Сергей Петров - На берегах реки Ждановки
Существовал и альтернативный проект, не являвшийся, правда, фаворитом; он предусматривал строительство в этом месте стадиона и других спортивных сооружений. В этом случае пространство Тучкова буяна хотели увязать с Петровским островом, соединив их в единый архитектурный ансамбль.
Фрагмент проекта реконструкции территории Тучкова буяна М.Х. Дубинского
Пожалуй, наиболее интересными среди выдвинутых на конкурс проектов явились работы архитекторов И.А. Фомина и М.Х. Дубинского, выполненные в стиле неоклассики. «Дворец Бирона» А. Ринальди в проекте Фомина предполагалось сохранить, а в проекте Дубинского ему не находилось места. Впрочем, организаторы конкурса и не настаивали на обязательном сохранении исторического памятника, если тот будет нарушать архитектурную гармонию.
Чертежи и рисунки проектных работ, дошедшие до нас, подтверждают масштабность замыслов. Несомненно, в случае их реализации набережная от Биржевого до Тучкова моста стала бы центром культурной жизни города.
Скольких лет не хватило для воплощения замыслов в жизнь? Трудно сказать, может быть, лет пяти. Ведь работы над проектами не прекращались и в годы Первой мировой войны, а в печати активно обсуждались плюсы и минусы различных решений.
Революция 1917 года не поставила крест на идее обустройства Тучкова буяна, лишь отодвинула ее. Причем в итоге восторжествовала «спортивная концепция». В рамках этой концепции в 1925 году на Петровском острове строится стадион, а на территории от Кронверка до берега залива, то есть до западной оконечности Петровского острова, запланирован огромный парк площадью более 200 гектаров. Вот что писал по этому поводу один из авторов проекта, главный архитектор Ленинграда Н.В. Баранов: «Парк мощным зеленым стержнем пройдет по центру города. Зона вокруг Петропавловской крепости и вдоль Малой Невы против Биржевой стрелки будет носить пейзажно-регулярный характер. На Мытнинской набережной в ответ ансамблю стрелки Васильевского острова намечено создание парадной предмостовой площади, обрамленной зеленью. Территория парка на Петровском острове носит спортивный характер. Здесь строится новый стадион Судостроителей (авторы Н.В. Баранов, О.И. Гурьев и В.М. Фромзель), который легким ажуром аркад и стройной башней должен отвечать живописности зеленого массива…»
Ломают корпуса Института прикладной химии. Весна 2012 года
Увы, не повезло и этому проекту. В русле «спортивной концепции» построили только «Юбилейный». Но забор Института прикладной химии не позволил даже открыть для прохода набережную от Биржевого до Тучкова моста. Какой уж тут «единый зеленый стержень».
И вот новые планы – «Набережная Европы»! Конечно, лучше чем есть сейчас, но гораздо хуже, чем могло бы быть. Если в проектах 1910-х годов все пространство вокруг Тучкова буяна предполагалось отдать под общественные нужды, то сейчас основная доля построек – элитное жилье. Везде это жилье преследует горожан, как некая дань, которую они почему-то должны платить нынешнему капитализму, отдавая лучшие места своего города не под парки, не под музеи, а под жилье для ограниченного круга лиц!
* * *Когда прибрежная часть Петроградской стороны избавилась от своего не слишком звучного псевдонима Мокруши? Случилось это в начале ХХ века. Засыпали русло Ждановки, проходившее вдоль Александровского проспекта, а также протоки между островами, после чего Тучков буян, а с ним еще три острова стали материком. В это же время несколько подняли уровень окружающих территорий. После проделанных работ риск подтопления стал даже ниже, чем на Каменном или Аптекарском островах.
Перестройка района начала ХХ века – лишь апофеоз борьбы со стихией; болото на Петроградской стороне уничтожалось планомерно с момента возникновения города. Считается, что с каждым поколением культурный слой увеличивается на двадцать пять сантиметров. В Петербурге за триста лет его истории сменилось уже пять поколений, а стало быть, уровень города поднялся на метр с лишним. Но это естественный прирост, а ведь город поднимался и искусственно, да еще как: засыпались низкие прибрежные места, поднимался уровень набережных. В итоге незначительные наводнения, коих в истории города было большинство, теперь Петербургу не страшны. В петровские времена каждое наводнение несло ущерб, а сейчас – нет! Ныне это чаще всего факт, о котором сообщили СМИ, – не больше.
10 января 2007 года, когда случилось очередное крупное, 302-е по счету наводнение в Петербурге, автор этих строк специально проехал на машине почти по всем потенциально опасным местам и убедился, что Карповка вышла из берегов, залив проезжую часть близ Ботанического сада; Каменный остров подтопило, Васильевский – тоже, а Мокруши стояли сухие. Никто теперь и не вспомнит того крестьянина, что в XVIII веке провалился на деревянных мостках Большого проспекта.
Так что не случайно слово «Мокруши» вышло из употребления, в память о нем остались лишь не засыхающие лужи в наиболее низких местах, таких как сквер напротив Князь-Владимирского собора. Да и те исчезли после реконструкции и подсыпки сквера в 2005 году.
Спас страны Колтовской
О жизни «страны Колтовской» можно было безошибочно судить по ее главной святыне – церкви Преображения Господня, располагавшейся в окончании Большой Спасской улицы и именовавшейся в народе Спасом Колтовским. По церквям вообще тогда определяли, как живет та или иная сторона, богаты ли ее жители, много ли прихожан и пожертвований.
Если церковь каменная, хорошо справлен дом причта церковного – район, как правило, развит, а прихожане высокородны и богаты; если церковь деревянная, а дом причта не дом, а обветшавшая изба в три окна – район бедный, малонаселенный. В этом смысле не был исключением и Колтовской Спас, неоднократно менявший свой облик.
В конце XVIII и первой половине XIX века промышленности в районе Ждановки практически не существовало, отставные чиновники, составлявшие, по словам писателя В. Крестовского, основную массу населения Колтовской слободы, крупных пожертвований не делали, поэтому стояла в некотором отдалении от Малой Невки деревянная обветшавшая церковь, заливаемая осенними наводнениями и заметаемая зимними снегами. За церковью на пустыре, где позже разместится завод «Вулкан», находился вечно требовавший ремонта домик причта церковного.
Во второй половине XIX века Колтовская слобода менялась, в устье Ждановки и на Петровском острове появлялись крупные предприятия, а при них фабриканты и обеспеченный рабочий люд, и, как следствие, – менялась и перестраивалась церковь. Это уже была не деревянная, обветшавшая церквушка, а пятикупольный величественный храм; вместо избы причта – несколько вновь выстроенных красивых домов. Окончание Большой Спасской улицы, где стоял храм, в это время являлось украшением всей Колтовской слободы.
В 1930-х годах Спас Колтовской взорвут, и с ним исчезнет «страна Колтовская», превратившись в безымянную окраину сначала Приморского, а потом Ждановского района.
Начиналась же история храма Преображения Господня в самом начале XVIII века. В 1711 году дислоцировался в этом месте гарнизонный Колтовской полк. При нем по традиции того времени организовали походную церковь. Определили и причт для полковой церкви: два священника, дьякон, дьячки и просвирня. Штат для провинциальной церкви не такой уж маленький, что, видимо, объяснялось большим количеством треб.
Первым священником, о котором упоминает история, был «пришлый из Галича поп Симеон Иванов». Тому, что священник оказался «пришлым», удивляться не стоит: в молодой российской столице «своих» и не могло быть. Богослужения в походном храме начались в Великий пост 1722 года, но поскольку Колтовская слобода разрасталась, и регулярные службы требовались уже не только военным, но и гражданским лицам, проживавшим поблизости, в 1726 году освятили место для новой деревянной церкви. Вновь построенная и освященная во имя Преображения Господня церковь приняла верующих в 1727 году. Гарнизонный полк в это время уже переименовали в Невский пехотный полк, однако церковь, как и всю слободу в обиходе, продолжали называть Колтовскими – по имени первого командира Колтовского полка.
Преображенская церковь в Колтовской. Фото К. Шульца. 1890-е годы
Почти стихийно возле церкви возникло и кладбище. Сначала хоронили местных, затем «умерших под следствием» в располагавшейся поблизости Тайной канцелярии. Историк А.Б. Богданов в небольшой, но очень содержательной работе «Колтовская слобода» приводит список умученных в застенках Канцелярии и похороненных при Колтовской церкви. Называются имена основателя и первого настоятеля Саровской пустыни 84-летнего иеросхимонаха Иоанна (1736 год), монахини Серафимы Андреевой (1745 год), колодников Семена Милова, Ефрема Журавлева, Ивана Назарова, Петра Калачева, Ивана Андреева и др. Особенно много жертв Тайной канцелярии схоронили в 1752 году. Это при том, что специальным Указом запрещалось погребать тела умерших в городской черте. Но в осеннее и зимнее время, когда дороги покрывались непроходимой грязью или заметались непролазными сугробами, отвозить тела умерших куда-либо просто не представлялось возможным. Так и хоронили на Колтовском кладбище в нарушение Указа вплоть до 1770-х годов.
