Николай Кузнецов - Курсом к победе
Конференция и связанные с нею заботы отнимали у И.В. Сталина очень много времени. Тем не менее он успевал следить за положением на фронтах, принимать решения, связанные с боевыми действиями войск. В Кореиз, в Юсуповский дворец, приезжали командующие фронтами и армиями. Сталин беседовал с ними обычно в присутствии Антонова, у которого всегда под рукой оказывались карты с уже нанесенной обстановкой и с графическим изображением будущей операции.
За несколько часов до очередного заседания конференции Сталин собирал членов делегации, давал почти каждому определенное задание: изучить такой-то вопрос, то-то выяснить, с тем-то связаться. Чувствовалось, что он тщательно и всесторонне готовится к каждой встрече с главами союзных держав. Сталин обладал превосходной памятью и все же не полагался на нее. Еще и еще раз все проверял, просматривал документы, записи, выслушивал мнения членов делегации.
Он и других учил не полагаться на память. Я помню, он как-то спросил меня:
– А почему вы не записываете?
– Я запомню.
– Все запомнить невозможно. К тому же запись приучает к точности.
С тех пор я всегда имел при себе блокнот и карандаш.
Перед обсуждением вопроса о выделении американских кораблей по ленд-лизу для Тихоокеанского флота Сталин специально вызвал меня и спросил, готов ли я ответить на все вопросы, которые могут возникнуть по этому поводу за «круглым столом».
Поражало спокойствие Сталина. В самые жаркие моменты спора, когда Черчилль не мог усидеть на месте, Сталин оставался сдержанным и невозмутимым, говорил ровным голосом, как всегда взвешивая каждое слово. И выходил из спора победителем. Его железная логика сокрушала все хитросплетения оппонента.
В дни Крымской конференции Верховный Главнокомандующий обыкновенно заслушивал доклады генерала А.И. Антонова о положении на фронтах дважды в день – утром и вечером. У меня осталось впечатление, что утренний доклад был коротким, а вечером начальник Генерального штаба более обстоятельно излагал обстановку на фронтах и получал указания на следующий день.
Я постоянно жил в Ялте, где в доме отдыха Черноморского флота работала вся моя флотская группа во главе с вице-адмиралом С.Г. Кучеровым, но к 10 часам приезжал в Кореиз, в Юсуповский дворец, чтобы доложить обстановку на флотах А.И. Антонову.
Около 11 часов А.И. Антонов заканчивал подготовку к докладу. Но Верховный иногда нарушал этот срок, если был занят делами конференции.
Вечерний доклад, если не было приемов, начинался часов в 9–10 вечера и нередко затягивался, ибо решались вопросы и не относящиеся только к руководству фронтами. Два раза я присутствовал на этих докладах. Помнится, 8 февраля А.И. Антонов пригласил меня, когда собирался доложить Сталину результаты совещания с военными представителями союзников. Стоял вопрос о согласованных действиях авиации в районе Берлина. Было решено постоянного органа для этой цели не создавать, а проводить нужные консультации в Москве.
Уже в полночь Сталин пригласил нас на ужин, как иногда он делал и в Москве. Стол был накрыт в небольшой, но красивой, хорошо отделанной деревом комнате. Неожиданно И.В. Сталин проявил особый интерес к флотским вопросам. Решив текущие дела по западным фронтам, он, видимо, мысленно перенесся на Дальний Восток. Союзники (и особенно США) настаивали на скорейшем вступлении СССР в войну с Японией. Об этом шла речь на совещании глав союзных правительств. Тихоокеанский флот должен был принять участие в боевых действиях. Сталин спросил о состоянии и готовности флота. Я доложил о кораблях, находящихся в строю, и напомнил о судах, обещанных нам союзниками.
– Я это помню, – сказал Сталин. – Сегодня поговорю с Рузвельтом.
Мне неизвестно, какой у них состоялся разговор, но на следующий день мне сказали, что вопрос в принципе согласован и мне надлежит уточнить детали с Э. Кингом. Я не упустил случая, в тот же день встретился с американским адмиралом и передал ему список кораблей, которые желательно было нам получить. Кинг обещал немедленно ответить, как только вернется в Вашингтон.
Зато мы более подробно обсудили вопрос о том, где состоится передача кораблей. Кинг назвал бухту Коулд-бей на одном из Алеутских островов. Оспаривать этот пункт у меня не было оснований. Смущало лишь то, что место это было уж больно неуютным.
Адмирал Кинг сдержал слово. Из Вашингтона он прислал телеграмму, в которой говорилось, что мы получим от Соединенных Штатов фрегаты, тральщики, охотники за подводными лодками, торпедные катера и десантные суда, в общей сложности более 250 единиц. В преддверии боевых действий на море эти суда были очень кстати. Мы немедленно скомплектовали команды и направили их в Америку.
Я тогда и понятия не имел о том, что из себя представляет бухта Коулд-бей. Только потом наши командиры и матросы образно описывали это «забытое богом» место. Но как бы там ни было, корабли были приняты, успешно доставлены во Владивосток, быстро освоены. Они участвовали в войне с Японией, а после войны, оказав нам практически весьма небольшую помощь, как принятые по ленд-лизу, были возвращены военно-морскому министерству США.
Почему нам требовалось усилить Тихоокеанский флот?
К началу Великой Отечественной войны наша судостроительная промышленность еще не обеспечивала полностью потребностей быстро растущего флота. А когда началась война, мы вынуждены были и вовсе сократить поставки кораблей на Тихий океан, так как отправляли их на воевавший Северный флот. Небольшие суда, которые мы получили весной и летом 1945 года из США, пригодились нам главным образом для высадки десантов в портах и на островах, занятых противником.
В дни Крымской конференции я несколько раз побывал в Севастополе. Кроме поручений, которые мне давались по обеспечению союзных кораблей, стоявших в Северной бухте или доставлявших небольшие грузы в Ялту, я, естественно, имел достаточно времени заниматься своими флотскими делами. Черное море и все побережье уже были очищены от противника, и только нападение с воздуха еще нельзя было полностью исключить, и поэтому средства ПВО держались в повышенной готовности.
Активные боевые действия к тому времени на юге вела только Дунайская флотилия. Переподчиненная теперь Наркомату ВМФ, она с боями продвигалась вверх по Дунаю, тесно взаимодействуя с сухопутными фронтами.
Командующий флотом адмирал Ф.С. Октябрьский после операции лежал в госпитале. Я посетил его.
– Благодатные времена настали, – пошутил Филипп Сергеевич. – Можно полежать в госпитале не только по ранению, но и по болезни. А раньше на разные болячки некогда было обращать внимание…
Мы поговорили о днях минувших и о нынешней жизни флота. Коснулись восстановления Севастополя. Вспомнили, как летом прошлого года он показывал мне единственный сравнительно уцелевший дом – городскую почту. Теперь, в феврале 1945 года, развалин, конечно, все еще было много, но кое-где уже появились жилые островки.
Больного утомлять разговорами не полагается, и мы с начальником штаба флота вице-адмиралом Н.Е. Басистым простились с ним.
Когда вернулись в штаб. Басистый доложил о флотских делах. Докладывал он, как всегда, четко и полно.
С Н.Е. Басистым мы были знакомы давно. Я знал, что ему довелось послужить и в царском флоте. Был простым матросом, в гражданскую командовал кораблями и матросскими отрядами на Волге. Наша первая встреча состоялась в стенах Военно-морской академии. Он уже кончал академический курс, когда я поступил на тот же командный факультет. Это было в 1929 году.
Весной 1937 года нас судьба свела на Пиренейском полуострове: он прибыл туда добровольцем и плавал на одном из эсминцев флота республиканской Испании. «Очень хороший русский товарищ», – говорил про него командир флотилии Висенте Рамирес. Служба на эсминцах была тяжелой, и компанеро руссо в звании капитана де корвета достойно представлял свою Родину, которая послала его «штурмовать далеко море».
Вернувшись из Испании, он служил на Черном море на крейсере «Червона Украина», и я, посетив этот корабль в 1939 году, с удовольствием провел несколько часов, беседуя с И.Е. Басистым и старыми червоноукраинцами. Ведь с этого корабля я неожиданно, буквально с мостика после похода, выехал в Москву, а затем в Испанию.
А потом началась Великая Отечественная война. Басистый командовал соединениями кораблей, участвовал почти во всех боевых операциях черноморцев и в 1944 году с эскадрой вернулся в освобожденный родной Севастополь.
Встречаются люди: совершают большие дела, а стараются остаться незаметными, не выпячивают своих заслуг. Таков был до конца дней своих адмирал Н.Е. Басистый. Мне приходилось наблюдать его в роли командующего эскадрой, начальника штаба флота, командующего флотом, заместителя министра. Везде он работал больше всех, а говорил меньше всех. Басистый и в своей книге воспоминаний «Море и берег» выступает таким. Изображает себя скромным участником боевых походов и десантов, хотя всегда находился в центре событий и брал на себя всю ответственность за их исход.
