Жозеф-Франсуа Мишо - История Крестовых походов
Иерусалим был взят в пятницу 15 июля 1099 года в три часа пополудни, в день и час крестной смерти Спасителя. Казалось, сам этот факт должен был побудить христиан к милосердию. Но вышло иначе.
Раздраженные своими невзгодами и упорным сопротивлением мусульман, возмущенные их грязной руганью и поношениями христианской веры, затаившие с начала похода чувство мести к осквернителям Священного города, крестоносцы не знали жалости или великодушия. Страшная резня ознаменовала первые часы и дни после взятия Иерусалима. Сарацин кололи на улицах, в домах, в храмах, сбрасывали со стен и башен, не щадя ни женщин, ни детей. Город наполнился стонами и воплями жертв; мстители носились по улицам, попирая трупы ногами, обагренными кровью, и выискивали, где могли укрыться ищущие спасения. По словам историка, число жертв, заколотых мечом, намного превзошло число победителей.
Краткий перерыв в убийствах обозначило благочестие. Местные христиане, освобожденные крестоносцами, окружили своих спасителей ласками и заботой, делились с ними запасами продовольствия, совместно возносили горячие молитвы Господу. На какое-то время Петр Пустынник вновь стал главным героем. Вспомнили, что именно он пять лет назад обещал вооружить Запад ради освобождения Иерусалима и сдержал свое слово. Готфрид Бульонский первым из князей подал пример благочестия. Безоружный и босой, направился он в церковь Гроба Господня; за ним, скинув окровавленные одежды, последовали другие, наполняя храм рыданиями и покаянными молитвами, обнаруживая столь сильную и горячую набожность, что трудно было поверить, будто именно эти люди несколько часов назад топили город в крови стариков и младенцев. Впрочем, эти странные контрасты обычны для эпопеи Крестовых походов – мы видели их раньше, увидим и потом. Некоторые писатели пытались найти в них предлог для порицания христианской веры; другие, не менее пристрастные, стремились их обелить и извинить; но и то и другое одинаково ущербно – беспристрастный историк довольствуется одной лишь констатацией и молча плачет над слабостями людскими...
Набожная ревность христиан лишь отсрочила новые кровавые сцены. Хотя уже было убито великое множество сарацин, значительное число их все же осталось. Это были преимущественно богатые люди, прибегнувшие к защите вождей за обещание щедрого выкупа. Для решения вопроса был собран совет. Большинство его членов высказались однозначно. Освободить мусульман, пусть за выкуп, значило освободить врагов, с которыми в дальнейшем придется сражаться; держать же их в плену – слишком большая и ненужная роскошь, тем более имея в перспективе приближение египетской армии. Вывод один: смерть для всех мусульман, оставшихся в городе. Таков был единодушный приговор. И он был приведен в исполнение. Воздержимся от описания этой бесчеловечной кровавой акции. Заметим лишь, что те, очень немногие из вождей, как, например, Танкред, кто не разделял этого общего бешенства, были не в силах что-либо предпринять. Лишь горсть мусульман, укрывшаяся в храме Давида, спаслась от смерти: Раймунд Тулузский, соблазненный огромным выкупом, принял их капитуляцию. Граф был достаточно авторитетен, чтобы провести в жизнь свое единоличное решение; но поступок его был всеми осужден, причем, разумеется, Раймунда упрекали не за великодушие, а за скупость.
Убийства продолжались целую неделю. Те из мусульман, кто сумел все же укрыться на это время, были пощажены и обращены в рабов для услуг армии. Как восточные, так и западные историки насчитывают более семидесяти тысяч жертв этих репрессий. Не было помилования и евреям; они тщетно пытались укрыться в синагоге и были заживо сожжены вместе с нею.
Покончив с местью, крестоносцы занялись дележом добычи. Согласно принятому решению, каждый воин стал хозяином дома, куда первым зашел. Из захваченных сокровищ одна доля была выделена для Церкви, остальное поделили вожди. Танкреду, например, достались такие богатства, что понадобилось шесть телег, чтобы их вывезти. Правда, часть полученного он вынужден был отдать Готфриду, у которого состоял на службе, а часть распределил в виде щедрой милостыни.
Но больше всех сокровищ поразил завоевателей Животворящий Крест, в свое время похищенный персидским царем Хосровом и возвращенный императором Ираклием. Этот Крест христиане Иерусалима тщательно прятали во время господства мусульман. Теперь он вызвал всеобщий восторг. По выражению современника, «этот Крест восхитил христиан столько же, как если бы на нем висело самое тело Иисуса Христа».
Через десять дней после победы крестоносцы занялись восстановлением трона Давида и Соломона и возведением на него вождя, который был бы способен сохранить и защитить завоевание, доставшееся ценою такой крови. По положению, на иерусалимский трон могли претендовать Готфрид, Роберт Фландрский, Роберт Нормандский, Раймунд Тулузский и Танкред. Роберт Фландрский, первым высказавшийся на совете князей, отклонил эту честь, поскольку решил возвратиться в Европу. Герцог Нормандский всегда выказывал больше мужества, чем честолюбия; пренебрегши в свое время королевством Английским, он тем менее соблазнился королевством Иерусалимским. Граф Тулузский возвращаться в Европу не собирался; но его властный характер и алчность отвращали от него армию, и христиане не желали видеть его повелителем и государем. Танкред, как ясно из всего предыдущего, стремился только к военной славе и титул рыцаря ставил гораздо выше, чем титул царя. Оставался Готфрид Бульонский, чьи доблесть, человеколюбие, набожность и физическая сила вызывали уважение всех крестоносцев. Его кандидатура, обсужденная на совете, была всесторонне рассмотрена и утверждена к удовольствию всей армии. Однако Готфрид отказался от короны и знаков королевского достоинства, говоря, что никогда не примет золотого венца в том городе, где на Спасителя был Возложен венец терновый. Он удовольствовался скромным титулом «защитника Гроба Господня».
Вслед за гражданской властью новое королевство должно было получить и власть духовную. Но епископами городов, подчинившихся латинской церкви, были выбраны в большинстве люди ловкие и пронырливые, мало достойные этого сана. Патриарх Симон, в свое время вместе с Петром Пустынником призывавший воинов с Запада и во время осады Иерусалима присылавший с Кипра продовольствие крестоносцам, не показался им, однако, достойным этого сана. К счастью своему, он умер в разгар предвыборной борьбы, и его место занял личный капеллан герцога Нормандского, некий Арнульф, человек отнюдь не отличавшийся безукоризненной нравственностью. Первым актом его новой духовной власти была попытка оспорить у Танкреда долю его богатств, в чем он отчасти и преуспел.
Между тем весть о завоевании Иерусалима разнеслась по всем близлежащим землям. В церквах, восстановленных крестоносцами, служили благодарственные молебны; толпы паломников из Антиохии, Эдессы, Тарса и более отдаленных мест спешили на поклонение Святому Кресту, некоторые из них оставались в Иерусалиме на жительство. Что же касается сарацин, то у них царили уныние и печаль. Багдадский кади вырвал себе бороду на глазах халифа; весь диван рыдал при этом зрелище и проклинал христиан. Вместе с тем победы крестоносцев привели к усилению моральной консолидации мусульман. Распавшаяся империя Сельджукидов давно уже превратилась в скопище эмиратов, враждовавших друг с другом. Но падение Иерусалима заставило всех эмиров объединиться. Забыв прежнюю вражду к халифу Египта, турки были готовы действовать с ним совместно, и целые их толпы присоединились к египетской армии, запоздало шедшей к Иерусалиму.
Эта армия была необычной. Руководил ею эмир Афдал, некогда отвоевавший Иерусалим у турок и не желавший примириться с победой крестоносцев. Свои военные силы Афдал собирал по частям. Его полки пришли с берегов Тигра, Нила и Красного моря, а иные даже из глубин Эфиопии. Из Александрии и Дамиетты направился флот, груженный всевозможными запасами и осадными орудиями. Отправляясь в поход, Афдал дал клятву халифу положить предел завоеваниям крестоносцев и, срыв до основания Голгофу, уничтожить Святой Гроб и остальные памятники, чтимые христианами.
В Иерусалиме обо всем этом стало известно, когда египетская армия прибыла в Газу. Обеспокоенный Готфрид призвал других вождей немедленно присоединиться к нему и идти навстречу сарацинам. Танкред, граф Фландрский и некоторые другие князья подчинились приказу. Герцог Нормандский и граф Тулузский поначалу уклонились, и только мольбы христиан Иерусалима заставили их последовать за войском Готфрида. С ними пошли все жители города, способные владеть оружием.
Крестоносцы объединились в Рамле. Оттуда они направились к югу вдоль побережья и остановились у ручья Сорека на равнине, лежавшей между Яффой и Аскалоном. Узнав от захваченного лазутчика, что неприятель стоит в трех милях и собирается напасть, рыцари, в свою очередь, стали готовиться к битве. Ночь на 14 августа, в канун Успения Богородицы, они провели под оружием, и рано утром был дан сигнал к бою. Патриарх Арнульф пронес перед рядами Древо Животворящего Креста, герольды развернули знамена, и армия ринулась вперед. На широком поле перед Аскалоном ее поджидали сарацины.
