто не может быть поучительнее указания влияния неверного принципа в бедственном сражении. Сравнительная слабость сил Худа была такова, что умаляла для наступательных целей значение его командующей позиции. Де Грасс, пока держался на ветре, сохранял свои сообщения с Мартиникой и был достаточно силен при этом для того, чтобы, в случае необходимости, установить сообщение с войсками, стоявшими перед Бримстон-Хиллом. Было вероятно, как это и подтвердили события, что частная операция, взятие острова Сент-Китс, удастся, несмотря на присутствие здесь английского флота, а "французский флот всегда предпочитал славу обеспечения территориального завоевания, быть может, более блестящей, но менее существенной славе взятия немногих неприятельских кораблей".
Таким образом пока де Грасса нельзя еще обвинять в какой-либо ошибке, кроме той, что он не стал выше традиции отечественного флота. Однако за несколько дней до сдачи острова и до отплытия английского флота к нему присоединились два линейных корабля, сообщившие ему о рассеянии отряда подкреплений и продовольственных судов, ожидавшихся из Европы[192]. Для него выяснилось тогда, что флот его не может усилиться до прибытия Роднея, после которого противник сделается сильнеее его. До тех же пор у него было тридцать три линейных корабля, а в нескольких милях от него стояли на якоре двадцать два английских, ожидавших, как он это знал, его атаки; тем не менее, он позволил им уйти беспрепятственно. Его собственное объяснение показывает, что он не хотел атаковать неприятеля на якоре: "Через день после капитуляции Бримстон-Хилла надлежало близко наблюдать за Худом и вступить с ним в бой, как только он снимется с якоря и отойдет от завоеванного острова. Но наша провизия была на исходе; у нас оставалось ее только на тридцать шесть часов. Несколько продовольственных судов прибыли в Невис, и вы, конечно, согласитесь, что прежде, тем думать о сражении, надо было обеспечить продовольствие. Я отплыл к Невису — оставаясь все время на ветре и не упуская из виду неприятеля, так как был всего в расстоянии полторы лиги от него — чтобы погрузить на свои корабли необходимые припасы так скоро, как только возможно. Худ отплыл ночью, без сигналов, и на следующее утро я нашел только больного, которого он оставил на берегу"[193].
