Владимир Соловьев - Древние славяне. Таинственные и увлекательные истории о славянском мире. I-X века
Победа Перуна над Велесом не была полным триумфом громовержца, так как если они схлестнулись из-за Мокоши, верховному восточнославянскому божеству так и не удалось отбить ее у соперника, что показывает: возможности этого властелина были не беспредельны и, в чем-то торжествуя и добиваясь преимущества, в другом он был вынужден уступать таким менее сильным, но более изворотливым противникам, как, например, «скотий бог» Велес.
Деревянный идол Велеса был не менее распространен у восточных славян, чем истукан в честь Перуна, но, как именно выглядел, что собой представлял, сейчас неизвестно. Ставился он, как правило, в низинах или на ровных местах.
По преданию, на земле Велес изредка показывался в образе того или иного животного (есть, например, сведения о змеевидном обличье, которое он любил принимать), а его небесные чертоги (владения) – «звериные» созвездия – Большая и Малая Медведицы и другие.
Как следует из мифов, Велес претерпевает довольно сложные метаморфозы, по-видимому параллельные динамике общественного развития восточных славян: сначала он – божество, которое как бы стоит над лешими, и в его ведении находится все лесное зверье; затем Велес «востребован» как покровитель скота; позднее – как бог богатства и золотого тельца. Наиболее контрастные его трансформации – это образ «чахнущего над златом» заядлого женолюба и похитителя молодых красавиц Кощея Бессмертного и уже христианская ипостась святого Власия, к которому апеллируют, прося защиты от сглаза, порчи и падежа домашних животных.
Видный отечественный историк и археолог XX века академик Борис Александрович Рыбаков пришел к выводу, что в Велеса вселялся дух убитого медведя. Поскольку косолапый считался у восточных славян священным зверем, убить его означало навлечь на себя и сородичей беду. Поэтому, умертвив медведя, русы непременно просили у него прощения и, дабы задобрить, спешили принести искупительную жертву. В то же время, в отличие от почитающих корову индусов, которым древняя религия строго запрещает есть говядину, русичи в исключительных случаях отваживались отведать кусочек-другой медвежатины, причем делали это не для утоления голода, а в ритуальных целях, надеясь таким образом перенять силу могучего зверя. Кроме того, с медведем были связаны представления о быстром и чудесном излечении: съевший его сердце будто бы избавлялся от любых хворей и недугов, а с помощью окуривания медвежьей шерстью изгоняли лихорадку, снимали стресс; отвар из медвежатины, как верили, исцелял от болезней сердца; медвежье сало предохраняло от обморожений, ревматизма, радикулита, прострелов, а намазанное на лоб, укрепляло память. Коготь и шерсть животного оберегали от сглаза и порчи.
Несмотря на то что мяса в медвежьей туше было много – хватило бы накормить не одну семью, ее, так больше и не тронув, предавали земле, совершая погребальный обряд со всеми положенными почестями.
Иногда русы позволяли себе не съесть заветный кусок медвежатины, а отрезать у мертвого зверя голову или лапу, так как, по поверьям, они обладали магическим свойством оберегать домашний скот от болезней и защищать его от хищников. Со временем, правда, такой обычай был искоренен, потому что желание обрести спасительный талисман в нарушение всех заклятий оборачивалось повальным истреблением медведей. Тогда вместо настоящих голов и лап пошли в ход искусственные, выделанные из дерева или бронзы. Их называли «скотьим богом» и помещали в хлеву или на столбе загона с домашними животными.
Истинное имя зверя – бер – вслух не произносили, прибегая к иносказательным обозначениям: медведь, косолапый, мишка, топтыгин и т. д. Однако слово «берлога» все же выдает настоящее имя хозяина леса, раскладываясь на две составляющие: логово бера.
Восточные славяне почитали бера за силу и находили в этом животном сходство с человеком: он может ходить на задних лапах, есть и мясо, и растительную пищу, любит лакомиться медом (отсюда медведь, или медоед) и малиной. У него человечьи ступни и пальцы, если снять с медведя шкуру (освежевать), то он выглядит совсем как человек. Охотники замечали, что и на медведя, и на незнакомых людей собака лает одинаково, не так, как на другие живые существа. Все это послужило причиной особого отношения древних русов к беру. Они считали, что когда-то он был человеком, но потом превратился в зверя. Позднее, уже в христианские времена, медвежий культ не исчез. В косолапом и теперь продолжали находить нечто общее с людьми. Так, его залегание с наступлением зимы в берлогу, когда он практически обходился без пищи, расценивалось как своеобразный пост.
Нет ничего удивительного в том, что популярного «скотьего бога» Велеса славяне постепенно стали чаще всего наделять чертами медведя, и изображение этого божества со временем получило воплощение именно в виде бера.
С медвежьими чарами восточные славяне связывали гарантированное прибавление в семье и приплод у коров, овец, коз, свиней. Народная фантазия допускала брачные союзы между зверем и человеком, идущие во благу потомству, поскольку в результате якобы рождались дети, обладающие редкой богатырской силой. Так, в фольклорных произведениях шестилетний ребенок, полумедведь-получеловек, легко с корнем выворачивал из земли огромный дуб.
Был у восточных славян и жестокий обычай «медвежьей свадьбы»: если косолапый, не находя пропитания в лесу, начинал наведываться в ближайшую деревню и задирал то телку, то барана, то лошадь, суеверные русичи принимали решение умаслить зверя подношением ему пригожей красной девицы, на которую выпадет жребий. Несчастную в наряде невесты отводили к медвежьему логову, накрепко привязывали к дереву и, испросив прощения (дескать, ничего личного), оставляли, чтобы она «ублажила» лютого зверя. Потом на этом месте обычно находили лишь кости, красноречиво свидетельствующие о том, чем кончилась «медвежья свадьба».
С домом и дружиной
Если верить полулегендарным сведениям, содержащимся в Несторовой летописи, восточные славяне и другие племена, жившие по берегам озера Ильмень и по рекам Ловать, Волхов, Мета, Молога, очень страдали из-за того, что их старейшины вступили между собой в острое соперничество. Каждый из них хотел быть первым и главным и не желал уступать другому. Эти междоусобицы и раздоры продолжались так долго и так всем надоели, что было в конце концов решено пригласить на княжение кого-нибудь из соседней Скандинавии. Жившие там норманны, или, как называли их в восточнославянских землях, варяги, славились своей отвагой, воинским искусством, высокой организованностью. Было известно также, что они охотно нанимаются на службу в другие страны, если она хорошо оплачивается.
В. Васнецов. Варяги. 1909
Ходила, правда, о скандинавах недобрая, но справедливая молва как о дерзких морских пиратах, сочетавших разбой с торговлей. Они передвигались на крупных парусных судах и весельных лодках и совершали грабительские рейды на приморские и приречные города Европы и Азии.
Шлезвигский историк Харм Паульсен даже считает варягов «изобретателями блицкрига» – молниеносной войны, поскольку они первыми стали практиковать внезапные и жестокие нападения и, применяя эту откровенно бандитскую тактику, разграбили и сожгли Севилью, громили Париж и Гамбург, атаковали Константинополь.
И все же выбор ильменских славян (словен) был сделан в пользу воинственных норманнов. Вероятно, здесь сыграли свою роль давние связи, установившиеся между восточнославянскими племенами и скандинавами. Важной торговой артерией, соединявшей земли славян с богатой и могущественной Византией – великой державой тогдашнего мира, был древний путь «из варяг в греки»: из Балтийского моря в Черное. И обычно надежную охрану купеческих караванов несли наемные варяжские воины. Из летописи можно понять, что вознаграждение за эти услуги они получали данью. Так что ясно, почему после тщетных поисков достойного вождя среди своих соплеменников и соседних народов – еми, води и прочих – словене вместе с дружественными им чудью, весью и кривичами решили отправить посольство именно на берега Балтийского моря, к норманнам. Прибыв на место, послы будто бы сказали варяжским князьям так: «Земля наша велика и богата, а порядка в ней нет: идите княжить и владеть нами». Те откликнулись на этот заманчивый призыв, и вскоре скандинавский военный предводитель Рюрик прибыл со своей дружиной в город Новгород и начал там княжить. Произошло это в 862 году.
Вот как случилось, что у истоков будущего государства Новгородско-Киевская Русь оказались варяги. Норманнского происхождения был не только Рюрик, но и следующие за ним князья Олег, Игорь и княгиня Ольга. Их имена звучали весьма странно для славянского уха, но были вполне обычными в Скандинавии.
Согласно летописной традиции, с Рюриком пришли два его брата – Синеус и Трувор. Однако сегодня большинство историков признают их вымышленными персонажами, появившимися на свет в результате неверного прочтения скандинавской хроники. В ее тексте говорится, что Рюрик прибыл «сине хус трувор». Это было понято как имена собственные: «Синеус» и «Трувор». На самом же деле «сине хус трувор» на древнешведском означает «с домом и дружиной» или, по другой версии, «с верной дружиной».
