Василий Потто - Кавказская война. Том 4. Турецкая война 1828-1829гг.
На следующий день едва отряд миновал деревню Чагондуры, памятную еще недавней стычкой, как двести курдов опять налетели на обоз переселенцев, следовавший за отрядом.
Ударить, схватить, что можно, и ускакать – было делом одного мгновения. Дерзость их была изумительна. Сергеев пустил за ними оба казачьи полка. Курды на отличных лошадях летели, как ветер; но казаки на этот раз не отставали – слишком уж велико было желание у всех нагнать и истребить эту партию. В бешеной погоне, разгоряченные скачкой, казаки неслись все дальше и дальше, не обращая внимания, что делается по сторонам; отряд давно уже скрылся у них из виду; начались горы, балки, овраги, и казаки внезапно были окружены сильной партией. Охваченные со всех сторон, они не устояли, были опрокинуты и жестоко преследуемы курдами. Один офицер, урядник и десять казаков были убиты. На плечах опрокинутой конницы курды налетели на нашу пехоту, но, встреченные залпом в упор, остановились. Тогда казаки в свою очередь насели на курдов и гнали их на протяжении нескольких верст. После этого дела, казалось, можно было рассчитывать по крайней мере на относительное спокойствие; но едва Сергеев вернулся в Арзерум,– курды уже стояли перед Кюли и Хнысом.
Сводный батальон из рот сорок первого егерского и Кабардинского полков, при двух орудиях, расположенный в Кюли, под командой майора Демьяненкова, сделал смелую вылазку и разбил неприятеля наголову. Удачное дело это не стоило бы нам ни одного человека, если бы сотник Князев не повторил ошибки Сергеева: в горячей погоне он попал на засаду, потерял несколько человек убитыми, и на своих плечах опять принес неприятеля к лагерю. Два наездника, не успев вовремя сдержать лошадей, прорвались через цепь и доскакали до самых орудий. Один из них был убит, другой захвачен в плен. От него узнали, что партией предводительствовал брат мушского паши Хуршид-бек, а что сам паша со значительными силами стоит против Хныса. В Хнысе русских войск не было, но жители заперлись в замке и на требование сдачи отвечали решительным отказом. Паша блокировал замок несколько дней, но, узнав о поражении Хуршид-бека, снял блокаду и отошел к Бин-Гелю.
Таким образом, Кыгизская экспедиция вовсе не оправдала тех громких надежд, которые на нее возлагались: курды бесчинствовали по-прежнему.
В таком положении находились дела, когда Паскевич вернулся из своего трапезундского похода и принял на себя успокоение Арзерумского пашалыка. Последние события окончательно показали ему наши отношения к курдам, и так как в измене мушского паши не оставалось уже более никакого сомнения, то он решился изгнать Эмина, и на это место в звание паши возвести Ибрагим-бека, все еще проживавшего при главной квартире. С этого момента дальнейшие действия против курдов происходят уже в пределах Мушского пашалыка и находятся в тесной связи со всеми операциями левого фланга. Но прежде чем перейти к этим событиям, скажем несколько слов о том, что происходило в Баязете со времени отступления ванского паши от города в июне месяце.
С удалением турецких полчищ, опасность, грозившая тогда Баязету, далеко не миновала. Паша, убедившись, что русским войскам в Арзеруме и без него много дела, а баязетский гарнизон остается все в том же малочисленном составе, ослабленный еще потерями первой осады и свирепствовавшей в городе чумою, вновь собрал до тринадцати тысяч курдов и двенадцатого июня появился уже под Диадином.
Нужно сказать, что во все время первой осады ни один неприятельский всадник не показывался в виду этого укрепления, и Диадин, уже привыкший к своей относительной безопасности, тем менее мог думать о нападении теперь, когда не было никаких известий о сборах неприятеля. Двенадцатого числа, как всегда, из крепости выслали на пастьбу всех лошадей и отправили косцов, под прикрытием сорока восьми человек с прапорщиком Римом. Но не прошло и часа после их выхода, как в замок прискакало несколько испуганных армян с известием, что по дороге к Баязету тянется громадная куртинская конница с пушками. Риму тотчас послали приказание возвратиться назад; но он не успел отступить, как часть неприятельской конницы уже обложила крепость, чтобы препятствовать вылазке, а другая часть устремилась на его команду. Табун, испуганный гиком и выстрелами, шарахнулся. Люди, едва сдерживая лошадей, в то же время должны были отбиваться от курдов. Из крепости увидели опасное положение Рима, и поручик Лико с шестьюдесятью охотниками сделал отчаянную вылазку. Ему удалось отогнать курдов от стен и выручить Рима. Неприятель на этот раз дрался не слишком упорно и, удовольствовавшись отгоном двух-трех десятков лошадей, отступил. К вечеру выяснилось, что это был один из боковых отрядов, главные силы ванского паши прошли стороной, и 18 июля уже стояли в двух переходах от Баязета.
Городу на этот раз угрожала опасность серьезная. “Положение Баязета,– говорит Паскевич в письме государю от 3 августа,– становится все более и более затруднительным. Попов доносит мне, что ванский паша опять приблизился к крепости и уже сдвинул передовые наши пикеты. Чума сильнее прежнего свирепствует в рядах гарнизона, стесненное положение которого во время первой блокады было главной причиной распространения этой страшной заразы. Теперь уже нет средств остановить ее, ибо нет возможности прервать сообщения между собой нижних чинов, бессменно находящихся на крепостных стенах в ожидании приступа... Попов не надеется защитить город и думает оборонять только замки, но оставить город нельзя, ибо с занятием его турки отнимут у крепостного гарнизона воду”.
Известие о новой блокаде Баязета совпало в главной квартире как раз с августовскими событиями, когда положение самого Арзерума казалось крайне тревожным. Как ни велика была потребность в войсках, однако на помощь к левому флангу пришлось отправить весь Севастопольский полк, черноморских казаков и четыре орудия. С этим отрядом выехал и новый начальник Баязетского пашалыка генерал-майор Реут, назначенный на место Попова, которому приказано было вступить в командование своей бригадой.
От Арзерума до Алашкерта везде по дорогам было спокойно, но за Алашкертом Реуту начали попадаться уже куртинские партии, и 21 августа, на переходе к монастырю Сурп-Оганес, произошла совершенно случайная стычка.
Верстах в двенадцати от Диадина, если ехать к Евфрату, из-за пологих скатов небольшой горной возвышенности видна гранитная церковь, возле которой теснятся несколько домиков, окруженных глиняной стеной с несколькими башнями и купами старых развесистых деревьев. Это и есть Сурп-Оганесский монастырь – один из замечательнейших памятников старой Армении. Христианские легенды свидетельствуют, что он построен на том самом месте, где святой Григорий-просветитель видел три огненные столпа, сошедшие с неба, и в тех местах, где они упирались в землю, построил три церкви, на расстоянии одна от другой около пяти верст. Поэтому вся местность известна под именем Уч-Килиса, что по-татарски значит “три церкви”. Две из них совершенно разрушились; осталась одна в Сурп-Оганесе, но и та испытала на своем веку много превратностей.
В те отдаленные от нас цветущие времена Армении, когда возник монастырь, он не стоял особняком, как стоит теперь; вблизи него раскидывался большой шестидесятитысячный город Поквап, развалины которого и теперь еще можно видеть на берегу Евфрата. Когда меч Тамерлана прошел по краю и истребил город, страна сделалась пустыней, и брошенная церковь долгое время служила приютом в непогоду для стад, бродивших здесь кочевых народов; впоследствии же, когда из Арзерума через Алашкерт и Диадин легла большая торговая дорога, турки обратили церковь в караван-сарай, и даже теперь еще на внутренних стенах Господнего храма виднеются железные кольца, к которым привязывали вьючных животных. Монастырь восстал из развалин недавно, когда после долгих усилий армянам удалось наконец купить у турецкого правительства право на его возобновление, но он возник далеко уже не в прежнем блеске и величии. Сумрачный храм, почерневшие своды, следы древней живописи, сохранившиеся еще кое-где по закопченным стенам и плафонам, бедные украшения алтаря, и еще более бедная ризница свидетельствовали только о том, что монастырь существовал скудными подаяниями. Из всех сокровищ, наполнявших его во время разгрома, теперь остались только святые мощи, спасенные тогда монахами и хранимые целые столетия в ожидании лучшего будущего.
Еще в Диадине отряд узнал, что монастырь уже несколько дней как блокирует какая-то партия курдов. В то смутное время беспрерывных нашествий, когда неприятель хозяйничал по целому краю, монастырские стены не раз служили надежным убежищем для жителей. И теперь так же в нем укрывалось несколько ближайших деревень, терпеливо выжидая конца тяжелой блокады. Но курды, рассчитавшие верно, что болезненность, неизбежная в монастыре при скученности людей и животных, голод и недостаток помещений, победят в конце концов упорство армян, терпеливо стояли под его стенами, и, в ожидании сдачи, обещавшей им богатую добычу, довольствовались пока лишь тем, что случайно попадало в их руки по большим дорогам.
