KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » История » Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1

Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Григорий Джаншиев, "Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Правда, строго говоря, не имеем покамест никаких не только громких, но и вообще осязательных фактов, свидетельствующих об укреплении принципов преобразовательной эпохи; но нельзя не обратить внимания на то, что вызывающий чересчур самоуверенный тон откровенно-крепостнической публицистики как будто несколько понизился, и заметно увядающий enfant terrible ее еще весною нынешнего года без всякой видимой причины злился на то, что «того (курс. «Гражд.») лагеря прибывает»[46].

Под влиянием этих пока неясных, неуловимых, но косвенно воздействующих течений общественная атмосфера начинает как будто понемногу очищаться. Быть может, этому неосязательному влиянию следует приписать тот важный и отрадный факт, что в нынешнем 1895 г., благодаря некоторому прояснению общественного сознания, кредит суда присяжных возрос в степени, какой не замечалось давно, по крайней мере за последние 10–15 лет. Вопрос этот простой, как 2x2 = 4, ясный, как божий день, был, – со времен Каткова, ставшего в 80-х гг. из убежденного защитника суда присяжных его страстным и злостным гонителем, – так запутан, так искажен и извращен обозленными принципиальными врагами его из реакционной прессы, что не так давно грозила серьезная опасность существованию этого благодетельного творения Царя-Освободителя, водворившего правду в искони бессудной русской земле. Но стоило подвергнуть спокойному обсуждению вопрос о деятельности суда присяжных, как это было сделано в самом начале нынешнего года в известном совещании коронных юристов, созванных комиссией, пересматривающей Судебные Уставы, чтобы рассеялись туман и копоть, напущенные систематическими врагами суда совести, и чтобы светлый и благородный образ этого великого института, обгораживающего[47], по прекрасному замечанию одного члена этого совещания, народную нравственность и служащего проводником народного правосознания, предстал во всем своем величии и красе[48]. Правда, при этой внушительной реабилитации не обошлось без попытки влить ложку дегтя в кадку меда, но это обстоятельство[49] нисколько не повредило делу; напротив, сделанные в совещании против суда присяжных легковесные возражения сыграли, быть может, незавидную, но неизбежную по природе вещей роль – advocatus diaboli, без которой, как известно, не могла состояться процедура канонизации в Средние века.

Почва была настолько подготовлена, и атмосфера настолько очищена, что даже знаменитое дело Палем, которое в таком непривлекательном свете обрисовало петербургские следственные порядки и которым так некстати вздумал козырять против суда присяжных г. Дейтрих[50], не могло подогреть бесшабашную агитацию и травлю против «суда улицы», которую начинали было, по примеру прежних лет, с расчетом на успех, башибузуки «Гражданина» и «Московских Ведомостей». Ни уличная брань, ни «благонамеренное» беснование, ни прочие обычные балаганные дикие выходки против института «суда улицы», еще так недавно производившие при господствовавшем сумбуре в понятиях своим шумом и гамом ошеломляющий эффект, не произвели более никакого действия и пропали бесследно, – ввиду света, пролитого на дело как совещанием указанных юристов, так и гласным разбором процесса Палем в Сенате. Суд же присяжных после свободного гласного обсуждения вышел с полною победою – получив выражение симпатий от всех без различия направления органов печати, ставящих интересы правосудия выше мелких партийных целей. В результате получилось, что по данному, по крайней мере, вопросу, по-видимому, можно сказать мелющему вздор Емеле: —«полно Емеля – прошла неделя»…

Если также открыто, беспристрастно и откровенно будет поставлен и другой очередной вопрос – о компетенции земских начальников и вообще об учреждениях, созданных законом 12 июля, то есть надежда, что рассеется и в данном случае тот гнилой туман, который продолжают напускать реакционные публицисты, и получит разумное разрешение благочестивое пожелание народного поэта, высказанное еще на заре народной свободы:

Господь! твори добро народу!
Благослови народный труд,
Упрочь народную свободу,
Упрочь народу правый суд.

В разгар недавней реакции против принципов эпохи великих реформ так часто ее клеветники твердили о том, что зловредное начало отделения судебной власти от административной было плодом мимолетного увлечения чужеземными либеральными образцами, не имевшего корней в прошлом России, что эта небылица стала свободно гулять по белу свету. История русского законодательства свидетельствует, однако, о противном, по удостоверению такого авторитетного в консервативном лагере свидетеля, как гр. Блудов, которого трудно заподозрить в тлетворном радикализме. Резюмируя основные начала русского судебного законодательства, этот благонадежный юрист категорически указывал в записке своей 1859 г. на безостановочное стремление русского законодательства, начиная с Петра Великого, к отделению судебной власти от административной. Главною заслугою Екатерининского положения о губерниях 1775 г. гр. Блудов считал отделение судебных дел от общего губернского управления. «Смешение судебной власти с административной во времена воевод было тем более неудобно, – писал гр. Блудов, – что в случае упущения и неправильности в делах судебных оно поставляло верховную власть в особое затруднение; ибо хороший во всех отношениях администратор мог иногда оказаться несведущим, а потому и дурным судьею»[51]. Поэтому, приветствуя, как шаг вперед, выделение Екатерининским губернским положением из ведения губернской администрации судебных дел и признание судебной власти совершеннолетнею, гр. Блудов скорбит только о том, что выделение было не полное и за администрациею сохранено было право надзора.

Резюмируя окончательно выводы своего исторического обзора, гр. Блудов заключает его следующими знаменательными словами: «Сего мы достигли вследствие усилий, длившихся почти целое столетие, и, приняв во внимание предшествовавшее хаотическое положение и смешение всех властей, следует признать, сделали успехи… и законодательство наше, не взирая на случайные уклонения, постоянно стремилось, между прочим, к освобождению судов от всякого вмешательства властей административных».

Таковы недвусмысленные указания истории русского права. Порядок же вещей, созданный законами 12 июля 1889 г., предоставившими администрации (губернскому присутствию) окончательное решение дел и даже высшее истолкование законов, приблизил нас если не ко временам Артаксеркса, как мило вышучивал недавно «Гражданин»[52], то, по крайней мере, ко временам «Очаковским и покоренья Крыма» или, точнее, к допетровским временам московских приказов и временам полновластья воеводских канцелярий[53].

Ясно, стало быть, что, как свидетельствует документальная история русского процесса, не подражание Монтескье и либеральным доктринам XVIII века, а следование основной тенденции русского законодательства за последние 150 лет привело в 60-х гг. к сознанию необходимости введения первой основы цивилизованного общежития: к отделению суда от администрации, как необходимого условия для водворения законности.

Игнорирование этой аксиомы разумного судоустройства, затемненной софистическими передержками врагов судебной реформы, привело в период скептического отношения к указаниям науки, к неудачной мысли о создании в лице земского или, как верно называет Е. П. Старицкий, крестьянского начальника, двуликого Януса, в виде администратора-судьи, и других учреждений того же типа. Не нужно было большой прозорливости, чтобы предусмотреть неизбежные последствия такой организации, особенно в среде, где начало законности только-только начинало входить в силу, благодаря мировому институту, и где традиции кулачной расправы и другие переживания времен крепостного права не совсем еще исчезли. Но, по правде сказать, действительность превзошла ожидания! Как ни скудны были известия, попадавшие в печать, но с самого начала деятельности земских начальников обнаружились такие злоупотребления, например, ст. 61 Полож. о земск. начал., и такие невероятные случаи грубости, насилия, самоуправства, которые отзывались нравами съезжих домов дореформенного времени[54]. Между тем реакционная печать, чтобы отстоять quand-meme неудачное учреждение, стала защищать невероятно дикие доктрины, ясно свидетельствующие об архаическом характере этого учреждения.

Так, «Гражданин», основываясь на правиле:

Не беда, что потерпит мужик и т. д.,

смело стал проповедывать учения, которые, казалось, отжили навсегда свой век вместе с крепостным правом. Этот бесподобный орган печати, далеко оставивший за собою крепостническую «Весть», ничтоже сумняся, заявлял, что крестьяне как новейшие бесправные плоты обязаны, в силу ст. 61 Полож. о земск. начал., беспрекословно исполнять даже незаконные требования земских начальников, что приводит к упразднению закона по изволению земского начальника. Когда стали оглашаться случаи избиения земским начальником в камере просителя или нанесения ран помощью знака земского начальника, для защиты этого института выдвинута была «Гражданином» чрезвычайно оригинальная доктрина, действительно отзывающаяся временами архаическими. Ссылаясь на апокрифический пример св. Николая, заушившего Ария на первом вселенском соборе, «Гражданин»[55] стал доказывать, что «порядочный» человек в должности земского начальника имеет право безнаказанно драться с просителями, и сильно нападал на своего единомышленника, на «Московские Ведомости» за то, что те еще не вполне усвоили эту достохвальную точку зрения, действительно переносящую ко временам Артаксеркса[56].

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*