Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй - Телицын Вадим Леонидович

Таким образом, положительное значение царя Ивана в истории нашего государства далеко не так велико, как можно было бы думать, судя по его замыслам и начинаниям, по шуму, какой производила его деятельность. Грозный царь больше задумывал, чем сделал, сильнее подействовал на воображение и нервы своих современников, чем на современный ему государственный порядок. Жизнь Московского государства и без Ивана устроилась бы так же, как она строилась до него и после него, но без него это устроение пошло бы легче и ровнее, чем оно шло при нем и после него: важнейшие политические вопросы были бы разрешены без тех потрясений, какие были им подготовлены. Важнее отрицательное значение этого царствования. Царь Иван был замечательный писатель, пожалуй даже бойкий политический мыслитель, но он не был государственный делец. Одностороннее, себялюбивое и мнительное направление его политической мысли при его нервной возбужденности лишило его практического такта, политического глазомера, чутья действительности, и, успешно предприняв завершение государственного порядка, заложенного его предками, он незаметно для себя самого кончил тем, что поколебал самые основания этого порядка. Карамзин преувеличил очень немного, поставив царствование Ивана — одно из прекраснейших по началу — по конечным его результатам наряду с монгольским игом и бедствиями удельного времени. Вражде и произволу царь жертвовал и собой, и своей династией, и государственным благом. Его можно сравнить с тем ветхозаветным слепым богатырем, который, чтобы погубить своих врагов, на самого себя повалил здание, на крыше коего эти враги сидели» [82].

Цитируемое выше принадлежит веку девятнадцатому, но и сегодняшние исследователи придерживаются примерно таких же оценок Ивана Грозного. Но его жестокости, огромные реки крови, репрессии ни в чем не повинных мирных граждан, неблагодарности по отношению к верным слугам своим, самодурство, упрямство, злоба, порой откровенное ми-зантропство приводили к тому, что «с именем Ивана Грозного связан особый этап в развитии предательства на Руси. Он создал опричнину как охранный корпус, предназначенный для борьбы с изменой», под которую могло попасть все, что угодно. Широко известно, как царь использовал его для гонений на чем-то не понравившихся ему бояр, дворян, а то и целых городов (знаменитый разгром опричниками Новгорода в 1570 году). Репрессии Грозного против «переветников», которыми часто были просто неугодные царю люди, вызвали некоторую девальвацию самого термина «измена»: в подобные обвинения просто перестали верить. Были реальные случаи предательства, имевшие катастрофические последствия для страны. Наиболее ярким примером здесь считается измена 1571 года, когда на Россию с 40-тысячным войском двинулся крымский хан Девлет-Гирей. Русские войска под командованием боярина князя И. Д. Бельского перекрыли путь татарам, расположившись по берегу реки Оки. Девлет-Гирей не отважился на прорыв. Он планировал пройти через окрестности г. Волхова в густонаселенный район Козельска и подвергнуть его разорению. Там не было крупных русских сил, эти места обороняли лишь небольшие крепостные гарнизоны. Однако планы хана изменили русские перебежчики. У Молочных Вод к Девлет-Гирею привели Башуя Сумарокова из г. Галича. Он утверждал, что на Москве и во всех городах голод и неурожай, от которых вымерли многие воинские люди и чернь, огромное количество людей государь казнил в своей опале, и поэтому население его не поддерживает. Перебежчик призывал, чтобы царь (хан) шел прямо к Москве, и сообщал, что русская армия вся ушла в Ливонию и защищать город некому. В середине мая татары перешли русскую границу южнее Волхова и сделали короткую остановку на Злынском поле (современное село Злынь Орловской области). Здесь к Девлет-Гирею «прибежали» новые изменники: Кудеяр Тишинков, сын боярский, из г. Белева с товарищами. Они горячо убеждали крымцев немедля идти к Москве, уверяли, что путь открыт. Татары двинулись в обход русских войск по Свиной дороге. Они зашли в тыл позициям армии Бельского, расположившейся у Серпухова. Этот путь врагам показали Тишинков с товарищами. В результате маневра Девлет-Гирея Москва оказалась практически беззащитной. Крымцы отказались от прямой атаки, связанной со штурмом и уличными боями. 24 мая они просто подожгли столицу с нескольких концов. За три часа страшного пожара «Москва згорела вся: город и в городе государев двор и все дворы, и посады за Москвою, и людей погорело великое множество, им же не бе числа». По свидетельствам современников, в огне погибло более 120 тысяч человек, в том числе почти вся русская армия и сам воевода И. Д. Бельский. На обратном пути Девлет-Гирей прошел через каширские и рязанские земли, устроив там погром и захватив в полон 60 тысяч человек. Таких масштабов разорения Русь не знала со времен монголо-татарского ига, и вина за это лежит в первую очередь на изменниках Сумарокове и Тишинкове, показавших врагу путь к Москве» [83].

Таковы факты в трактовке современного историка. Оставим их без комментария. Нам было бы важным оценить личности «изменников Сумарокова и Тишинкова», привлекая к анализу документальный материал, вышедший в первую очередь из-под их руки. Но, увы, нам он, по крайней мере, недоступен (если вообще есть).

Но сохранились другие свидетельства, документы, связанные с именем еще одного «изменника» — князя Андрея Курбского. Речь идет о его знаменитой переписке с самим царем, о которой выше уже упоминалось неоднократно, но текст ее лишь пересказывался.

Считается, что имя Андрея Курбского стало нарицательным. Это несправедливо. Никто так и не доказал, что он в течение года передавал противнику — литовской стороне — сведения о передвижении частей русской армии. Да, он оставил вверенные под его командование русские армии, а что ему оставалось делать, когда над его головой был занесен топор и со дня на день его ждал неправедный (в этом можно было не сомневаться) суд его властелина Ивана Грозного.

Интересно обратиться к эпистолярному «наследию» Ивана Грозного и Андрея Курбского, к их совместной переписке. Она уже неоднократно издавалась. Но никогда не рассматривалась с точки зрения истории российских спецслужб.

Итак. Первое послание Андрея Курбского Ивану Грозному.

«Грамота Курбского царю государю из Литвы Царю, богом препрославленному и среди православных всех светлее являвшемуся, ныне же — за грехи наши — ставшему супротивным (пусть разумеет разумеющий), совесть имеющему прокаженную, какой не встретишь и у народов безбожных. И более сказанного говорить обо всем по порядку запретил я языку моему, но, из-за претеснений тягчайших от власти твоей и от великого горя сердечного решусь сказать тебе, царь, хотя бы немногое.

Зачем, царь, сильных во Израиле истребил, и воевод, дарованных тебе богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах божьих пролил, и кровью мученическою обагрил церковные пороги, и на доброхотов твоих, душу свою за тебя положивших, неслыханные от начала мира муки, и смерти, и притеснения измыслил, обвиняя невинных православных в изменах, и чародействе, и в ином непотребстве и с усердием тщась свет во тьму обратить и сладкое назвать горьким? В чем же провинились перед тобой и чем прогневали тебя христиане — соратники твои? Не они ли разгромили прегордые царства и обратили их в покорные тебе во всем, а у них же прежде в рабстве были предки наши? Не сдались ли тебе крепости немецкие, по мудрости их, им от бога дарованной? За это ли нам, несчастным, воздал, истребляя нас и со всеми близкими нашими? Или ты, царь, мнишь, что бессмертен, и впал в невиданную ересь, словно не боишься предстать перед неподкупным судьей — надеждой христианской, богоначальным Иисусом, который придет вершить справедливый суд над вселенной и уж тем более не помилует гордых притеснителей и взыщет за все прегрешения власти их, как говорится: «Он есть Христос мой, восседающий на престоле херувимском одесную величайшего из высших, — судья между мной и тобой».