Арсен Мартиросян - Заговор маршалов. Британская разведка против СССР
И, наконец, не менее серьезная трансформация этого объективного блокирования интересов Москвы и Вашингтона в попытке установления военно-политического альянса геополитического характера между СССР, Китаем и Японией при отчетливом германо-американском содействии.
…В этой связи особо следует отметить позицию мэра Токио в середине 20-х годов XX века виконта Гото Симпей, проявлявшего значительный интерес к созданию такого военно-политического альянса между СССР, Китаем и Японией, геополитическое острие которого было бы направлено против Британской империи.
Между тем и без того чрезвычайно сложная в политической жизни тогдашней Японии фигура Гото Симпей являлась одновременно и фактором участия в этом закулисном процессе определенных заинтересованных сил в Германии, персонифицировавшихся в К. Хаусхофере и его идеях континентального блока: Гото Симпей и К. Хаусхофер были давно знакомы и поддерживали очень тесные личные и деловые контакты.
Именно они по своим закулисным каналам влияния сдвинули с «мертвой точки» процесс нормализации советско-японских отношений в 1924–1925 гг., что в итоге привело к возобновлению дипломатических отношений между СССР и Японией уже весной 1925 г. Гото Симпей объединил свои усилия с могущественнейшим в закулисной политической жизни Японии главой «Общества Черного Океана», «Великого Общества Национального Духа» и «Общества Черного Дракона» Тояма Мицурой (также близким с К. Хаусхофером), а Карл Хаусхофер дал советским представителям выходы на них и их представителей.[38] Тояма Мицура, тесно связанный в течение долгих лет и с китайским лидером Сунь Ят Сеном, и с основателем Японской компартии Сэном Катаямой, в кооперации с Карлом Хаусхофером стоял также и за кулисами попыток прорыва Москвы в Китай…
На все это накладывалась и откровенно подрывная деятельность Коминтерна в регионе, значительные успехи советской разведки, нередко получавшей, хотя и неофициальную, но достаточно ощутимую помощь американских разведслужб в регионе.
Если предЛокарно, в британском представлении, было призвано в начале нейтрализовать рапалльский фактор в Европе и еще только разворачивавшееся наступление Москвы и Коминтерна (при негласной поддержке Вашингтона) в азиатском регионе, то постЛокарно — это уже совсем иной фон, главными элементами которого были Рапалльский договор 1922 г., Договора об установлении дипломатических отношений с Китаем (1924 г.) и Японией (1925 г.), Договор о ненападении и нейтралитете между СССР и Германией от 24 апреля 1926 г., а также инициированные на их основе попытки формирования тройственного военно-геополитического альянса СССР — Китай — Япония. Все это, по мнению Лондона, создавало колоссальную угрозу британским интересам в регионе.
Собственно говоря, именно этот конгломерат геополитических причин и привел к тому, что Лондон инициировал ту самую англо-германскую секретную конференцию в июне 1926 г. Но какое отношение якобы панславизм и необходимость его ограничения имеют к интересам Англии и Германии на Востоке, где и та и другая собирались осваивать новые экономические области? Ведь именно это фигурировало во втором пункте повестки дня той конференции, и только в самом конце была названа правда: преградить путь именно большевистской (не коммунистической) экспансии, направленной на Турцию, Иран, Индию, Китай. Лондон более всего опасался именно великодержавного подхода Москвы к этим геополитическим проблемам.
Азиатский узел затягивался все туже и туже, особенно в своей дальневосточной части, прежде всего в китайской — именно вследствие этого новым британским послом в Пекин и был назначен уже упоминавшийся Локкер-Лэмпсон. Уже в начале 1927 г. отчаянными усилиями Великобритании удалось добиться резкого осложнения советско-китайских отношений — известное нападение на советское консульство в Китае (организатор не кто иной, как Локкер-Лэмпсон), кровавая резня китайских коммунистов, устроенная Чан Кайши по прямому наущению британской разведки,[39] привела к резкому снижению активности Москвы в регионе.
Одновременно Лондон отчаянно нагнетал антисоветскую истерию по всей Европе — советских послов убивали (Воровского в Варшаве), выгоняли (Раковского из Франции), на полпредства СССР за рубежом осуществлялись вооруженные налеты (на «Ар-кос» в Лондоне, в Китае) и т. д. Вопрос о войне против СССР при активнейшем содействии Великобритании всерьез встал в повестку дня международной жизни. В это же самое время, видя, что Лондон особо увязает в дальневосточных делах, в Париже решили при содействии США попытаться разблокировать пост-локарнский британский ошейник на горле Европы.
В апреле 1927 г. министр иностранных дел Франции, лауреат Нобелевской премии мира Аристид Бриан, над которым вся европейская пресса хохотала в связи с тем, что «у Бриана — пушки торчат из кармана», вдруг предложил государственному секретарю США Фрэнку Кэллогу заключить двусторонний договор о вечной дружбе, запрещающий обращение к войне, как средству решения международных споров. Кэллог почти девять месяцев вынашивал ответ и в конце концов в декабре 1927 г. представил следующее: предложение о заключении многостороннего международного пакта, который в конечном, подписанном 27 августа 1928 г., виде носил название Парижского договора о воспрещении войны в качестве орудия национальной политики и средства урегулирования международных споров (в дипломатической практике коротко его называли Пакт Кэллога — Бриана).
И вот именно в этот момент, на фоне тяжелейшего хлебного кризиса, на фоне всех остальных, не менее тяжелых внешних и внутренних проблем СССР, начальник Генерального штаба Тухачевский выходит со своим неадекватным предложением о 100 тысячах танков. Так в чем же дело? А оно, оказывается, в том, что Тухачевский этим предложением едва ли не копировал провокационные затеи своего только что изгнанного (27.11.27) со всех постов кумира — Троцкого. Более того, именно тогда, в 1927 г., Троцкий завыл о необходимости брать власть в момент, когда враг в 80 км от столицы (повторив тем самым знаменитый лозунг Клемансо еще времен Первой мировой войны), короче говоря, мало всего этого, так ведь еще и одна маленькая деталь в предложении Кэллога сыграла свою серьезную роль. В предложении госсекретаря, а затем и в самом тексте Пакта Кэллога — Бриана никоим образом не были зафиксированы ни механизм контроля, ни санкций, не были определены понятия международной войны, в т. ч. и в связи с национально-освободительными движениями, не были определены понятия интервенции, блокады, военной оккупации чужих территорий и т. д., т. е. ничего, даже без относительной разницы в подходах к этому вопросу у Москвы и у Запада.
На таком фоне сугубо милитаристское предложение Тухачевского, прими его Кремль (а скрыть такую программу было бы нереально), давало бы прямые козыри всему Западу обвинить СССР в развязывании гонки вооружений, а учитывая, что Германия уже была де-факто уравнена в военной сфере со странами-победителями и система военного контроля с нее уже была снята, то это и ей дало бы серьезные козыри развернуть с помощью того же Запада гонку вооружений. Учитывая, что в предложении Кэллога вообще ничего путного для дела мира не предусматривалось, «красный милитаризм» Тухачевского мог спровоцировать тот же Запад на использование вооруженной силы в целях якобы устранения такой милитаристской угрозы, тем более что идейно, в моральном плане Запад готов был разобраться силой с той же Москвой.
И что тогда? Армии еще толковой нет, индустрии нет, хлеба нет, крестьянство жестко выступает против государства, оппозиция агрессивно и методично разворачивается по определенному "боевому плану, международная обстановка накалена до предела — и вооруженное нападение Запада на СССР!
Вот что в себе таило, казалось бы, лишь только внешне неумное предложение начальника Генштаба Тухачевского — даже по количеству вкратце затронутых аспектов очевидно, насколько все было сложно, запутанно и перепутанно. А «Виктор Суворов» здесь со своими военно-арифметическими подсчетами!
Куда легче теперь обстоит дело с предложением от января 1930 г. Вновь демонстрируя, на первый взгляд, полную неадекватность, «стратег» предложил в мирное время создать армию из 260 стрелковых и кавалерийских дивизий, 50 артиллерийских дивизий, 225 пулеметных батальонов, 40 тысяч самолетов и 50 тысяч танков. Половина, если не более, вышеуказанных разъяснений годна и в этом случае, однако же напомним главное из сути положения 1930 г. Ведь это был самый разгар коллективизации, когда подавляющая часть секретарей партийных организаций на местах как по команде перешла к жесточайшему насилию на деревне, откровенно провоцируя гражданскую войну в стране. И вот в такой обстановке «стратег» предложил призвать в армию несколько миллионов до крайности озлобленных крестьян?! Зачем?
