Марлис Штайнер - Гитлер
Если законы, касающиеся людей с наследственными заболеваниями, встретили благожелательную реакцию психиатрических ассоциаций, то ученым, занимавшимся расовой проблематикой, пришлось столкнуться с немалыми трудностями при определении этого понятия и разработке его таксономии. Самым простым признаком оставался, разумеется, цвет кожи, и «черная раса» стала первой жертвой нацистов: «рейнские ублюдки» (дети, рожденные от черных отцов, служивших в африканских частях французских войск в годы оккупации Рейнской области и Рура, и немецких матерей) были подвергнуты стерилизации.
Законы, запрещающие евреям занимать государственные должности и накладывающие ограничения на другие виды деятельности (медицина, адвокатура), вызвали критические замечания со стороны части населения, однако были с удовлетворением встречены теми, кто извлек из них выгоду. Так называемые Нюрнбергские законы 1935 года в общем и целом получили одобрение ученых и большинства населения. Закон об «охране чистоты крови и немецкой чести» запрещал браки и сексуальные отношения между «евреями» и «арийцами»; этот же закон проводил различие между «немцами» и другими «родственными расами». Еще более жесткая дискриминация провозглашалась законом о гражданстве, разделившим граждан государства от граждан рейха: в первую категорию вошли «граждане немецкой крови или родственной расы, доказавшие своим поведением, что обладают желанием и способностью верно служить и защищать немецкие народ и рейх»; этот вид гражданства мог быть отобран в любую минуту. Только граждане рейха пользовались всей полнотой гражданских прав; граждане государства могли быть подвергнуты любым видам дискриминации и лишений.
Эти первые «рациональные» законодательные меры против «нежелательных элементов» Третьего рейха – как немцев, запятнанных наследственными или социальными дефектами, так и представителей «низших рас» – должны были выдавить их из национального сообщества. Их следует понимать как первые проявления «рационального» расизма, о котором говорил Гитлер в своем первом тексте, посвященном антисемитизму.
Первый бойкот против евреев, организованный 1 апреля 1933 года, был заранее спланированной акцией. С одной стороны, речь шла о том, чтобы разубедить зарубежные страны предпринимать какие-либо санкции против Германии (евреи представляли собой нечто вроде заложников), а с другой – о том, чтобы успокоить наиболее экстремистские элементы, способные повредить имиджу партии.
Сообщение о принятии расистских законов на Нюрнбергском съезде 1935 года преследовало те же цели. Соответствующие тексты были написаны за много месяцев до того с помощью сотрудников разных министерств. Их окончательную доработку пришлось ускорить, потому что Гитлер решил озвучить их в Нюрнберге вместо того, чтобы выступить с заявлением о внешней политике в Абиссинии. Он лично вмешался в применение закона «о метисах», стараясь слегка умерить пыл некоторых партийных радикалов, одновременно оставляя возможность для будущих изменений, например «в случае войны на несколько фронтов». В целом его вмешательство слегка сгладило слишком явные злоупотребления – и не случайно, потому что это было время, когда Германия чувствовала свою уязвимость перед другими странами. С особенной очевидностью это проявилось во время убийства Вильгельма Густлоффа – главы немецкой ассоциации за рубежом – 4 февраля 1936 года в Давосе (Швейцария) югославским студентом еврейского происхождения. До повторной оккупации Рейнской области оставалось несколько недель, до начала Олимпийских игр – несколько месяцев, и Гитлер не хотел осложнений с зарубежными странами. В качестве репрессивной меры он одобрил лишь специальный налог, взимаемый ежегодно и нацеленный на то, чтобы подтолкнуть евреев к эмиграции. 29 апреля 1937 года, выступая с речью в замке Фогельсанг, он предостерег партийных радикалов: не следует требовать применения не слишком тщательно продуманных мер. Заодно, пользуясь случаем, он подтвердил свою репутацию политического и идеологического вождя.
До осени 1938 года его антисемитская политика отвечала ожиданиям консерваторов. Те, кто принадлежал к «бывшим правым», терпимо относились к ассимилированным евреям (в частности, получившим дворянство или участвовавшим в войне), однако остальных считали «восточными евреями», от которых нужно избавиться. Экстремисты и «новые правые» активисты требовали борьбы со всеми евреями как таковыми; в лучшем случае они предлагали применение к евреям особого закона. Именно такой была позиция Гитлера.
В 1933–1938 годы фюрер постоянно демонстрировал озабоченность еврейским вопросом. Мы уже упоминали, что в апреле 1933 года он выступал по поводу бойкота; затем он принял участие в дискуссии по поводу исключения еврейских адвокатов – Гинденбург потребовал, чтобы в законе были предусмотрены исключения для бывших фронтовиков. Гитлер согласился, но только для тех евреев, которые сражались на фронте, а не служили интендантами или членами военно-полевых судов. Очевидно, он слишком хорошо помнил свою неприязнь к тыловым крысам, которая одолевала его во время увольнительных.
Наряду с мерами по «очищению» и сегрегации, нацисты всячески подталкивали евреев к эмиграции. На первый взгляд это противоречило их практике превращения евреев в заложников, как это было проделано во время бойкота 1933 года или изложено в меморандуме Гитлера по поводу Четырехлетнего плана. Однако он не находил в этом ничего странного: следовало разделять внутреннюю и внешнюю политику. В целях первой «заложники» могли сослужить хорошую службу; в целях второй необходимо было выступать арбитром между консерваторами и радикалами.
Судя по сохранившимся документам (значительная их часть утрачена) Гитлер поощрял еврейскую эмиграцию вплоть до 1941 года. Его видимая непоследовательность и склонность к колебаниям заставили многих историков прийти к убеждению, что у фюрера отсутствовал конкретный план – если только его не терзали внутренние сомнения, вынуждавшие метаться между мстительностью и решительностью. Между тем его стремление выдавить евреев из немецкого общества и изгнать их из Третьего рейха вполне очевидно. Министры внутренних дел (Фрик и Гиммлер), экономики (Шахт, Функ) и иностранных дел (Нойрат) активно поддерживали еврейскую эмиграцию, в частности в Палестину под британским управлением – это было одно из немногих мест, где им не составляло особенного труда устроиться. Начиная с 1934 года гестапо и СД (отдел II/112-3, руководимый Адольфом Эйхманом) контролировали все еврейские организации, включая сионистское движение, таким образом участвуя в проведении этой политики.
В августе 1933 года было заключено «соглашение Хаавара» с представителями сионизма. Оно позволяло евреям эмигрировать в Палестину и перевести туда свои авуары в обмен на экспорт немецких товаров. Благодаря этому документу 60 тыс. евреев в 1933–1939 годах выехали в Палестину, однако потеряв большую часть своего имущества.
В ноябре 1936 года в результате арабского мятежа в Лондоне собралась комиссия для изучения палестинской проблемы. Проделанная ею работа заставила отдел «Д» немецкого министерства иностранных дел, руководимый заместителем государственного секретаря Лютером, усомниться в пользе создания еврейского государства: «Как Москва служит центром управления Коминтерном, так и Иерусалим станет центром управления международной еврейской организации». Представители НСДАП и других министерств отказались поддержать будущее независимое еврейское государство; некоторые из них сравнивали его с Ватиканом. Через три недели после публикации доклада лондонской комиссии, 29 июля 1937 года, в Берлине собралась межминистерская конференция, в которой приняли участие представители ведомств Гесса, Розенберга, Рейхсбанка, а также министерств – внутренних дел, иностранных дел и экономики. Министр экономики, выступая с докладом, сообщил присутствующим мнение фюрера, который считал, что незачем заниматься обустройством земли для евреев. После этого заседания в соглашение Хаавара были внесены некоторые изменения в пользу арабов и палестинских немцев. В Берлине гораздо большее беспокойство вызывало снижение темпов еврейской эмиграции, чем проблемы создания еврейского государства. 30 ноября 1937 года Геббельс лаконично отмечал, что евреи должны покинуть Европу.
Аншлюс (1938) ускорил ход событий. Эйхман направился в Вену, где с помощью «центрального отдела» еще до ноября организовал вынужденный отъезд 50 тыс. евреев. Эта цифра превосходила размеры еврейской эмиграции из Германии за весь предыдущий год. «Успех» вдохновил активистов НСДАП, и они удвоили усилия. 11 июня 1938 года Геббельс вызвал к себе 300 офицеров берлинской полиции, чтобы, по его собственному выражению, «натравить» их на евреев. Он призвал их отбросить всякую «сентиментальность»: «Наш лозунг: не законы, а крючкотворство. Евреи должны покинуть Берлин». 19 июня он с удовлетворением отмечал, что префект городской полиции Гелльдорф со рвением принялся исполнять его наказ; ему помогали члены партии; Берлин «освобождался» от евреев. Некоторое время спустя Гелльдорф задумал создать в столице еврейское гетто, переложив расходы по его содержанию на богатых евреев. 6 июля во время встречи с Геббельсом в отеле «Кайзерхоф» Риббентроп, коротко обрисовав направление немецкой дипломатии, высказал опасения по поводу последствий обращения с евреями. И Геббельс пообещал, что отныне будет вести себя осторожнее: «Однако принцип остается неизменным, и Берлин будет очищен от них». Одновременно он сообщил, что в мире готовится широкомасштабная антисемитская пропагандистская кампания. Принятие расистских мер в Италии летом 1938 года принесло ему огромное удовлетворение. До сих пор Муссолини, который, по его мнению, в душе был антисемитом, удерживался от конкретных действий: «Но теперь мы с ним союзники».
