Александр Волков - Музыка в камне
Викторианские историки пытались выставить триумф «железнобоких» и диктатуру Кромвеля как победу демократии и парламентской системы над традиционным божественным правом. Но усилия «борцов за свободу» всегда приводили к торжеству властолюбцев и тиранов, которые пролагали дорогу будущим хозяевам жизни — предприимчивым и бессовестным. Впервые такое случилось в Англии XVII столетия. По итогам Гражданской войны «новая денежная сила Сити взяла верх над феодальной верностью» (определение Черчилля).
Необходимо, впрочем, сделать оговорку. Произошел передел земельной собственности. Но не тот, что осуществляется в истинной революции, полностью лишающей земельный класс его владений, а лишь затем вручающей эти владения новым собственникам. Роялистам и даже католикам разрешили заплатить огромный штраф и сохранить за собой разоренные поместья. Земли же, конфискованные у «государственных преступников» и неплательщиков, после Реставрации были возвращены им или их потомкам. Но только эти земли! А ведь были еще те, что скупили у отчаявшихся и обедневших хозяев нувориши — представители городских слоев, разбогатевшие во время войны. Таким образом, сформировался двойной слой землевладельцев. Прежняя аристократия, выстоявшая в годы ненастий и затем составившая основу партии тори, и новая — горожане и торговцы, сформировавшие ядро партии вигов.
А как же «борцы за свободу»? Никому теперь не нужные, они были удалены из парламента. Республика с ее олигархическим «Охвостьем» оказалась востребованной лишь до тех пор, пока армия была занята в Ирландии и на севере Англии. Ликвидировав угрозы военного мятежа и социальной анархии, Кромвель заслуженно посмеялся над «победившей» демократией. Когда он разгонял палату общин 20 апреля 1653 г., его взгляд упал на булаву, символ власти спикера: «Что нам делать с этой безделушкой? Уберите ее!»
Помимо созывов и разгонов парламента, диктатура лорда-протектора сопровождалась искоренением «порока» (например, отменой Рождества) и постоянными сомнениями в правомочности своей миссии. А еще Кромвель разрешил вернуться евреям. «Мы ищем не принуждения, а просвещения и разума». То есть денег, конечно. У режима Кромвеля есть одно несомненное достоинство: он до такой степени надоел англичанам, что приблизил Реставрацию.
После казни отца юный Карл II (1630–1685) попытался вернуть престол с помощью шотландцев, испытывая отвращение к их религии. Именно эта религия делала их неуверенными в собственных силах, ведь они поддерживали сына неправедного короля. Исход битвы при Вустере (3 сентября 1651 г.), как и всей английской кампании Карла, был предрешен.
Во время последовавших скитаний Карл узнал, что у него есть друзья, для которых ничего не значат ни мифическая свобода, ни социальная справедливость, ни стоящая за всем этим страсть к деньгам и почету. Эти люди, английские католики, жестоко преследуемые Тюдорами и Стюартами, оказывается, хранили верность своему королю. Но Карл, будучи человеком равнодушным, ничего не мог противопоставить пуританскому аскетизму с его показной праведностью. Слабость духа короля дала себя знать не только в его личной жизни, но и в судьбе государства. Этот Стюарт в гораздо большей степени, чем его отец, повинен в разложении монархического института.
После смерти Кромвеля армия продемонстрировала палате общин, что не собирается расставаться с властью. Но она не могла существовать без командиров, от образа мыслей которых зависел дальнейший ход событий. Командиры же, не обладающие силой воли лорда-протектора, вскоре вынудили солдат кричать: «Жить и умереть с парламентом!» Так возродился парламент, от лица которого Джордж Монк пригласил Карла вернуться.
Теперь парламентарии отбросили пуританство и полностью сосредоточились на честолюбивых проектах. Подменив в концепции Кока право судей собственным правом на интерпретацию законов, они озаботились своей неприкосновенностью. Бредская декларация, которую составил Эдвард Хайд, канцлер Карла II и будущий граф Кларендон, гарантировала прощение всем, воевавшим против Короны, и — что немаловажно — правомочность сделок купли-продажи, осуществлявшихся в 1650-х гг.
На этих условиях Карл возвратился. Современники разукрасили его въезд в Лондон в патетические тона. Тут и ликующая депутация горожан, и покорные пресвитериане, преподнесшие монарху Библию, и «железнобокие», сдержанно, но послушно приветствовавшие Карла. А между тем насколько горьким показался бы этот мнимый триумф любому уважающему себя монарху! Но Карл не слишком себя уважал. Годы изгнания ослабили его, и он униженно просил парламент взять на себя часть королевских забот, например изыскание средств на содержание армии. Какие там средства! «Слуги народа» сразу же уничтожили армию. Еще недавно грозные воители покорно разбрелись по домам.
Первый реставрационный парламент (так называемый Кавалерский) выступил с рядом инициатив, призванных ликвидировать брожение умов в обществе. Так, «Кодекс Кларендона» (1662) должен был укрепить позиции англиканской Церкви, а в результате еще резче обозначил раздел между «придворной» и «сельской» партией (тори и вигами). В 1670-х гг. страну захлестнула истерия под названием «Папистский заговор», которую никто из английских историков почему-то не окрестил кровавой, хотя в результате фальсификаций Титуса Оутса и тех, кто за ним стоял, приняли мученическую смерть множество католиков.
Что же произошло? Может быть, Англии вновь угрожала агрессия со стороны католических держав? Нет, с ней была готова сотрудничать ведущая европейская страна. Дуврский договор в перспективе позволял Англии вместе с Францией поделить ослабевшую после религиозных войн Европу. Но у этого договора имелся секретный пункт, из-за которого историки провозгласили его предательским. По нему Карл II намеревался перейти в католическую веру. Король мудро поступил, доверив истинное содержание договора лишь двум своим советникам из состава «Кабального министерства»[25], наиболее здравомыслящим барону Клиффорду и графу Арлингтону.
Несмотря на это, по кабакам поползли слухи, по улицам шатались сумасшедшие кромвелевские ветераны, вновь забурлил парламент во главе с наследником пимовских провокаторских традиций графом Шафтсбери. Карл распустил его в 1678 г., но теперь времена изменились, и король не мог долго править один — он должен был вновь и вновь назначать выборы и иметь дело с теми же личностями, назло ему избранными народом.
Когда младший брат короля Иаков (1633–1701), герцог Йоркский, стал католиком, гордящаяся своей прогрессивностью оппозиция приняла знаменитый акт «О присяге», требующий от всякого, занимающего государственный пост, отречься от доктрины преосуществления. Естественно, будущий Иаков II, далеко не гениальный, но религиозный человек, отказался принести клятву. «Патриоты» тут же занялись изысканием другого кандидата на престол. Карл невнятно возражал, но его никто не слушал. Оставалось выбрать между бестолковым, но храбрым герцогом Монмутом и хитрой бестией Вильгельмом Оранским (1650–1702), женатым на дочери принца Марии (1662–1694). Виги первоначально сделали ставку на Монмута. Их противники — тори выжидали.
Кстати, в этих прозвищах присутствует неясность. «Whigs» происходит от слова «whigamore», клички шотландских пресвитериан — угрюмых, фанатичных стяжателей и ханжей. «Тогу» образовано из «toraighe», слова, используемого для обозначения ирландских повстанцев-католиков — широколобых, недалеких и драчливых. Первые виги, несомненно, соответствовали оригиналу, лишь в XVIII в. они смягчились. Но тори никогда не были защитниками интересов римской Церкви, и даже Иакова II поддерживали немногие из них. Скорее, первых тори надо ассоциировать с придворными тюдоровской закалки — стойкими приверженцами англиканства и монархии, вроде Кларендона.
28 марта 1681 г. быстро стареющий Карл совершил, пожалуй, самое яркое из своих деяний. Палата общин, ждущая от покорного короля признания билля «Об исключении» (герцога Йоркского от наследования престола), вдруг услышала: «Парламент от имени короля объявляется распущенным!» Депутаты поняли, что на этот раз им нескоро дадут собраться. Шафтсбери чуть не лопнул от возмущения. Теперь он жаждал крови, причем и королевской тоже. В Англии зрел так называемый Ржаной заговор, предусматривающий покушение на жизнь короля и герцога Йоркского. Они чудом спаслись, вернувшись в Лондон прежде срока. Почему же благодарные судьбе англичане не справляют их спасение наряду с Пороховым заговором? А потому, что в 1605 г. не нашлось того, кто осмелился бы возразить пропаганде, заклеймившей католиков. Зато теперь за Уильямом Расселом и Элджерноном Сидни, казненными за участие в заговоре, стояла партия вигов — та самая, что в дальнейшем разрабатывала официальную историю. Поэтому Гай Фокс — злодей, а Рассел и Сидни — мученики за идею.
