Сергей Марков - Земной круг
Миллер на Вшивой горке снова вскрывал огромный пакет с драгоценными дарами Шмалевых, вынимая оттуда пачки бумаг и большую карту Восточной Сибири.
В 1775 году Г. Ф. Миллеру было поручено написать «Историю российского мореплавания к острову Шпицбергену, Северному полюсу и Америке».
В следующем году он получил новые «журналы» Шмалевых и их письма на двадцати восьми листах.
В том же году таинственный «I. L. S. ***», укрывшись за этими тремя буквами и звездочками, выпустил в Гамбурге — Лейпциге книгу о русских открытиях в море между Азией и Америкой (в 1745–1770 годах).
Где там говорить о Шмалевых и других русских тружениках! Гамбургский писатель предпочел не указывать источников.
Вскоре выяснилось, что источники эти он получил от Миллера. Под буквами и тремя звездочками скрывался И. Л. Шульце — тот самый, что через год сделался членом Берлинской Академии.
Другой иноземец, так и оставшийся неизвестным, около 1776 года написал на французском языке мемуары о вновь найденных островах между Сибирью и Америкой. Он не только знал карту Синдта — Штелина, но имел самые последние сведения о русских открытиях[294].
В 1776 году возникла необходимость уточнить и исправить карту новых русских земель на Тихом океане. У Миллера были затребованы данные для этого.
Одновременно Петр Симон Паллас предъявил конференции Академии наук в Петербурге свой проект новых больших исследований. Они должны были охватить междуречье Печоры и Оби, низовья Енисея, былую «златокипящую» Мангазею, Нижнюю Тунгуску, Лену до ее устья и весь Вилюй.
«Путешествие на Камчатку, — писал Паллас, — продолженное с одной стороны Курильскими, а с другой стороны Алеутскими островами и примыкающими к Северной Америке, так называемыми, Лисьими островами, помимо своего чрезвычайного географического интереса, явилось бы для всех частей физики и натуральной истории самым важным из всех путешествий, которые можно было бы произвести в пределах обширной Российской империи…»[295].
Так писал знаменитый ученый, исследовавший просторы и недра Сибири и ревностно собиравший отчеты камчатских мореходов.
К числу трудов, которые П. С. Паллас не имел надобности скрывать, относится сбор сведений для Ж. Л. Бюффона.
В 1777 году этот знаменитый естествоиспытатель, при жизни увидевший воздвигнутый в честь его памятник, получил из Петербурга обзор русских походов в Тихом океане. Бюффон прочел эти страницы в тиши Королевского кабинета естественной истории и вскоре напечатал их в своем издании[296].
В 1777 году в Лондоне вышел первый том книги доктора Уильяма Робертсона «История Америки». В нем приводились заповедные русские данные о Новоприобретенных островах. Робертсон писал, что сам был в России и сумел добиться того, что перед ним были открыты двери государственных архивов. Есть сведения, что ему содействовал личный врач русской императрицы — Роджерсон, сумевший сыграть на самолюбии Екатерины Второй. Он внушил ей, что содержание в тайне отчетов Креницына и Левашева следует считать «несовместимым с благородными чувствами, величием души и покровительством науке…». Не нужно забывать, что красноречивый Роджерсон так распинался незадолго до похода Джемса Кука к берегам Северо-Западной Америки.
Екатерина Вторая приказала сделать для англичан перевод материалов Восточной экспедиции и перерисовать карту славного путешествия. Робертсон не сумел использовать всех драгоценных материалов и часть их отдал его преподобию Уильяму Коксу, о котором ниже придется рассказать подробно.
Возможно, в руках английских наблюдателей побывала и составленная в 1777 году «Карта новообысканным российскими промышленниками на Тихом океане дальним островам, на которых капитан Креницын… с капитан-лейтенантом Левашевым зимовали»[297].
Братья Шмалевы продолжали присылать Миллеру плоды своих наблюдений. На миллеровские полки с 1777 году легло еще десять пакетов с их письмами.
В то время Миллер писал сочинение о ледовых плаваниях Василия Чичагова.
Кокс, капеллан Черчилля
На Северо-Востоке все шло своим чередом. В Нижне-Камчатск, Большерецк и Охотск приходили корабли с Курил и Алеутских островов. Слюдяной маяк Чекавинской гавани по-прежнему светил, указывая дорогу с моря в просторный и глубокий речной лиман.
1778 год… Снова скрипело гусиное перо в руках Миллера.
«Плавания к американским островам дали столько новых открытий, что о них, на основании имеющихся у меня известий, можно было бы написать целые фолианты», — писал он в Берлин к советнику консистории Антону Фридриху Бюшингу.
Этот географ был давним другом Миллера. О нем мы еще ни разу не говорили. Бюшинг неплохо знал русские дела, ибо находился в Петербурге в 1748 и 1761–1765 годах. Во время последнего пребывания он был пастором лютеранской церкви.
С 1754 по 1761 год Бюшинг жил в Геттингене[298]. По удивительному совпадению после 1750 года в Геттингене появляются русские карты Северо-Востока и пограничных с Китаем областей, чертежи Маймачена и Кяхты, виды некоторых сибирских городов.
Если более поздние — конца XVIII века — русские документы были переправлены в Геттинген бароном Ашем, то откуда там появились карты и бумаги пятидесятых годов?
В 1775 и 1777 годах Бюшинг составлял карты обоих берегов Берингова пролива. Он внимательно следил за каждым шагом русских открывателей. Вот откуда прусский бурш Фридрих Сирин брал основу для своего плана исследования Северной Америки со стороны Анадыря!
В 1778 году у Миллера появился знатный гость из Англии. Это был тридцатилетний ученый священник Уильям Кокс, считавший своим призванием историю и путешествия.
Двадцатого августа 1778 года Кокс, лорд Герберт и капитан Флойд предъявили свои бумаги на русской заставе и двинулись по Смоленской дороге, через Вязьму и Дорогобуж, на Москву.
Вскоре Кокс разыскивал за Яузой дом Герарда Фридриха Миллера. На Вшивой горке гость осматривал архив и библиотеку российского историографа. Заветные «Портфели» были раскрыты перед Коксом. Он видел все списки с бумаг Левашева и Креницына, дело о большерецком бунте, «Примечание» Шмалевых и множество карт охотских, большерецких, нижне-камчатских, якутских, иркутских и иных составителей.
Миллер повез своего гостя в Китай-город, в старый узорчатый дом Государственного архива.
Глухо звенели железные полы, скрипели распахнутые двери: историограф показывал любознательному путешественнику сокровища этого хранилища.
Раздобыв у Миллера все, что было надо, Кокс укатил в Петербург, осмотрев по пути Тверь и Новгород. В столице он представлялся Екатерине Второй в присутствии английского посланника Джемса Гарриса, а затем был приглашен на праздник Семеновского полка.
В Петербурге Уильям Кокс тоже алчно рылся в архивах, помня о разрешении, данном Робертсону. Лондонский священник раздобыл известия о походах Ивана Синдта и Никиты Шалаурова вместе с картами. Он своими глазами видел подлинные отписки Семена Дежнева.
Материалы Восточной экспедиции перешли в руки «капеллана герцога Мальборо — Черчилля», как именовал себя Уильям Кокс[299].
Ни он, ни посланник Джемс Гаррис ничего не говорили Екатерине Второй о том, что Великобритания собирается сама делать на севере Тихого океана. Петербургский двор узнал обо всем этом с большим запозданием уже из третьих уст.
Корабли с полосатыми вымпелами
В то время, когда Кокс ходил по звонким полам русского архива, два корабля с полосатыми вымпелами на мачтах качались на высоких волнах в виду берегов Северо-Западной Америки.
Угрюмый, молчаливый человек маленького роста, стоявший на мостике корабля, приказал определить координаты и узнал, что находится под 44° северной широты. Верный своему королю Джемс Кук присвоил ближайшему заливу американского побережья имя Георга Третьего, но это название укорениться не смогло, так как индейцы всегда называли этот залив Нуткой.
Отсюда корабли двинулись к северу. Берег ушел из поля зрения мореплавателей и появился вновь только на 54° северной широты.
Сумрачный человек нетерпеливо рассматривал побережье, надеясь найти заветные ворота, за которыми лежит проход в Атлантический океан, но их не было.
Залив Принца Вильяма (Чугацкая губа) был замкнут снежными горами. Следующий за ним Кенайский залив мореплаватели приняли за большую реку. Ворот в Атлантику не было и здесь.
