Норман Стоун - Первая мировая война. Краткая история
Здесь у него было больше шансов, поскольку западные державы рассеяли свои силы между Галлиполи и Францией. На фронте во Франции все замерло. На карте германские позиции казались слабыми: они выгнулись огромным выступом за Нуайон, находившийся всего в пятидесяти милях от Парижа, что постоянно смаковалось столичными французскими газетами. Генералы, падкие на паблисити, гипнотизировали себя и других мечтами об освобождении нации. Британские добровольцы миллионами покидали скуку городов, предвкушая гламурную солдатскую жизнь. Выступы особенно уязвимы для фланговых ударов: в Артуа на северном крыле, где стояли Британские экспедиционные силы, и в Шампани на южном крыле восточнее Парижа. Если британцам и французам удастся совершить прорыв на этих участках, то в бреши можно будет пустить конницу и даже окружить немцев в центральной части выступа. Это была фантазия постаревших генералов, обладавших лишь опытом кавалерийских наскоков в южноафриканских вельдах или песках Марокко, но грезящих о славе. Как все происходило на самом деле, описано в классических военных мемуарах Роберта Грейвса «Прощай все это». Грейвс, человек своего времени, горел романтическим патриотизмом, когда уходил добровольцем из Чартерхауса[6]. Офицеры в его полку любили чинопочитание, они носили мешковатые шорты, будто находились в Индии; полковникам нравилось унижать «уортов», младших офицеров, даже если они прежде были состоятельными и преуспевающими людьми. Немногие командиры отличались живостью ума, а некоторые оказались просто недоумками.
Первую попытку прорыва Британские экспедиционные силы предприняли 10 апреля у деревни под названием Нев-Шапель. На ранней стадии войны линии траншей были еще несовершенными, и британцы подтянули достаточное количество орудий, чтобы смять передовые позиции противника. А что дальше? Немцы подвезли резервы на поездах на другую линию обороны, а британские резервы шли пешком с ношей по шестьдесят фунтов на каждого солдата — вес хорошего дорожного чемодана. Прискакала конница и запрудила дороги. Орудия не успели пристреляться по новым германским позициям, а пехота уже выдохлась. Последующие атаки захлебнулись. Все это повторилось в мае. Однако добровольцы продолжали толпами прибывать, и на сентябрь запланировали новое, более масштабное наступление совместно с французами. При Лосе, шахтерском городе, британцы даже применили газ, но, как описал этот эпизод Грейвс, эксперимент закончился полным фиаско. Типичный британский ляпсус, о таких накладках хорошо помнят солдаты и той, и другой войн. Газ надо было выпускать из цилиндров. Но гаечные ключи оказались не того размера. Учителя химии ничего не знали об отравляющих газах и ненавидели дело, которое им поручили, а военные командиры выражали недовольство учителями химии. Подул не тот ветер, но цилиндры все-таки открыли, и газовое облако двинулось на британцев. Маленький городок Лос был взят, однако две резервные дивизии остались далеко позади и теперь спешно двигались по дощатым настилам коммуникационных траншей или по дорогам, забитым грузовиками, орудиями и долгожданной конницей, появившейся слишком поздно и обреченной на истребление, которое и случилось через пару дней. По крайней мере вся эта катавасия привела к одному позитивному результату: к смене командования. Сэр Джон Френч себя дискредитировал, и его заменил сэр Дуглас Хейг, пользовавшийся благосклонностью короля и неплохо проявивший себя в 1914 году. Французы в Шампани действовали успешнее. Двадцать пятого сентября, пользуясь огневым превосходством и слабостью германской обороны, они совершили прорыв, захватив двести орудий — солидный трофей. Подтягивались резервы, чтобы развить успех, но дали о себе знать старые проблемы: германские резервы прибыли по железной дороге, надо провести разведку новой линии обороны противника; поля сражения изрыты снарядами; воронки до краев заполнены водой и трупами. Жизненные силы Франции иссякали.
4
Иссякали жизненные силы и Габсбургской империи, хотя ее потери состояли больше из пленных, нежели из убитых и раненных в боях. В начале 1915 года армия сосредоточилась в Карпатах, надеясь удержать различные перевалы. Однако крепость Перемышль при отступлении осталась позади, и в ней засели сто двадцать тысяч человек с запасами продовольствия до конца марта. Развивайся события так же, как и везде, крепость пала бы под обстрелом тяжелой артиллерии подобно Льежу и другим цитаделям, хотя у русских не было для этого достаточно орудий. «Бастион на реке Сан», по определению пропаганды, стоял, на нем держался престиж Австро-Венгрии; если он рухнет, то рухнет и моральный дух, и не исключено, появятся новые потенциальные и реальные противники. Элементарная ошибка в стратегии — полагаться на фортификации: врагу будут известны все ваши вероятные действия. Русские теперь знали, что австрийцы предпримут попытки освободить крепость со стороны Карпат: там даже располагалась небольшая германская армия — Sudarmee. С 23 января до середины марта австрийцы действительно осуществили три атаки в горах, что даже австрийские официальные историки, чье доброжелательное отношение к Конраду заставляло их скрывать истину, назвали «безрассудной жестокостью». Целые подразделения замерзали до смерти; снаряды либо тонули в снегу, либо отскакивали ото льда; винтовки приходилось греть на кострах. Австрия принесла в жертву восемьсот тысяч человек, три четверти — из-за болезней; дезертирство превратилось в серьезную проблему. Возникли сомнения в лояльности славянских войск, русинов (австрийских украинцев) и чехов в особенности. Один пражский полк даже был распущен.
Удачнее воевали немцы. Гинденбург в ноябре 1914 года стал «главнокомандующим на Востоке» (сокращенно Oberost). Численность его войск удвоилась (с первоначальных двадцати дивизий). Теперь постоянные стычки возникали между Людендорфом и Фалькенгайном, недовольным его популярностью и слишком амбициозными планами. Чрезвычайное положение Австро-Венгрии заставило Фалькенгайна направить четыре новых армейских корпуса на русский фронт, и они в начале февраля атаковали русские войска от прусской границы в юго-восточном направлении; операция получила название «Зимнее сражение в Мазурии». Наступая в глубоком снегу, немцы продемонстрировали виртуозное военное искусство. Одна русская армия была застигнута врасплох, когда сама готовилась к атаке. С командующим другой русской армией, семидесятилетним стариком, случился нервный срыв, и он сбежал в крепость Ковно (его осудили на пятнадцать лет каторги)[7]. Еще один русский корпус попал в ловушку в лесах по схеме Танненберга, но в меньших масштабах. Затем происходил обмен атаками на границе Польши и Восточной Пруссии, доказавший правоту Фалькенгайна: планы Людендорфа были чересчур амбициозные. Потери немцев не стоили достигнутых целей. Так или иначе, Австро-Венгрия нуждалась в экстренной помощи. 22 марта Перемышль капитулировал. Русские войска освободились для наступления через карпатские перевалы на великую равнину Венгрии; создавалась угроза и для Будапешта. В начале апреля, на Пасху, германская армия, Beskidenkorps, под командованием одного из самых компетентных генералов, Георга фон дер Марвица, ликвидировала угрозу, но было ясно, что ситуация вновь обострится, если не принять более существенных мер.
5
Над Австро-Венгрией нависла и другая угроза, смертельная, как все считали: вероятность вступления в войну Италии. Сможет ли империя сражаться сразу на три фронта и даже на четыре, если вдруг ввяжется и Румыния? Оба государства образовались недавно, национальное единение еще не завершилось, в Габсбургской империи проживало множество итальянцев и румын. В Италии дела обстояли получше, она с интересом посматривала на земли южных славян за Адриатикой, средиземноморские владения Турции, и ей был нужен дешевый кредит в размере пятидесяти миллионов фунтов. Итальянцы боялись Германии, но чрезвычайность положения Австро-Венгрии и высадка союзников на Галлипольском полуострове сделали свое дело, и Италия 26 апреля подписала с союзниками Лондонский договор, гарантирующий ее вступление в войну. Решение о войне без особого энтузиазма было одобрено парламентом, и 23 мая итальянский посол передал его Вене. В теории Австро-Венгрии мог прийти конец, если бы не географический фактор. Граница между Австро-Венгрией и Италией в основном проходит по горам, равнина занимает всего двадцать миль, к северо-западу от порта Триест, на который и нацелились итальянцы. Однако это был karst, карстовое плато, сложенное из известняка, где ничего не растет и невозможно рыть окопы. Даже наспех собранных сил австрийцам хватило для того, чтобы отбить первые атаки. Итальянское вмешательство не поставило на колени Австро-Венгрию, но высветило новый компонент войны — славянский, и пражский полк со временем был возрожден, потому что его солдаты доблестно проявили себя на итальянском фронте. Кроме того, вступление Италии в войну позволило Фалькенгайну добиться самых значительных успехов в своей полководческой карьере — на Восточном фронте.
