Вадим Кожинов - От Византии до Орды. История Руси и русского Слова
Для понимания истинного смысла и значения Куликовской битвы необходимо, прежде всего, более или менее конкретное представление о «своеобразии» Мамаевой Орды, которую, как уже говорилось, совершенно безосновательно отождествляют с Золотой Ордой (или же говорят об Орде «вообще»).
Начнем с того, что Мамаева Орда занимала совсем иное географическое и, в более глубоком смысле, геополитическое положение: ее центром, ее средоточием являлось не Нижнее Поволжье, а Крым, отделенный от золотоордынского центра в Поволжье тысячекилометровым пространством.
Это ясно видно, в частности, из исторических источников, которые, к сожалению, неизвестны русским исследователям, — так называемых «Памятных записей армянских рукописей XIV века», изданных в 1950 году в Ереване, но только в оригинале. Виднейший исследователь истории армянских поселений в Крыму В. А. Микаелян любезно предоставил мне свои переводы интересовавших меня «записей»:
а) «…написана сия рукопись в городе Крым (ныне — Старый Крым. — В. К.)…в 1365 году, 23 августа, во время многочисленных волнений, потому что со всей страны — от Керчи до Сарукермана (Херсонес, ныне в Севастополе. — В. К.) — здесь собрали людей и скот, и находится Мамай в Карасу (ныне г. Белогорск, в 45 км к западу от Старого Крыма. — В. К.) с бесчисленными татарами, и город в страхе и ужасе»;
б) «завершена сия рукопись в 1371 году во время владычества Мамая в области Крым…»
в) «…написана сия рукопись в 1377 году в городе Крыме во время владычества Мамая — князя князей…»[541]
Как видим, в период с 1365 по 1377 год Мамай, согласно этим, сделанным тогда же, армянским записям, был властителем Крыма, притом есть все основания полагать, что его владычество началось здесь значительно раньше, а завершилось только в конце 1380 года. Опираясь на другие сведения, можно утверждать, что «волнения» и «сборы» 1365 года, о которых говорится в первой из записей, связаны с очередной попыткой Мамая захватить власть в Золотой Орде, с подготовкой его похода в Поволжье.
Но об этом — ниже. Важно прежде всего установить, что средоточием деятельности Мамая был именно Крым, и только в связи с этим можно понять тогдашнюю ситуацию в целом (следует, правда, оговорить, что огромное конное войско Мамая не могло находиться постоянно и целиком в засушливых крымских степях, и основным местопребыванием этого войска был обладавший пышным травяным покровом Великий Луг, простиравшийся к северу от Крыма вдоль левого берега Днепра, — что недавно было точно установлено[542]).
Поскольку Мамай, как известно, начал свою карьеру в качестве «крымского темника», он имел, так сказать, глубокие корни в Крыму, ибо появился там не позднее первой половины 1350-х годов. А Крым представлял собой совершенно особенную в геополитическом плане территорию — как с точки зрения многовековой истории, так и с точки зрения тогдашней ситуации в Европе и Азии.
Но, как это ни прискорбно, многие из тех, кто изучал деятельность Мамая, вообще не обращались к «крымской» теме. Вот чрезвычайно выразительный пример. Автор ряда ценных трудов о Золотой Орде В. Л. Егоров не раз затрагивал проблемы, связанные с Мамаем и, в частности, вопрос об осуществленном им перед походом на Куликово поле «найме» разноплеменных военных отрядов, в том числе «Бесермен (то есть, мусульман) и Армен». И историк утверждал, что-де это «летописное указание может относиться к мусульманским отрядам, навербованным в Азербайджане… Такой же отряд наемников был приглашен из Армении»[543].
Не буду касаться «азербайджанской» темы (ибо и сам В. Л. Егоров явно не уверен, что «бесермен» вербовали именно в Азербайджане), но поистине печальна неосведомленность историка о том, что в самом Крыму, откуда Мамай начал свой поход на Куликово поле, имелось тогда многочисленное армянское население, сложившееся главным образом в результате изгнания или бегства армян в XI веке и позже с их исторической родины, завоеванной тюркской империей Сельджукидов; Крым даже называли тогда «Приморской Арменией». Между тем квалифицированный историк В. Л. Егоров полагает, что Мамай мог привести наемных армянских воинов на Куликово поле только с их далекой (даже по прямой линии — 1700 км!) и отделенной Кавказским хребтом исконной земли…
И это всего лишь один яркий «пример» тех ошибочных представлений о Мамае, к которым неизбежно приводит недостаточное (или вообще отсутствующее) внимание к тому факту, что этот исторический деятель был нераздельно связан с Крымом; без глубокого и тщательного изучения «крымской» проблемы вообще невозможно понять феномен Мамаевой Орды.
* * *Что же касается общего положения в Крыму в XIV веке, в нем нельзя разобраться без уяснения тогдашней роли итальянцев, главным образом генуэзцев, — роли, поистине определяющей, оказывавшей властное воздействие на все основные крымские — хотя, конечно, не только крымские — события. О том, что итальянцы прочно утвердились еще в XIII веке в Крыму, знают, как говорится, все и каждый — хотя бы по остаткам их мощных крепостей в Феодосии, Судаке или Балаклаве, мощь которых ясно видна и теперь, в наши дни. Однако полное, всестороннее и действительно глубокое, схватывающее суть событий понятие об «итальянском присутствии» в Крыму нехарактерно даже и для профессиональных историков. Правда, в целом ряде исследований, обращающихся к теме этого «присутствия», содержится и верное освещение тех или иных фактов, и истинное истолкование их смысла (примеры, еще будут приведены). Но чрезвычайно редки случаи, когда понимание отдельных сторон проблемы, так сказать, вписано в общую картину мировой истории XIV века.
Здесь необходимо еще раз вспомнить о цитированном выше трактате Арнольда Тойнби «Постижение истории», в котором признано, что «западная цивилизация» последовательно «продвигалась» на восток — к «линии» Эльбы, затем — Одера и, далее, Двины, и «к концу XIV века (то есть, отмечу, как раз ко времени Куликовской битвы! — В. К.) континентальные европейские варвары, противостоявшие… развитым цивилизациям, исчезли с лица земли». В результате «западное и православное христианство… оказались в прямом соприкосновении по всей континентальной линии от Адриатического моря до Северного Ледовитого океана».
Тойнби, как уже говорилось, предпочел, в сущности, промолчать о том, что имели место и очень многочисленные, и чрезвычайно активные «продвижения» Запада дальше этой существеннейшей «линии». Он сказал, правда, что «литовцы последними из европейских язычников испытали в XIII–XIV вв. порыв крестовых походов (с Запада. — В. К.)… и внимание Тевтонского ордена целое столетие было приковано к Литве. Это смертельное давление (! — В. К.) Запада на литовцев стало причиной того, что и литовцы получили стимул к завоеванию и, в свою очередь, двинулись в земли русского православного христианства»; кроме того, по словам Тойнби, «скандинавы также расширяли свои владения за счет Эстонии… Финляндии»[544] и т. д.
Таким образом, Тойнби истолковывает «движение» Литвы на Русь как уже собственно литовское дело (хотя «смертельное давление Запада» и явилось «стимулом» для него), а «расширение» своих владений скандинавами — как «давление» на эстонцев и финнов, а не на православную Русь. Однако в ряде исследований историками неопровержимо показано, что в действительности и то, и другое «движения» направлялось из «центра» западной цивилизации — Римского папства — и, кроме того, отнюдь не ограничивались «давлением» на «европейских варваров» (прибалтов, финнов и т. п.), а имели своей подлинной целью именно православную Русь. Назову хотя бы следующие труды: Б. Я. Рамм. Папство и Русь в X–XV веках (1959); В. Т. Пашуто. Борьба народов Руси и Восточной Прибалтики с агрессией немецких, шведских и датских феодалов в XIII–XV вв. (1969); И. П. Шаскольский. Борьба Руси за сохранение выхода к Балтийскому морю в XIV веке (1982).
Но наиболее уместно будет сослаться на рассматривающего проблему с должной объективностью германского историка Эдварда Винтера, автора двухтомного трактата «Россия и Папство» (1960). Этот исследователь доказывает, что «в XIV столетии папство в своей политике широко использовало… планы, в которых не последнее место занимало завоевание, при посредстве Литвы, России… На протяжении всего XIV столетия сохраняло силу обращение (папское. — В. К.) к Миндовгу (литовский князь в 1239–1263 гг. — В. К.) об отторжении от России во имя пап и с их благословения одной области за другой. Литовские князья действовали так усердно, что образовавшееся Великое княжество Литовское состояло в XIV веке примерно на 9/10 из областей Древней Руси… В середине XIV столетия… особенно при Клименте VI (папа в 1342–1352 гг. — В. К.), Литва заняла центральное место в планах захвата Руси… Немецкий орден… должен был служить связующим звеном с фронтом наступления на севере, который был организован шведами против Новгорода… На эту роль пап по координации различных фронтов против Руси до сих пор обращалось мало внимания…» Между тем, именно такое координирование «ясно видно из обращения папы Климента VI к архиепископу упсальскому (то есть шведскому. — В. К.), относящегося примерно к тому же времени, к 1351 году… „Русские — враги католической церкви“ (это — цитата из папской буллы к шведскому архиепископу от 2 марта 1351 г. — В. К.). Это обращение папы явилось по меньшей мере призывом к крестовому походу против русских в Северо-Восточной Руси. Вновь оживает фронт на Неве… Мы видим здесь, таким образом, линию нападения против Руси, которая тянулась от Невы до Днестра»[545].
