Х. Льоренте - История испанской инквизиции. Том II
VIII. Дом Андреа Куэста, епископ Леона и один из отцов Тридентского собора, был привлечен к суду по той же причине. Архиепископ Севильский (бывший главным инквизитором) писал ему до ареста Каррансы, чтобы узнать, действительно ли он высказал благоприятное суждение о катехизисе Каррансы. Епископ ответил утвердительно, даже послал ему копию своего обоснованного мнения. Дом Фернандо Вальдес сохранил эту бумагу и не употребил ее, поскольку она не удовлетворяла его требованиям. Когда толедский архиепископ был уже арестован, сочли возможным начать процесс и против епископа Леонского. Главный инквизитор и верховный совет решили вызвать его на суд в Вальядолид, как епископа Оренсе дома Франсиско Бланке. Вальдес сообщил об этом королю, который написал Куэсте: все, что предпримут, будет сделано для дела Божьего и службы Его Величеству. Епископ Леона подчинился без сопротивления. 14 октября 1559 года его допрашивали в совете инквизиции в присутствии всех его членов. Ему представили отзыв, который он в 1558 году послал архиепископу Толедскому. Куэста признал его своим, но сказал: если он рассмотрит его снова, то увидит, не следует ли судить иначе об убеждениях Каррансы; пока еще придерживается прежнего мнения. Он вернулся в свою епархию и из Вильялона сообщил главному инквизитору новое мнение, благоприятное катехизису. Оно было основано на множестве ученых соображений и размышлений, которых он не привел в отзыве, посланном Каррансе. Его письма, заявления и суждения показывают сильную и смелую душу; это почти не позволяет думать ни того, что его отречение от собственных слов было вызвано в 1574 году, ни того, что его процесс возобновился около этого же времени, поскольку главный инквизитор и верховный совет, видя в 1560 году, что дело архиепископа Толедского доставляло им много хлопот и затруднений, решили отложить дело других епископов и известных лиц, которое они намеревались продолжать, когда выяснится результат только что начатого дела. Кто бы мог не восхищаться твердостью епископа Куэсты по сравнению со слабостью трех остальных прелатов, бывших по своему поведению во всем остальном людьми, достойными уважения?
Мне кажется, что Николас Антонио хотел сказать о другом лице, когда он в своей Испанской библиотеке называл Андрее де ла Куэста, родом из Ольмедо, профессора греческого языка в Саламанке и автора труда, озаглавленного Указание на неуважительный поступок, совершенный священником по отношению к некоторым канцелярским служителям дона Альваро д'Ока. Этот труд сразу после появления был запрещен как оскорбительный для священнического сословия и противный его привилегиям.
IX. Дом Антонио Горрионеро, епископ Альмерии, высказал в 1558 году благоприятное мнение о катехизисе Каррансы. Это и несколько писем, написанных им по тому же поводу (одно, между прочим, от 29 января 1559 года), были причиной того, что его привлекла к суду инквизиция Вальядолида. Тем не менее ему не запретили присутствовать на третьем созыве Тридентского собора, бывшем в 1560 году и в последующие годы. Система отсрочки была ему выгодна.
X. Дом Мельхиор Кано, родом из местечка Таранкон, в провинции Куэнса, отставной епископ Канарских островов, присутствовал на второй сессии Тридентского собора в 1552 году. Он принадлежал к ордену св. Доминика, как и дом Бар-толомео Карранса, и являлся его соперником по управлению и заведованию делами ордена, особенно с тех пор, как тот и другой были кандидатами на должность провинциала Кастилии, и Карранса одержал верх. Когда о катехизисе дома Бартоломео было донесено инквизиции, Бальдес поручил Мельхиору Кано рассмотреть дело, показывая будто благоприятствует автору выбором квалификаторов между монахами его ордена. В сущности, он не сомневался, что Кано противоположного с ним мнения, в чем он убедился благодаря нескольким частным беседам. Мельхиор применил богословскую отметку к нескольким тезисам катехизиса и других неизданных произведений архиепископа, попавших в руки инквизиторов по случаю процесса против схваченных лютеран. По-видимому, Мельхиор не сохранил тайны, порученной ему инквизиторами, поскольку Каррансе удалось узнать о том, что происходило во время его пребывания во Фландрии. Он воспользовался этими сведениями и написал Мельхиору; последний ответил ему из Вальядолида 28 января 1559 года. К этому-то времени Доминик Рохас, доминиканский монах (содержавшийся тогда в секретной тюрьме) и другие лютеране (о которых я говорил в этой Истории) свидетельствовали о некоторых фактах, породивших подозрения относительно Кано. Прокурор потребовал, чтобы Рохас подтвердил свои первые показания 3 октября 1559 года, потому что хотел его выставить в качестве свидетеля против разных лиц, которых он назвал; в том числе был и епископ Мельхиор Кано. Как улику включили в процесс его совет королю по поводу споров, которые этот государь вел с папой Павлом IV в 1555 году, а также тезисы, высказанные им в частных разговорах; некоторые из них имеются в его сочинении о богословских трактатах («De locis theologicis»). Тем не менее процесс не имел никаких последствий, потому что в тот момент, когда Кано должен был снова быть схвачен главным инквизитором, он имел ловкость предложить ему посвящение своего сочинения «De locis theologicis», которое было принято. Так как он не имел времени его издать, то решил завещать это сочинение незадолго до своей смерти в Толедо в 1560 году. Вальдес получил его и напечатал в Саламанке в 1562 году. Между тем впоследствии это сочинение попало в Индекс с требованием уничтожения одних статей и изменения других. Услуга, оказанная им главному инквизитору осуждением катехизиса Каррансы, и некоторые высказывания против архиепископа, делавшие подозрительной веру этого прелата, немало способствовали обеспечению ему безнаказанности. Диффамация, произведенная его речами, доказана в процессе против архиепископа свидетелями тайного следствия, которые были вызваны трибуналом для показаний без участия Каррансы и даже без уведомления его о происходящем. Вероятно, это обстоятельство дало повод думать, что Кано был его доносчиком. Брат Луис де ла Крус, доминиканский монах (заключенный в тайной тюрьме инквизиции Вальядолида по подозрению в лютеранстве, потому что, как говорили, он был увлечен примером Каррансы), будучи принужден дать объяснения относительно писем, которые он писал из Вальядолида 30 мая и 30 июня 1559 года, объявил 10 сентября, 22 ноября, 15 и 10 декабря: все, что говорили о Каррансе, было делом клеветы магистра Кано, его соперника, заклятого врага всякого блага, человека богатых дарований, но неугомонного. Он подтвердил свое показание 22 декабря того же года. Брат Хуан де Мануэль, монах того же ордена (который выступал в качестве свидетеля тайного следствия), объявил 18 октября 1560 года, что слышал, как брат Доминго Куэвас и брат Доминго Кальвете говорили, будто брат Антонио де Санто-Доминго, ректор коллегии Св. Григория в Вальядоли-де, утверждал, что архиепископ невиновен и так же несправедливо преследуем, как Иисус Христос, и убить магистра Кано было бы делом столь же угодным Богу, как служить обедню. Он объявил, что слышал, как тот же брат Антонио де Сан-Доминго говорил о Кано угрожающим тоном и произносил оскорбительные намеки против святой инквизации, потому что она дорожит подобным человеком. Магистр Гал-ло, профессор в Саламанке, один из богословов Тридентского собора, написал из Брюсселя графу де Фериа письмо от 24 апреля 1559 года, найденное в бумагах архиепископа; в нем есть следующий пункт: «Брат Мельхиор Кано — мой друг; это человек, на которого можно рассчитывать из-за многих известных мне хороших свойств; но я не могу оправдать всех его мнений, особенно того обстоятельства, что он не обнаружил больше умеренности в деле архиепископа, в деле, в котором я принимаю участие как человек, всецело преданный этому прелату. Я интересуюсь его участью со всем усердием настоящего слуги, и все лица моего положения настолько ему обязаны и благодарны, что ваше одобрение не может ничего прибавить к моей преданности; я написал архиепископу то, что откровенно высказал королю, и, надеюсь, он увидит, насколько я желаю ему успеха». Иезуит Педро де Рибаденейра писал из Рима 1 февраля 1560 года отцу Антонио Аросу, своему собрату, что там спорят о том, какое наказание можно было бы наложить на епископа Кано; между тем достоверно известно, что он скончался, не будучи судим.
XI. Дом Педро дель Фраго, епископ Хаки, преследовался инквизицией после того, как стал объектом клеветы, потому что верховный совет вел себя в этом случае необдуманно. Он родился в 1499 году в местечке Ункастильо, в епархии Хаки; его отец был Санто дель Фраго, а мать Мария Гарсес, оба из благородного сословия. Педро учился в Париже и стал доктором Сорбонны. Он научился еврейскому и греческому языкам и причислялся к лучшим латинским поэтам своего времени. Назначенный богословом Карла V на первый созыв Тридентского собора, он был там в 1545 году; на втором собрании в 1551 году он произнес латинскую проповедь в день Успения; эта речь составляет часть коллекции документов, относящихся к собору. В 1561 году Филипп II назначил его епископом города Альджеро в Сардинии, и он присутствовал в качестве такового на третьем созыве Тридентского собора. Несколько столетий тому назад епархия Хаки была присоединена к епархии Уэски, но их разделение было в то время предметом большого процесса. Так как Хаки выиграла его, то дом Педро дель Фраго был первым ее епископом в 1572 году; все жители Уэски, были очень недовольны жителями Хаки и их епископом из-за разделения епархии. Через год после этого назначения, когда дому Педро шел семьдесят четвертый год, совет инквизиции поручил инквизиторам Сарагосы навести справки об этом достойном прелате как заподозренном в ереси, потому что на него донесли, что неизвестно, исповедуется ли он, и что незаметно, чтобы он имел постоянного духовника; он служит обедню с недостаточной благопристойностью и делает многое другое, что послужило причиной доноса на него. Донос был составлен из четырех пунктов; последний был, очевидно, неприемлем: если бы в нем были верные факты против епископа Хаки, их бы выставили и более или менее четко определили бы. Не менее поражает то, что верховный совет до того забылся, что признал важным обстоятельством отсутствие сведений, кто является всегдашним духовником дома Педро, хотя ни один епископ не обязан иметь такового. Пункт о том, что неизвестно, исповедуется ли Педро дель Фраго, обнаруживает недоброжелательство со стороны доносчика, потому что епископы вовсе не обязаны более, чем остальные верные, исповедоваться открыто для того, чтобы публика была о том осведомлена. Что касается недостаточного благоговения при совершении литургии, в котором его упрекали, то не доказывает ли такое замечание о семидесятичетырехлетнем старике, что не было налицо никакого серьезного повода для его осуждения? Как осмелился совет поставить себя в такое смешное положение столь неосторожным поступком? Желание добиться права производить суд над епископами, имевшее, конечно, большое значение со времени буллы Павла IV от 1559 года, изданной по делу архиепископа Толедо, в преследовании советом дома Педро дель Фраго тоже играло важную роль; но тщеславие совета было посрамлено. В результате справок обнаружилось, что дом Педро дель Фраго посещал тогда свою епархию, чтобы организовать в ней пастырскую службу и ввести в действие указы и каноны Тридентского собора в крае, который из-за процесса с Уэской был долгое время лишен посещения своего первого архипастыря, — обстоятельство, затруднявшее для епископа установление нового порядка вещей. Филипп II, вознаграждая его услуги, назначил его в 1577 году епископом Уэски, где он основал епископскую семинарию. Дом Педро умер в 1584 году; тело его было перенесено на родину в больничную церковь, которой он был основателем. Он управлял в Уэске синодом и заставил принять основные законы, составленные и опубликованные им; он составил также Журнал самых замечательных происшествий, приключившихся на Тридентском соборе с 1542 до 1560 года, и написал несколько латинских стихотворений, доказывающих его большие познания в литературе. Память его еще глубоко чтится, и многие историки Арагонского королевства говорят о нем в своих летописях.[64]
