Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 5
Председатель. — Вы не отрицаете того, что интерес крестьян — «земля», не правда ли? Появляется политическая группа, или Дума, которая выдвигает лозунг «земля».
Крыжановский. — Я думаю, это интерес всех.
Председатель. — Является представительство того слоя, в интересах которого — «земля», и оно присоединяется к этому лозунгу. Как не предубежденный политически государственный работник делает отсюда вывод о бессознательности примыкающих?
Крыжановский. — Это присоединение, конечно, совершенно сознательное; но сознательно или бессознательно все остальное, что вы с лозунгом связываете, было принято, я не знаю.
Председатель. — Вы знаете, что это бессознательно?
Крыжановский. — Нет, я не знаю.
Председатель.— По крайней мере, вы утверждали, что, опыт первой Думы показал бессознательность и недостаточную подготовку крестьянства.
Крыжановский. — По крайней мере, впечатление, произведенное первою Думою, не было впечатлением от политического собрания. Достаточно сослаться на мнение иностранцев, видевших эту Думу.
Председатель. — Простите, нам нечего ссылаться на иностранцев, которые знают Россию меньше, чем мы. Мы должны больше знать Россию. И если для нас, знающих Россию, подтверждением бессознательности и неподготовленности крестьян является недолговременная жизнь первой Думы, то я ставлю вопрос: нет ли тут ошибки?
Крыжановский. — Я не разделял той точки зрения разрешения земельного вопроса, которая была выдвинута тогда. Я лично считаю, что земля есть достояние всех, что интерес каждого члена государства — земля. Земля есть общая собственность для нас всех. Я — не защитник частного землевладения. Я считаю, что общий интерес для нас заключается в том, что земля должна хорошо обрабатываться. Поэтому я полагаю, что, по условиям данного момента, землевладение этой идее должно соответствовать. Землю должен иметь не только всякий, кто желает ее ковырять, но тот, кто сумеет наилучшим способом обработать ее. Если это сумеет сделать община — дайте общине, если мелкое землевладение — дайте мелкому землевладению, если среднее — дайте среднему. У меня земли никогда не было. Мой интерес в этом деле только тот, чтобы продукт земли поступал с мест возможно обильнее и возможно дешевле. Вот разрешение Земельного вопроса, которое правильно.
Председатель. — Мы отклонились несколько в сторону. Скажите, что заставило вас, жившего русской действительностью того времени, при составлении этих проектов, смотреть на события октября 1905 года, как на оперетку? Вы пишете здесь: «началась забастовка на железных дорогах и пр.… Все это было одной лишь опереткой, поражавшей воображение своей новизной»… Дальше вы говорите о том, что… «трусливый, совершенно не знавший Россию человек», стоявший тогда во главе правительства, гр. Витте, «эту оперетку принял за серьезное явление и издал манифест 17 октября».
Крыжановский. — Это будет история издания манифеста 17 октября. Я видел только полную растерянность правительства гр. Витте перед тем явлением, с которым борется правительство нынешнего времени, перед общественной анархией и разрухой, которые охватили Петроград, если вы изволили видеть, гораздо больше, чем теперь; мы видели полный паралич власти, которая не обеспечивала гражданину ни права, ни свободы, ничего. Мы жили во тьме, бродили без пищи. Были в положении чрезвычайно новом, но совершенно нестерпимом. Я не знаю действительного внутреннего содержания гр. Витте, не знаю, к чему он стремился, я был слишком далек; но он склонен был всегда к эффектным шагам и был страшно изумлен, когда из его действий, направленных к успокоению, не вышло должных результатов. Вот какая мысль выражена в моей записке.
Председатель. — Вы говорите здесь об испуге гр. Витте, об испуге великого князя Николая Николаевича, который боялся покушения на его жизнь.
Крыжановский. — Слухи такие ходили.
Председатель. — Эти слухи испугали государя, и результатом всеобщего испуга было, по вашему мнению, издание манифеста 17 октября?
Крыжановский. — Это объясняется малой связностью действий правительства, которое кидалось из одной крайности в другую.
Председатель. — Кого вы называете на следующей странице ваших записок дорогим покойником, на выносе которого повеяло странною, малопонятною грустью?
Крыжановский. — Быть может, вы прочтете мне, так я не помню.
Председатель. — Вы описываете впечатления: «От Витте я поехал к Булыгину и на Царицыном лугу встретил первых демонстрантов, кричавших что-то про Белого царя. Было два часа ночи. Булыгин ничего не знал официально о последовавших переменах и лишь, по моем прибытии, ему принесли из редакции «Правительственного Вестника» черновой оттиск доставленного туда для обнародования манифеста 17 октября. Булыгин спокойно негодовал. Открывалась новая глава русской истории и какой-то странной и малопонятной повеяло грустью. Словно дорогого покойника выносили. Веяло космополитизмом и, казалось, уходила вглубь веков святая Русь».
Крыжановский. — Видите, по убеждениям, я всегда был националистом. Я принадлежу к племени, которое создало Россию, и я дорожу своею принадлежностью к этому племени России. В то время вокруг Витте были всевозможные веяния, к национальности русской не имевшие отношения. Общее впечатление получалось смутное: что-то будет и каким дальнейшим путем пойдет Россия; будет ли развитие национальное или развитие какое-нибудь другое, в какие руки перейдет дальнейшее устроение государственной жизни? Создавалась неопределенность, создавалось то впечатление, о котором вы изволили прочесть, малопонятное.
Председатель. — Повидимому, надо понимать, что вы и учреждение Государственной Думы считали явлением космополитическим, чуждым глуби веков?
Крыжановский. — Нет, нет. Учреждение Государственной Думы предшествовало этому моменту, этого чувства не могло быть. Когда я говорил о космополитизме, я имел в виду то отклонение от нормальной жизни и нормальных корней, которое выразилось в призыве к власти других национальностей. Это чувство, как вы изволили сказать, было малопонятное. Мало ли какое смутное ощущение бывает у людей, пишущих записки под впечатлением! Дума же создана была раньше, не об этом могла быть речь. Будущего тогда никто не знал.
Председатель. — Вы приписываете введение избирательного закона 11 декабря 1905 года, закона, близкого к всеобщей подаче голосов, влиянию либеральных московских бар: Трубецкого, Гучкова, Шипова и Муромцева, склонных щегольнуть крайними взглядами там, где они не задевают их собственной шкуры. Вам не представляется, что причины издания этого закона лежали несколько глубже, в тех событиях, которые переживала тогда Россия и которые уже в декабре, как будто, совсем потеряли опереточный характер?
Крыжановский. — Я видел то безответственное влияние, которое производилось на гр. Витте людьми, не ответственными за действия правительства, подававшими разнообразные советы с феерической быстротой, заставлявшими бросаться внезапно из одной крайности в другую. В это время гр. Витте приступил к изменению избирательного закона. Он вызвал меня вечером 17-го и выразил желание, чтобы закон был расширен. Он сказал, что это более, чем нужно. Затем приходили разные лица, которые предлагали все новое, новое, новое, новое. Совершенно сбили гр. Витте с толку. Он не знал, куда кидаться. В продолжение получасового разговора каких только ни выдвигалось предположений, начиная от некоторого расширения цензового вплоть до безграничного! Тогда бог знает какие, чисто юмористические, системы предлагались; предполагалось по профессиям, предполагалось, что цензом является занятие отца. Кажется, это кн. Оболенский выдвигал. Целый хаос выдвигался самых разнообразных предложений; притом, выдвигался лицами совершенно безответственными, которые затем никогда гр. Витте не поддержали. Я вам должен сказать, что такие противоречивые советы не могли не вызвать с моей стороны несколько удивленного отношения; в начале заседания предлагают ограничения ценза, через полчаса набавляют и совершенно распыляются в неясных представлениях.
Председатель. — Скажите, что вам известно об истории вмешательства правительства в выборы?
Крыжановский. — Сколько я помню, впервые этот вопрос возник при Дурново, когда шли первые выборы. Была какая-то переписка у него с гр. Витте.
Председатель. — Позвольте попросить вас установить следующее: вы, может быть, изволите помнить, что по началу, провозглашенному Булыгиным, правительство в выборы не вмешивалось?
