Сергей Максимов - Год на севере
Довольно густым березняком идет дорога на дальнейшем протяжении своем от Новодвинской крепости и от речки Маймаксы по тому острову, который носит общее название Соломбальского. На то время, когда я совершал эту поездку, стоял сентябрь месяц; лист на деревьях начал уже желтеть от крепких утренников, посреди дня и даже к вечеру надолго устаивалась еще жара — летняя жара. Мириады комаров, преследовавщие нас на всем прежнем пути, не отставали и едва ли не увеличились в своем докучливом, невыносимом числе, когда мы проехали березник и обнаружились первые домики, как бы предместье следующего затем адмиралтейского казенного селения Соломбалы. Глубокие пески, тянувшиеся всю дорогу от крепости, на этот раз были с трудом одолеваемы парою измученных зноем лошадок. Песками этими засыпаемы были и все улицы селения, расположенные в симметрическом порядке и в замечательной прямизне. В такой же точно прямизне и в таких же порядках тянутся эти улицы и за предместьем селения, так называемым Березником.
Ряд двухэтажных домов, крытых и обшитых тесом, идет по обеим сторонам. Дома кажутся на вид, пожалуй, и приглядными, если только может это делать крайняя бедность и если только может это позволять скромный достаток, приютившийся тут. Дома эти принадлежат тем матросикам, которые обязаны работами в адмиралтействе и успели завестись хозяйством или вследствие умения зашибать и беречь копейку, или вследствие брака и по наследству. Присутствие хозяев нетрудно наследить тотчас же, обратив лишь внимание на нижний этаж дома, заставленный горшками герани, из-за которой выглянет и запачканное личико ребенка, и лоснящееся от безмятежной жизни и красное от избной духоты лицо или хозяйки дома, или ее дочери-невесты. Нередко пробежит туда и отец или муж, в парусинной куртке и матросских чикчирах[71], с казенных работ в адмиралтействе на новые труды домашние для поддержания семейства. Потому большая часть домов, или даже едва ли не все, обвешаны вывесками, которые гласят, что в нижнем этаже дома живет сапожник, башмачник, портной, столяр, слесарь, литограф, резчик печатей и костяных безделок.
Соломбалу справедливо и безошибочно можно назвать мастерскою Архангельска, который находит здесь всевозможные роды ремесел, хотя представители их и не из лучших мастеров, хотя работа их всегда грубовата и не удовлетворит даже и не слишком взыскательному вкусу. Все это, конечно, зависит от того, что соломбальскяе мастера, как и все казенные по всему лицу русского царства, берутся за дело не по признанию, а по воле начальства. Некоторою сносною отчетливостью отделки отличаются только те предметы ремесел, которые часты и обыденны в домашнем и общественном быту, которые потребовали, стало быть, навыка и частых занятий, как, например, сапожное, столярное, башмачное. Есть, пожалуй, и бриллиантщики, и часовые мастера, и мастера золотых и серебряных изделий, но эти мастера — мастера-горе, по народному выражению.
Вторые жилья или этажи соломбальских домов глядят значительно наряднее и как бы говорят сами за себя, что там поселился народ далеко не тех убеждений и не того сорта, как те, которые заселили нижние этажи домов этих. Из верхних этажей услышишь и унылые, словно надорванные звуки разбитых, дешевеньких клавикорд. Подчас вырвется оттуда и дребезжанье гитары, и визг скрипки, которыми разбивают свою тоску и скуку или жены офицеров, успевших на долгой службе обзавестись и большой семьей и маленьким хозяйством, или флотские, штурманские офицеры, загнанные обязательствами службы на дальний Соломбальский остров к беломорскому флоту.
Вот почему Соломбала носит все признаки военного городка. Где ни стучишь, куда ни пойдешь — непременно встретишь или морского офицера, или матросика рабочего экипажа. Выйдешь на рынок, обставленный наскоро сколоченными лавчонками, ларями и столиками, и тут Соломбала не утрачивает своего характера. Тот же отставной небритый матросик, та же бойкая щебетунья матросская женка-торговка; холостой матросик или рабочий с иностранного судна, весь в синем, с перепачканным и Бог весть сколько времени немытым лицом, рабочий с иностранного купеческого судна - покупатели. Разные предметы носильного платья и прочие «необходимые прихоти» (табак, мыло, черствый пирог с палтусиной, окаменелые пряники и баранки) — предметы продажи и купли, грошевой оборот торговли и копеечный процент прибыли в награду за дневное страдание на жаре и пыли, посреди бестолкового, бесхарактерного базарного говора. Видишь подошвы, подгорелый «товар» на голенища — предмет предпочтительного интереса и заботы матросиков. Видишь готовые полотняные рубахи и прочие принадлежности несложного гардероба — вещи, до которых так падки заезжие корабельщики.
Соломбала не теряет своего военного характера и на дальнейшем протяжении своем и за речкою Соломбалкою, рассекающею селение на две половины. Через речку перекинуто несколько мостов и для пешеходов и для конной езды. Тянется в стороне бедный, как будто выщипанный, садик, видится большая каменная церковь. Но церковь носит название морского Преображенского собора. Его помогали строить пленные из дванадесяти язык[72], соорудившие ограду (самый храм праздновал столетний юбилей в 1876 году). Против него тянутся две огромных казармы для нижних чинов рабочего экипажа, идут строения адмиралтейства и выставляет свою мачту дом главного командира порта — дом, выстроенный по всем прихотям современного вкуса, изящно, удобно и поместительно.
Соломбальское адмиралтейство отделяется от селения деревянным забором и так же, как и селение, разрезано на две части речками Соломбалкою и Курьею. Малое или лесное адмиралтейство по берегу Двины укреплено сваями, но сваи эти почти уже сгнили и представляют вид некоторого разрушения. Большое, или старое адмиралтейство имеет берега поднятыми деревянною набережною. Оно вмещало пять элингов, на которых до 1807 года строились военные корабли и фрегаты. Северное или новое адмиралтейство с 4-мя элингами, на которых производилось строение военных кораблей и фрегатов.
Как почва земли внутри адмиралтейства, так и внутри всего Соломбальского селения образована из того балласта, которым грузятся иностранные корабли, в большей части случаев приходящие сюда за товарами, но не с товарами. Насыпь эта успела уже заполнить многие низменности, овраги и болотистые места в селении; она же значительно подняла и двинские берега. Вот почему весьма важно то обстоятельство, что почва Соломбалы образована из разнообразнейших пластов берегов Немецкого моря. Обстоятельство это получает еще большую важность по той причине, что Соломбала подвергается ежегодно, во время весеннего разлива вод, значительной опасности. При вскрытии реки, лед обыкновенно спирается на мелководьях двинских устьев и там стоит долгое время. Вода на ту пору выступает из берегов и затопляет все Соломбальское селение (понимает водопольем — по местному выговору). На мой приезд лед вынесло скоро в море, и вода в Соломбале стояла невысоко; но вот что рассказывают об этом явлении те, которым ежегодно приводится испытывать разливы весенних вод.
Взморье все уже потонуло в воде; река вздулась и хлынула из берегов с ужасным ревом вначале и с сосредоточенным молчанием расплывается по улицам, постепенно топит все и, размывши мостки, несет их по улицам, которые на этот раз имеют вид каналов. Меньше, чем в три-четыре часа, вода, скопляясь, занимает собою нижние жилья соломбальских домов, доходит до верхних. Хватает она все забытое, попавшееся ей на пути: кадку, зыбку ребенка, стул, стол, — и все это несет, бьет в щепу о спопутные углы. Все население выбирается на верхние этажи, на крыши,или размещается на карбасах и лодках, и с веселыми песнями, с громким смехом ездит из улицы в улицу, из дома в дом. Едет в тех карбасах и чиновник, и офицер на службу, едет и праздная молодежь от крайнего безделья на пущее веселье и удовольствие. Всем весело, всем отрадно; невесело, может быть, тем только, у кого большая заблудившаяся льдина выломила крышу, снесла утлую хату, разбила угол, стекла, вышибла двери. Говорят, что картина соломбальского потопа полна интереса, забавных эпизодов, двусмысленных острот и каламбуров. Рассказывают, что на этот раз в Соломбате происходит род разгульного, карнавального веселия на манер Венеции, Парижа, Рима. По этой причине каждый соломбальский дом обязан иметь наготове лодку. На случай подобных нечаянностей, строились и дома с особенной архитектурой: узкие с фасада на улицу, длинные во двор, они тесно пристраивались один к другому и имели крытые дворы, так что, с птичьего полета, крыши селений представляли сплошную массу, неправильную, но оригинальную. На этих крышах укрывали скот и другие принадлежности хозяйства — обыкновение, теперь оставленное по той простой причине, что такой сплошной ряд крыш усугублял свирепость пожаров, по счастию, однако, редких в Соломбале. Теперь почти не увидишь сплошных крыш и часто поставленных домов. Соломбала имеет уже поразительное сходство со всеми пригородами больших городов, хотя бы взять петербургские Пески, Выборгскую сторону, московские Бутырки.
