А Артизов - Реабилитация как это было 1953-1956
Берман заслушал доклад каждого следователя, и здесь, на этом совещании, впервые и была дана установка о том, что арестованных можно бить, о том, что протоколы должны быть короткими, что по групповым делам надо включать арестованных в альбом каждого сразу по мере отработки, а не всей группой…
В Минске вскоре началось поголовное битье арестованных. Это распространилось чрезвычайно быстро и широко во всех остальных отделах наркомата».
(Архив Ежова, опись № 13.)
Как было установлено ЦК КП(б) Белоруссии, сотрудник Витебского городского отдела НКВД Коновалов вызывал арестованных и под предлогом сличения подписи арестованного с его подписью в паспорте отбирал у них подписи на чистом листе бумаги, а затем вписывал туда показания, какие сам находил нужным.
Характерно в этом же отношении письмо вновь назначенного начальника Управления НКВД по Орджоникидзевскому краю в НКВД СССР, в котором он сообщает, что произведенной проверкой работы УНКВД установлены серьезные нарушения законности, фальсификация следственных дел, по которым уже состоялись решения о расстреле.
Как указано в письме:
«… В итоге проверки подавляющее большинство дел о широком право-троцкистском подполье в районах распалось, и само существование право-троцкистских организаций в таких районах, как Солдато-Александровский (было 237 арестованных), Изобиленский (92), Шпаковский (28), Старо-Марьевский (44), Ново-Александровский (56) и другие, материалами следствия установить не удалось…
… Что из себя представляют освобожденные из-под стражи. Это в подавляющем большинстве районный и сельский советско-партийный актив, агротехнический персонал земельных органов, колхозов и совхозов».
(Архив Ежова, опись № 13.)
В Челябинской области в связи с наличием большого количества арестованных и желанием форсировать окончание дел «рационализировался» процесс следствия и стали, как говорилось в УНКВД, заготавливать «запасные части». Допрошенный по этому поводу свидетель Пивоваров показал: «Кроме того для ускорения следствия практиковалось изготовление „запасных частей", по существовавшей тогда терминологии. Делалось это так: один протокол, написанный следователем, размножался на машинке (машинисток работало одновременно 11 человек). Копии протоколов только слегка переделывались: переставлялись установочные данные, изменялись обстоятельства вербовки и факты шпионско-диверсионной работы.
Все это „ускоряло" следствие, в результате мы, оперработники, оформляли до 8–10 протоколов, а отдельные работники, как Григорьев, писали до 18 протоколов в один день… Нач. горотдела Чернов на созываемых оперативных совещаниях ставил их в пример, как людей, „действительно умеющих бороться с контрреволюцией"».
(Дело на Лихолет И. Д., л. д. 20.)
Заготовленные таким образом протоколы допросов предъявлялись арестованным и последние под физическим воздействие были вынуждены их подписывать, оговаривая себя и других, зачастую даже незнакомых им людей.
На судебном заседании Военного Трибунала бывший сотрудник УНКВД Брялин показал:
«В комнату № 61 заводили одновременно по 60 человек… ставили их на колени по ту и другую сторону и в таком положении держали арестованных по 5–7 суток, добиваясь признания. Я лично дежурил в комнате 61, находился с арестованными около 7 дней, не давая им вставать… Добиваясь признания от арестованного, брали его за ноги и ставили вниз головой, держали до тех пор, пока не признается…
… Брали из числа арестованных 2–3 здоровых ребят и заставляли их избивать других арестованных».
(Дело на Сердюк М. И., л. д. 24.)
Аналогичные показания дал и ряд других бывших сотрудников УНКВД.
Применялся как метод понуждения и холодный душ, т. е. арестованных, отказывающихся, несмотря на избиение, подписать заранее заготовленные протоколы, отводили прямо в одежде под холодный душ и держали до тех пор, пока они не соглашались подписать.
О «заговорах» в органах НКВД
Массовые незаконные аресты, широкое применение мер физического воздействия к арестованным, фальсификация протоколов допроса и т. д. — все это было делом рук отдельных врагов, пробравшихся в органы НКВД и примазавшихся к ним беспринципных карьеристов, подхалимов, а также результатом создавшейся общей обстановки в стране.
Пресса, радио, плакаты с «ежовыми рукавицами», выступления руководящих работников ориентировали не только коллектив чекистов, но и руководящий состав партийно-советских органов о существовании повсеместно в стране широко разветвленных шпионско-повстанческих и тому подобных организаций и о необходимости проведения всеобъемлющей чистки. Большинство чекистов некритически подходило к этому и верило указаниям Ежова, являвшегося не только наркомом, но и секретарем ЦК ВКП(б). Будучи вовлеченными в отдельные случаи нарушения закона, они затем поддались общему течению и зачастую сами стали проявлять «инициативу» в этом деле.
Следует отметить, что непосредственными участниками применения мер физического воздействия к арестованным стали и многие члены партии, не имеющие никакого отношения к работе органов НКВД.
В период массовых операций, когда скопилось много арестованных, в ряде органов НКВД, особенно в городских и районных аппаратах, одни оперативные сотрудники физически не в состоянии были заполнить даже только анкеты арестованных и тогда им на помощь были привлечены работники вспомогательных аппаратов и по согласованию с партийными органами мобилизованы многие члены партии из других ведомств. Эти прикомандированные участвовали в незаконных арестах, дежурили у арестованных, поставленных в «стойку», а подчас и принимали участие в избиениях. «Психозом» борьбы с правотроцкистскими шпионами, диверсантами и прочими двурушниками были охвачены широкие массы.
Немало было случаев, когда наиболее трезвые сотрудники возмущались незаконностью таких действий, и тогда они сами попадали в тюрьму. Ежов в своей последней речи на суде заявил, что им было арестовано 14.000 чекистов.
После прихода на пост наркомвнудела СССР Берия широкая волна репрессий против чекистов повторилась. Были арестованы за единичными исключениями начальники всех Управлений НКВД, большинство их замов и значительное количество начальников отделов. Во многих краях и областях последовательно арестовали 2–3 состава руководящих работников НКВД.
Преобладающему большинству арестованных чекистов было вменено в вину участие в право-троцкистском блоке и заговоре в органах НКВД.
Ежов арестовывал и обвинял, что они состояли в заговоре с Ягодой. Берия арестовывал и показывал, что ликвидирует заговор, возглавляемый Ежовым, Фриновским и Евдокимовым.
Большинство арестованных чекистов было приговорено к расстрелу, причем эта мера наказания была предварительно согласована с т. Сталиным. Для согласования представлялся список фамилий, без указания существа «имеющихся» материалов.
Ознакомление с рядом дел на бывших чекистов дает основание утверждать, что никакого заговора чекистов в действительности не существовало. Были среди арестованных и враги — правые, эсеры, но организованного заговора среди них не существовало.
Многие из арестованных сотрудников НКВД, особенно это относится к арестам, произведенным Берия, совершили уголовно-наказуемые деяния, нарушали законность и подлежали преданию суду, но не за участие в заговоре. Однако Берия, сам находясь в Грузии, творил такие же беззакония, а кроме того он не хотел подвергать сомнению перед т. Сталиным искусственно созданные заговоры, блоки и разного рода параллельные и резервные центры. Нельзя исключить возможность и того, что главной «виной» арестованных сотрудников НКВД являлось то, что они много знали.
Центральный Комитет партии неоднократно посылал для работы в органы государственной безопасности тысячи наиболее проверенных членов партии. Многих из них Ежов и Берия «сделали врагами» и расстреляли.
Арестованные бывшие сотрудники НКВД избивались особенно жестоко, а дела на них фальсифицировались так же, как и на многих руководящих работников советско-партийного аппарата.
Нарушения советской законности органами прокуратуры в надзоре за следствием в НКВД
Вопиющие нарушения советской законности, массовые аресты ни в чем неповинных людей, жестокие избиения, истязания и пытки арестованных происходили при прямом попустительстве Прокуратуры СССР. Более того, в ряде случаев сами прокуроры являлись прямыми участниками грубейших извращений основ социалистической законности и советского правопорядка.
Все аресты граждан производились, как правило, органами НКВД без санкции прокурора. Конституционное требование о том, что «никто не может быть подвергнут аресту иначе как по постановлению суда или с санкции прокурора» не имело силы.
