Владимир Грусланов - Шпага Суворова
Он на днях окончил военное училище, получил звание лейтенанта и собирался навестить своих родных перед отъездом в часть.
У него в руках лежала книга. На обложке выделялась крупная надпись: "Суворов". В книге рассказывалось об итальянском походе полководца.
Юноша оказался большим почитателем Суворова.
- Наш преподаватель военной истории, - сказал он, волнуясь, настоящий поэт. Лекции о Суворове читал так, словно пел гимн русскому оружию. Да и как не любить этого чудо-богатыря! Держать в руках оружие пятьдесят лет! Командовать дивизиями, корпусами, армиями - и не проиграть ни одного сражения, ни одной битвы! "Я баталий не проигрывал!" - говорил Суворов о себе. И это верно. Ни одного проигранного сражения.
Измайлов слушал горячие слова лейтенанта. Очевидно, содержание книги захватило молодого офицера, и он нуждался в том, чтобы поделиться с кем-нибудь своим впечатлением.
Перелистывая книгу, лейтенант продолжал:
- Его жизнь, его подвиги - это образец служения Родине. О нем нельзя вспоминать без волнения. "Докажи на деле, что ты русский", - говорил он своим солдатам, и те понимали его.
На перрон вокзала вошла небольшая воинская команда, вероятно, почетный караул для встречи или проводов кого-либо из гостей.
Впереди шли два горниста, в руках у них сверкали на солнце серебряные трубы.
Лейтенант Павлов встал и с интересом посмотрел на солдат.
Увидев трубы, Измайлов вспомнил об эпизоде, связанном с началом боевой деятельности Суворова.
Когда команда скрылась за вагонами, он спросил своего собеседника:
- Хотите послушать историю из жизни Суворова?
- Конечно, хочу! Расскажите, прошу вас! - быстро отозвался лейтенант.
- Знаете ли вы, что за воинские подвиги не всегда награждались только медалями, орденами или золотым оружием? Лет сто семьдесят, сто восемьдесят тому назад награды бывали самые различные, - сказал с хитроватой улыбкой Измайлов. - Например, за победу под Крупчицами Суворова наградили тремя пушками. За разгром турок под Кинбурном - пером в виде плоской золотой пластинки. Суворов прикрепил его к своей шляпе-треуголке. Оно было украшено большой буквой "К" из алмазов - в честь его смелой до дерзости победы над грозным, многочисленным и опытным врагом.
Однажды Суворов получил в награду за успешно проведенную военную кампанию золотую табакерку, осыпанную бриллиантами.
Подали состав. Вместе с лейтенантом Измайлов поднялся со скамьи и вошел в вагон.
Поезд быстро пошел. В открытые окна врывался свежий ветер, напоенный лесными ароматами.
- Вы обещали рассказать о необычайных наградах за военные подвиги, напомнил лейтенант.
До станции, куда они оба направлялись, было еще далеко. Чтобы скоротать путь, Измайлов продолжил свой рассказ.
"В тысяча семьсот пятьдесят седьмом году, когда шла война с прусским королем Фридрихом, Суворов прибыл к русской армии.
В августе тысяча семьсот пятьдесят девятого года он впервые присутствовал при сражении. Перед ним разворачивалась известная в истории битва под Кунерсдорфом.
Русские разбили Фридриха. Его войска в беспорядке бежали. Судьба Пруссии находилась в руках командующего русской армией Салтыкова.
В этой битве Суворов еще не командовал частью. Он находился при штабе, а потому имел возможность воспринимать происходящее критически.
Когда после кунерсдорфской победы Салтыков остался стоять на месте и даже не послал казаков для преследования бегущего неприятеля, Суворов сказал корпусному генералу Фермору: "На месте главнокомандующего я бы сейчас пошел на Берлин!"
Этого как раз и боялся Фридрих!
После разных передвижений большая часть русских войск ушла на зимние квартиры.
А на Берлин был предпринят смелый поход.
Перед корпусом, которым командовал генерал Чернышев, стояла задача захватить столицу прусского короля, уничтожить в ней арсенал, пороховые мельницы, запасы оружия, амуниции и продовольствия.
В передовом отряде в четыре тысячи человек на Берлин шел и молодой Суворов.
В начале сентября тысяча семьсот шестидесятого года отряд подошел к Берлину. Начался артиллерийский обстрел.
Командир отряда, тайный сторонник прусского короля, Тотлебен не спешил. Он всячески затягивал приказ о штурме и повел нескончаемые переговоры с комендантом Берлина об условиях сдачи крепости. Солдаты роптали: "Двести верст отмахали без отдыха, а теперь - вас ист дас, кислый квас - стоим на месте!" Офицеры тоже возмущались.
Наконец, под сильным нажимом офицеров, Тотлебен выделил по триста гренадеров на штурм двух ворот крепости.
- Как же так! В крепости десять ворот, а штурмовать будем только двое из них! - ничего не понимая, возмущались одни.
- Свояк свояка видит издалека. Фридриху на руку играет, - роптали другие.
- Измена! - шептали втихомолку третьи.
Возмущавшимся офицерам Суворов с хитрой усмешкой предложил:
- Что ворота считать? Мы русские. Откроем двое ворот - узнаем, кто за десятью сидит. На штурм! - и схватился за рукоять палаша.
Русские войска рвались в бой.
Тотлебен не мог остановить их.
И штурм двух ворот первоклассной по тем временам крепости Берлина начался.
Горстка храбрецов ворвалась в город, но, не получив от Тотлебена поддержки, ушла обратно.
Через три дня подоспел, наконец, вспомогательный корпус. Штурм крепости решили возобновить.
Предупрежденный об этом шпионами, комендант города прислал своего представителя для переговоров о сдаче.
Утром русские войска вступили в Берлин.
По запруженным народом улицам столицы надменного прусского короля двигались архангелогородские драгуны, малороссийские гренадеры, гусары Молдавского и Сербского полков.
Уланов Санкт-Петербургского полка сменяли эскадроны тяжелой кавалерии кирасир, а за ними двигались с лихими песнями на устах, с присвистом и молодецкими выкриками пехотинцы: апшеронцы, суздальцы, муромцы, кексгольмцы, киевляне, выборжцы, москвичи и многие, многие другие.
Их не удержали ни тяжелый походный марш, ни крепостные стены, ни хитрые вражеские замыслы. Бесконечной лентой, могучие, шли они неудержимой лавиной, словно хотели всем своим видом сказать: "Горе вам, поднявшим на нас оружие".
За пехотой грохотали тяжелыми колесами пушек и зарядных ящиков артиллеристы полковника Маслова и подполковников Глебова и Лаврова, заливались широкой, как безбрежная степь, песней донские казачьи полки Туроверова, Попова, Дьячкина. В синих мундирах, в синих шароварах с красными лампасами, с длинными пиками в руках, на низкорослых быстроногих донских лошадках - они повергали берлинцев в трепет.
- Степное войско, - боязливо шептали жители столицы, глядя на невиданных пришельцев. Те шли, приветливо улыбаясь, будто встретили старых знакомых.
Члены берлинского магистрата поднесли русскому командованию старинные ключи от ворот города.
Полки, участвовавшие в походе на Берлин, были награждены серебряными трубами, очень похожими на те, которые мы недавно видели у горнистов воинской части на перроне вокзала..."
Рассказ Измайлова захватил лейтенанта.
Особенно заинтересовала его награда полков серебряными трубами.
- Это же замечательно! - восхищался молодой офицер. - Но почему трубами? Ведь есть же причина этому?
- Да, есть! - сказал Измайлов.
- Какая?
- Вы читали "Слово о полку Игореве"?
- И не один раз.
В Новеграде трубы громкие трубят,
Во Путивле стяги бранные стоят!
помните?
- Совершенно верно. Помню! - ответил лейтенант.
- Звуком трубы управляли войсками во время боя. Так почему же нельзя награждать трубами за воинские подвиги?
Юноша пристально глядел на Измайлова. Он не замечал ни остановок, ни того, что рассказ о трубах заинтересовал пассажиров вагона.
- ...Только не думайте, что полки сразу получили готовенькие серебряные трубы и сыграли на них зорю. Нет! - говорил Измайлов. Командирам дали контрибуционные деньги в серебряных талерах и предложили перелить монеты на трубы.
Полки стояли на зимних квартирах.
Казначеи отсчитали нужное количество талеров и отправили полковых представителей с заказами на серебряные трубы.
Доверенные от полков поехали - кто в Дрезден, кто в Данциг, а кто в Кенигсберг, где уже несколько лет находился русский генерал-губернатор Василий Иванович Суворов, отец будущего полководца.
Доверенные старались. Они хотели, чтобы Апшеронский пехотный полк имел трубы, совсем не похожие на те, что изготовляли для Невского полка. А трубы Выборгского - своей чеканкой, художественным орнаментом, позолотой и украшениями из дорогих камней - отличались от труб Санкт-Петербургского конно-гренадерского полка.
Мастера изготовили около пятидесяти сверкающих серебром труб, украшенных гравированными надписями, гербами и орнаментом из барабанов, пушек, знамен, кирас, литавр и оружия, перевитых дубовыми и лавровыми ветвями и лентами.
